Черное солнце Афганистана

Александр опешил. За что? Почему?

Однако он не растерялся. Раздумывать было некогда. И отреагировал молниеносно. От третьего удара ловко увернулся и в ответ ударил в стычка, как говорят боксеры, прямым встречным.

— А-а! — глухо завопил один из нападавших и, прижимая ладони к лицу, отвалил в сторону.

Оставалось их еще много.

По нашивкам определил — напали на него старшекурсники. Другие курсанты, с младших курсов, не вмешивались и, делая вид, что не замечают драки, торопливо проходили дальше. А Ляшко и Колышев все еще были на проходной и ничего не видели.

Выяснять причину нападения Александру было некогда. Да его никто бы и не стал слушать. Надо было, как говорили ребята еще в родной Ломовке, быстро и достойно «отмахиваться». Другие аргументы сейчас не принимались. И Александр ловко и вполне «результативно» орудовал кулаками. Отвалили еще двое, а третий, тихо матерясь, уползал в сторону.

— Отставить!

Резкий и властный голос заставил нападавших опустить руки. Но от Беляка они не отступили. Голос принадлежал не офицеру, не командиру, ибо в таком случае все бросились бы в разные стороны.

— Отставить, я сказал!

Александр узнал старшекурсника Витюню по кличке «Жиган». Меж курсантами ходил слух, что он связан с блатным миром и дружен с ворами в законе, которые «крышуют» город. Был Жиган парнем рослым, крепким, заядлым драчуном и местным «авторитетом». Его побаивались и сторонились.

— Санька, это ты? — спросил Жиган.

— Ну, я! — ответил Беляк, готовый в любой миг отразить нападение.

— Что за базар? — спросил Витюня.

— Так надо, Жиган! — твердо ответил один старшекурсник, видимо тот, кто организовал нападение.

— Не темни!

— За дело!

— Санька, ты виноват перед ребятами? — этот вопрос Витюня задал Беляку.

— Ни в чем не виноват! — выпалил Александр. — Напали, как шпана, из-за угла!

— А за шпану еще ответишь! — погрозил главный заводила.

— Санька мой кореш! — объявил Жиган и встал с ним рядом. — Кто его тронет, тот будет иметь дело со мной! Ясно я сказал?

— Ну, ясно, Жиган…

— Так почему базар? — снова спросил Витюня.

— Он на танцах стал кадрить Лидку, а на нее давно глаз положил Серый, — пояснил заводила, — вот мы и порешили отбить у него охоту ухлестываться за чужими девахами.

— Так это было? — спросил Витюня у Александра.

— Я ее не кадрил! До этого вечера я ее вообще не знал. А когда объявили «дамский танец», она подошла и меня пригласила. Вот как было дело! — пояснил Беляк и спросил. — А кто б из вас мог отказать?

— А потом кто с ней весь вечер крутил танцульки? — зло выпалил заводила.

— Если меня приглашает девушка, то я никогда не отказываюсь, — ответил Беляк.

— Тут все чисто, — заключил Витюня и спросил. — А Серый давно с ней кадрится?

— Он положил на нее глаз, а она все время его бортует, — пояснил заводила, — а мы его поддерживаем и отшиваем каждого, кто к ней, к Лидке, подкатывается.

— Понятно! — усмехнулся Витюня. — Ну и дуролобы вы! Насильно любить не заставишь. Пустое это дело!

— А может и не пустое, Жиган, — попытался оспаривать заводила, недовольный таким поворотом событий.

— Кончай базар! — властно произнес Витюня. — Слушай меня! На этом ваше бессмысленное преследование Лидки закончено. Так и передайте Серому. Разве мало девах в Сызрани?

— Пока не жалуемся, Жиган! На всех хватает.

— А она, та Лидка, теперь навсегда свободна! Пусть сама выбирает себе парня. Ясно я сказал?

— Понятно! — почти хором отозвались усмиренные старшекурсники.

— А кто хоть пальцем тронет ее или Саньку, тот будет иметь дело лично со мной! — пригрозил Витюня и тут же, уже другим, мирным тоном, добавил. — А теперь побежали, а то запоздаем на вечернюю поверку!

