Город-фронт

Положение стало несколько улучшаться, когда начальником штаба артиллерии фронта стал полковник Г.Ф. Одинцов. Энергичный и деятельный, Георгий Федотович централизовал управление огнем всех тяжелых систем и сумел по-хозяйски распорядиться дефицитными боеприпасами.

ГЛАВА ШЕСТАЯ НОВЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ

В штабе фронта к весне 1942 года сложился дружный, опаянный коллектив. И душой его был, конечно, генерал-майор Д.Н. Гусев. В отношениях с начальниками родов войск и служб Дмитрий Николаевич соблюдал, как у нас говорили, принцип «открытых дверей». У Гусева практически не хватало времени на персональные разговоры с нами, а у нас не было надежды дождаться, что он освободится когда-нибудь от телефонных и телеграфных переговоров, от шифровок и карт. Поэтому, как я уже отмечал, мы чаще всего собирались у него «скопом». Особенно людно в кабинете начальника штаба бывало часов в шесть утра. Это время по фронтовым понятиям считалось примерно концом «рабочего дня».

Дмитрий Николаевич тщательно скрывал ото всех, что у него болят ноги. Был всегда оживлен, деятелен, а главное, приветлив. Казалось, он радовался приходу любого из нас. И только когда в кабинет набиралось слишком уж много посетителей, Гусев вынужден был порой «спасаться бегством».

— Подходящая собралась семейка, — говорил в таких случаях Дмитрий Николаевич, поднимаясь из-за стола. — Ну вот что, други мои, разберитесь здесь пока между собой сами, а я тем временем к товарищу Жданову схожу.

И мы начинали «разбираться». Новый командующий артиллерией полковник Г.Ф. Одинцов, новый командующий ВВС генерал С.Д. Рыбальченко, начальник оперативного отдела генерал А.В. Гвоздков уточняли обстановку, договаривались о порядке взаимодействия войск. Все мы сработались настолько, что с полуслова стали понимать друг друга. К моменту возвращения Гусева у нас обычно было уже готово согласованное решение по всем вопросам. Начальнику штаба оставалось только либо подтвердить его целиком, либо внести отдельные поправки в наши планы и проекты срочных приказов.

Командующий фронтом генерал-лейтенант М. С. Хозин редко бывал в Ленинграде. Большую часть времени ему приходилось отдавать руководству войсками за Ладогой. Поэтому в повседневных наших делах слово начальника штаба фронта было, как правило, последним словом. А с вопросами, имеющими принципиальное значение, мы шли к А. А. Жданову или А, А. Кузнецову. , Жданов в деталях знал положение почти в каждой дивизии, часто встречался с командующими и членами военных советов армий. В любое время суток в его кабинете можно было встретить представителей из войск, директоров заводей, научных работников, писателей, пропагандистов. Зимой 1941/42 года он больше всего уделял внимание ладожской «дороге жизни», организации питания голодающему населению.

Алексей Александрович Кузнецов занимался главным образом оборонительным строительством и вооружением. По роду моей службы мне больше всего приходилось иметь дело именно с ним, и я сохранил самые теплые воспоминания об этом неутомимом труженике, очень волевом, порой даже излишне резком и в то же время для каждого доступном партийном руководителе, вникавшем во все детали нелегкой солдатской службы.

Добрую память по себе оставил у меня секретарь областного комитета партии Терентий Фомич Штыков. Он тоже был членом Военного совета фронта и зимой 1942 года вел под руководством А.Н. Косыгина огромную работу по доставке в Ленинград продовольствия. От Кузнецова он отличался неторопливостью, внешним спокойствием, но, когда в интересах дела требовалось проявить характер, оказывался таким же настойчивым и неуступчивым.

Сплочению всего руководящего состава фронта немало способствовали установившиеся в Смольном очень демократические бытовые порядки. Общий

для всех обед в столовой с обязательным приемом соснового отвара от цинги. Привычный дележ хлебного пайка на три ломтика: на утро, на день и на вечер. Если кому удавалось побывать за Ладогой, обязательно привозил чесноку и делил на всех поровну.

