Голубые солдаты

Мы переехали в Краснодар. Сыновья наши быстро росли. В семье, конечно, не обходилось без маленьких огорчений, но радостей и согласия было больше, чем огорчений…

После окончания средней школы Евгений поступил в химико-технологический институт. Младший, Геня, учился в школе, а Валентин, подготовившись за семь классов, сдал приемные экзамены и был принят в учебный комбинат Ростсельмаша, на отделение инструментальщиков, где работал и учился. Жил он не с нами, в Ростове.

Как-то в середине лета Валя приехал к нам в Краснодар. Все, разумеется, рады его приезду. Мать старается его подкормить, братья не отходят от него — соскучились. А Валентин непохож на прежнего, будто подменили его. Нет в нем былой веселости, живости, ходит скучный, старается уединиться. Уйдет с утра на Кубань. вернется только к вечеру.

Причина его угнетенного состояния вскоре выяснилась. Мне-то он побоялся сказать, а матери и старшему брату признался, что бросил учебный комбинат. Подбил его один парень поехать на работу в совхоз мастером-инструментальщиком. Валя загорелся: наконец-то до «самостоятельной» работы дорвался! Проработал он в совхозе немногим больше двух месяцев, потом начались у него там какие-то недоразумения, неполадки. Хотел было вернуться в Ростов продолжать учебу в комбинате, а его уже отчислили оттуда. Вот он и подался домой, не зная, как быть и что делать дальше.

Женя, услышав его покаяние, возмутился:

— Какой же ты комсомолец после этого? Ни дисциплины, ни порядка. Надо же придумать такое: сбежать из училища! Позор!

Валя побледнел.

— Я не сбежал. Заявление там мое есть: просил, чтоб отпустили. Хотелось на работе себя показать. Но теперь вижу: совершил ошибку.

— Глупость это несусветная, а не ошибка, — бросил Женя.

— Пусть даже глупость, — покорно согласился Валентин и, помолчав немного, добавил с огорчением: — Но я не думал, что станешь хлестать меня так. Рассчитывал на твою помощь и поддержку. Все выложил тебе начистоту, а ты…

Он умолк, отвернулся.

Женя почувствовал, как остывает гнев.

— Да ты, пожалуй, прав, — кивнул он. — Возмущаться и отчитывать, конечно, легче, чем помочь. Но вот как помочь тебе? По-моему, ты должен рассказать обо всем отцу. А потом тебе надо как-то искупить свою вину. Так ведь?

— Так!

— Хочешь, я поговорю с отцом, если ты не решаешься? — предложил Женя.

Валентин протестующе мотнул головой.

— Нет, я сам…

Об этом разговоре между братьями я узнал от Гели. Горько и обидно стало мне, что Валентин не откровенен со мной, хуже того — боится меня. Но виду, что мне уже все известно, я не подал, решил подождать, пока Валентин сам поговорит со мной.

В тот день после обеда я лег немного отдохнуть, лежал, а сам прислушивался к шагам на террасе, ждал, что на пороге вот-вот появится Валентин.

Мои ожидания оказались ненапрасными.

Вошел Валентин, остановился у двери.

— Папа, мне обязательно нужно поговорить с тобой, — произнес он негромко, но твердо, не пряча от меня глаза.

— О чем же это? — спросил я, выжидательно глядя на него.

И Валентин поведал мне неприятную историю, приключившуюся с ним. Нелегко было ему рассказывать. Голос его то и дело срывался от волнения, но лицу катились крупные капли пота.

— Я очень виноват перед всеми вами, — сказал он в заключение. — Мне стыдно и горько за свой необдуманный и опрометчивый шаг.

— Да, дело действительно серьезное! — проговорил я после долгой и, видимо, очень мучительной для Валентина паузы. — Ты виноват не только перед нами. Ты запятнал комсомольскую честь…

Валентин опустил голову.

— Я понимаю, папа! Об одном прошу: прости меня! Я сделаю все, чтобы смыть с себя позорное пятно.

Прошло недели две.

Однажды после вечернего чая Валентин снова заглянул ко мне в комнату.

— К тебе можно, папа?

— Опять что-нибудь случилось? — спросил я.

— Нет, нет, — улыбнулся Валентин. — Хочу посоветоваться. Работа нашлась, не могу без дела сидеть… — И он рассказал, что встретился на пристани с одним знакомым из Ростова и что тот уговорил его поступить учеником механика на пароход.

— А не сбежишь ли ты и с парохода, как с комбината? — спросил я колко.

Мои слова задели Валентина за живое.

— Значит, ты не веришь мне? А вот я докажу, что стану хорошим моряком.