2

С Витюней Александр познакомился на первом курсе, когда отбывал наказание на гауптвахте. Тогда он умудрился отсидеть на «губе» в общей сложности почти месяц, точнее 27 суток, и стал своеобразным «рекордсменом» по этой части…

Глубокой осенью в ночь с воскресенья на понедельник Беляк находился в карауле по охране стоянки 1-й вертолетной эскадрильи. Противный дождь хлестал в лицо, ветер продувал до костей. Было мерзко и, главное, холодно. Александр присмотрел небольшой контейнер, который стоял с краю. В нем хранили чехлы, масла, ведра и другую нужную мелочь. Бортмеханик, который отвечал за контейнер, забыл его запереть. Из контейнера хорошо просматривалась вся территория стоянки вертолетов.

Обрадованный находкой, Беляк забрался внутрь, спасаясь от дождя и ветра. Устроившись поудобнее, согрелся и незаметно уснул.

Очередная смена караула была глубокой ночью — в четыре часа — и, как ни странно, никто не заметил его отсутствия.

А на рассвете, в половине шестого, сержант бортовой техник как обычно принял у дежурного по стоянке вертолет и стал готовить его к полетам. Стянул с машины мокрые и задубевшие чехлы, потом поснимал заглушки и, как всегда, забросил их в контейнер. Попал Беляку в голову.

— А-а-а! — завопил Александр, просыпаясь от неожиданности и боли.

В следующие секунды он, еще окончательно не проснувшись, с автоматом в руках, выскочил из контейнера и до смерти перепугал ботового техника.

Беляк не успел и слова сказать, как сержант был уже далеко от вертолета. Недолго думая, Александр пустился бежать с не меньшей скоростью, только в другую сторону — к караульному помещению, грустно осознавая какую допустил оплошность, стоя на важном посту. Что же теперь будет?

Добежал. Торопливо нажал на звонок, но дверь не открыли. Пришлось звонить настойчиво и отчаянно, несколько раз, пока, наконец, его не впустили вовнутрь.

Отобрав у Беляка автомат, дежурный офицер долго и нудно допрашивал растерянного курсанта о том, как он смог задержаться на таком важном посту почти на четыре часа…

А когда убедился в его правоте и искренности, выдал коротко:

— Десять суток ареста!

Не знал первокурсник Беляк, что сам дежурный офицер виновен в не меньшей степени, поскольку «потерял» караульного. Именно потому, прикрывая свою нерадивость, он и упрятал курсанта на гауптвахту так поспешно.

Вторая отсидка на «губе» у Александра Беляка произошла зимой.

В начале декабря он был назначен в караул на гауптвахту. Спокойно отстоял ночь. А рано утром Беляка вызвал к себе начальник гауптвахты.

Капитан Стеганов, по прозвищу «Зануда», тощий и длинный хлыст, получал удовольствие, заставляя проштрафившихся солдат и курсантов выполнять тяжелую и грязную работу. Еще он любил, соблюдая законные рамки, мелочными и дотошными придирками довести человека до белого каления. Да так, чтоб тот не выдержал и взорвался. А Зануде это только того и надо. Тут же, пользуясь своей властью, увеличит срок отсидки. Он и приказал:

— Курсант Беляк, поедите на склад охранять арестованных на наружных работах.

На грузовике, крытом брезентом, со склада прибыл мужчина в гражданской одежде. Отобрали арестантов. Уместились в кузове. Мороз стоял крепкий, свыше тридцати градусов. Пока доехали, замерзли. Арестанты — солдаты и курсанты, — чтобы побыстрее согреться, едва прибыли на место начали энергично работать лопатами, расчищая от снега (его намело немало) дороги и подъездные пути к складским помещениям.

Александр, как положено, находился в стороне, неся охрану. Но, потоптавшись некоторое время, стал чувствовать, что коченеет. А арестованные уже раскраснелись, работают весело. Свои же ребята! Не выдержал Беляк. Прислонил автомат к стене, взял в руки совковую лопату и, как бывало у себе в Ломовке, стал вкалывать. Работу закончили досрочно и с песнями поехали обратно.

По прибытию на гауптвахту, арестованных увели в камеры.

— Как работали? — спросил капитан у гражданского.

— Очень хорошо! Все пути расчистили, — доложил он и добавил: — И этот тоже молодец!

— Конкретнее!

— Не ленился! Поставил автомат к стене, взял лопату и работал вместе со всеми.