В первых числах апреля 1942 года стало известно, что к нам едет новый командующий фронтом генерал-лейтенант артиллерии Леонид Александрович Г оворов. Имя это нам мало что говорило. Чего греха таить, даже к концу первого года Великой Отечественной войны многие из нас, в том числе и автор этих строк, сорокалетний тогда полковник, были наслышаны лишь о весьма узком круге наших высших командных кадров. Знали К.Е. Ворошилова, С.М. Буденного, С.К. Тимошенко. Имели какое-то представление еще о некоторых военачальниках.

А Г оворов?.. Кто он? Лишь незадолго до того эта фамилия несколько раз мелькнула в сводках Совинформбюро. Из сводок явствовало, что в битве под Москвой Л. А. Говоров командовал армией, отличившейся в разгроме неприятеля на Можайском направлении.

Все набросились с расспросами на Г еоргия Федотовича Одинцова:

— Вы, артиллеристы, лучше знаете друг друга...

Ко всеобщему удовольствию, оказалось, что Георгий Федотович с 1938 года служил вместе с теперешним нашим командующим в Военно-артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского. По рассказам Одинцова, это был тогда один из лучших преподавателей. Но характер его находился в вопиющем противоречии с фамилией.

— Двух слов не выжмешь, — вспоминал полковник.— А улыбки на его лице, кажется, никто никогда не видел.

И уж, конечно, больше всего нас удивило то, что новый командующий фронтом

— беспартийный. [1 июля 1942 года Л. А. Говоров подал заявление о приеме в партию, и парторганизация штаба фронта удовлетворила его просьбу Центральный Комитет ВКП(б) вынес решение принять Л. А. Г оворова в члены партии без прохождения кандидатского стажа — Прим авт.]

Откровенно говоря, первое знакомство с Л. А. Говоровым не вызвало у меня большого удовольствия.

Получилось так, что докладывать я должен был тогда только неприятное. Состояние инженерной обороны по всему кольцу блокады было далеко не блестящим. Многие позиции оказались в низинах, залитых вешней водой. Затонули и некоторые минные поля. Сеть траншей не развита. Ослабшие в результате недоедания солдаты не занимались оборонительными работами, а население пришлось освободить от них еще в декабре. Инженерные и

понтонные части в жестоких боях у Невской Дубровки потеряли много людей и почти все переправочные средства.

У Г оворова заходили желваки на скулах. Он сидел, положив руки на стол, и разминал пальцы, словно они озябли. Изредка посматривал исподлобья на меня. Серые глаза неприветливы, порой кажутся даже злыми. Лицо бледное, несколько одутловатое. Темные с проседью волосы тщательно расчесаны на пробор. Коротко подстриженные усы.

За все время доклада он ни разу не перебил меня вопросом или репликой. И только когда я закончил, тихо, словно про себя, буркнул:

— Бездельники...

Инженерным начальникам всегда чаще перепадают шишки, чем пироги и пышки. Я давно уже свыкся с этим. Но в тот раз незаслуженный упрек взорвал меня:

— А знаете ли вы, товарищ командующий, что у нас на фронте люди не в силах бревно поднять?! Известно ли вам, что такое дистрофия?

Мне казалось, что Г оворов совсем не представляет себе особенностей Ленинградского фронта. Я говорил ему еще что-то очень зло и беспокойно. А он глядел на меня в упор и молчал.

Только когда у меня иссяк весь запал, он встал, прошелся по кабинету, совсем не размахивая руками, как это невольно получается у каждого, и удивительно ровным голосом сказал:

— Нервы у вас, полковник, не в порядке. Пойдите-ка успокойтесь и приходите опять через полчаса. Разговор предстоит большой, а работы у нас с вами впереди еще больше...

Тогда я не знал еще, что словцо «бездельник» в лексиконе Г оворова занимает совершенно исключительное положение. Оно стало привычным с юношеских лет, когда будущий полководец репетировал ленивых учеников из богатых семей, и выскакивало у него непроизвольно в минуты раздражения. Признался он нам в этом только в конце войны, в непринужденной обстановке, когда мы, уже генералы, прослужившие с ним три года, полушутя напомнили ему, что такая «аттестация» всех нас едва ли соответствует действительности.