— Что же, собственно, привлекает тебя в профессии моряка?

— Все! — выпалил Валентин. — Это смелые, отважные, сильные люди. И жизнь у них интересная. Плавают по всем морям и океанам, в далеких странах бывают.

— Но ведь они не туристами плавают, — напомнил я. — Труд моряка тяжел, сопряжен с опасностями.

— Знаю, — кивнул Валентин. — Я уже все обдумал и ничего не боюсь. И потом ведь я не палубным матросом буду, а при машинах.

Мы не заметили, что в саду, у раскрытого окна моей комнаты стоял Женя. Он слышал наш разговор и неожиданно для меня и Валентина, усевшись на подоконник, сказал:

— Я, например, одобряю выбор Вали. Думаю, что ты, папа, разрешишь ему учиться на судомеханика.

Валентин благодарно улыбнулся брату за поддержку и снова просительно обратился ко мне:

— Ну, так как, папа?

— Обсудим все на семейном совете, тогда видно будет! — ответил я.

Через неделю Валентин снова отправился в Ростов-на-Дону и поступил учеником механика на каботажное судно «Талла». Это был незавидный пароходишко — старый, облупленный, с хриплым гудком, В дальние страны он, разумеется, не плавал, а ходил только в порты Азовского моря и крымского побережья. Но Валя был счастлив; ему очень хотелось хорошей работой оправдать себя в наших глазах.

Геля сердилась на меня за то, что я отпустил его в море.

— Можно было бы получше и, главное, поспокойнее устроить судьбу нашего мальчика! — сказала она мне с упреком, когда Валентин написал нам о своем зачислении в команду «Таллы». — Не зря ведь говорят: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Теперь я все время буду волноваться о Вале…

Волновался, конечно, и я, но скрывал от нее свои тревоги и опасения. Знал, что Валентину будет трудно, и в то же время считал, что суровая жизненная школа при его беспокойном характере пойдет ему на пользу. Валя выносливый, настойчивый и волевой юноша, и поэтому меня не оставляла уверенность в том, что он сумеет найти свое место в жизни.

Я не ошибся. Как ни тяжело бывало порой Валентину, он ни разу не подумал списаться на берег и работал на новом месте с увлечением, брался за любую, даже самую черную работу. Заменял кочегаров, вместе с матросами драил палубу шваброй, но основное рабочее время проводил у машин и, как неплохой слесарь, помогал машинистам в текущем ремонте двигателей. Старший механик по достоинству оценил его пытливость, старательность и рабочую сметку и постепенно стал поручать ему работу машиниста. В следующую навигацию Валентин уже плавал третьим механиком, хотя в ту пору ему было всего шестнадцать лет…

С нетерпением все мы ждали его приезда на первую побывку. И вот он появился перед нами — с сундучком, в котором лежали подарки для всех: матери — шкатулка, оклеенная ракушками, мне — термос, старшему брату — книга Грина «Алые паруса», младшему — «матросский» нож. Честно говоря, это был обыкновенный перочинный нож, но стоило Валентину сказать, что нож матросский, как он сразу приобрел в глазах Гени новые, неоценимые качества.

Рассказам не было конца. Геня не отходил от нашего «морского волка». Еще бы! Валентин был участником таких необыкновенных приключений!..

Как-то ночью «Талла» стояла у берега. На большом судне, шедшем в это время по реке, неожиданно лопнула цепь рулевого управления. Вильнув в сторону, судно со всего хода наскочило на маленькую «Таллу», и та сразу начала тонуть. Изо всей команды в момент аварии на «Талле» были только Валентин и двое матросов, остальные ночевали в городе.

Спасаясь от духоты, Валентин перебрался спать из кубрика на палубу. Очнулся он уже в воде, куда его сбросило сильным ударом. Валя обо что-то расшиб себе голову и едва не захлебнулся. Вынырнул на поверхность и увидел, что «Таллы» нет: она лежала на дне, и только ее труба и мачты торчали из воды. Кругом тьма, какой-то грохот, мечущиеся по волнам блики отраженных береговых огней. Валентин закричал. Его тотчас же заметили с судна, потопившего «Таллу», вытащили на палубу. И тут он вдруг вспомнил, что в кубрике «Таллы» остались два матроса — его товарищи. Забыв о голове, не раздумывая, он тотчас же ринулся за борт, добрался под водой до кубрика «Таллы», из последних сил схватил одного матроса, потерявшего сознание, и выплыл с ним на поверхность; затем, немного отдышавшись, снова нырнул и вытащил тело второго матроса, убитого при столкновении пароходов…