На карте не значится

- Увлекся он, Андрей Васильевич, другой работой. Вдохновение нашло…

- Аа-а, ну тут уж ничего не поделаешь, раз вдохновение,- все так же иронически согласился Борщенко и уже серьезным тоном спросил: - А будет ли газета сегодня к вечеру?

- Обязательно будет, Андрей Васильевич! - обрадовался Коля Петров. - Обязательно!..

- Ну, если к вечеру будет, больше говорить об этом не станем…

- Можно идти, Андрей Васильевич?

- Идите. Но не забудьте - к вечеру…

- Точно к ужину будет висеть, Андрей Васильевич.

Коля Петров вышел.

- Золотой парень, - задумчиво сказал Борщенко. - Прозрачный, как родник!

- Мало у вас, на судне, молодежи, Андрей Васильевич, - заметил Рынин.

- Да… - согласился Борщенко. - Надо нам быстрее восполнять потери. Морскому делу обучить - требуется время… У меня дома растут двое. Как-то им приходится сейчас, в эвакуации?..

- А у меня трое…

Оба задумались о своих семьях, об изматывающих трудностях и суровых испытаниях, выпавших на долю женщин и детей в тылу.

В каюту вернулся Шерстнев. Он хмуро уселся за стол и сразу же обратился к Рынину:

- Еще раз прошу вас, Борис Андреевич, учтите мои соображения.

Рынин улыбнулся.

- О чем спорим, Василий Иванович? Эсминца еще нет, и даже если бы я согласился, все равно вы вынуждены держать меня у себя. Выходит, спорим мы напрасно.

Шерстнев оживился.

- Но эсминец должен скоро быть. И тогда, если вы согласитесь, мы свяжемся с ним по радиотелефону. Они пришлют за вами шлюпку.

- Нет, Василий Иванович! Еще раз категорически говорю: от вас я никуда не поеду! И прошу вас, - не поднимайте больше такого разговора… Мы с вами - старые знакомые… Не обижайте меня. Все опасности я хочу делить вместе со всеми вами. Мне не нужны никакие привилегии. Иначе я перестану уважать самого себя.

Шерстнев огорченно забарабанил пальцами по столу.

- Не преувеличиваете ли вы опасности, Василий Иванович? - спросил Борщенко. - В этом году фашистских подводников здорово потрепали, и у них нет лишних лодок, чтобы направлять в такие широты…

- Не то ты говоришь, Андрей! - недовольно сказал Шерстнев. - Врага надо оценивать трезво. Недооценка его так же вредна, как и переоценка. Немецкий подводный флот еще силен. А затем раненый хищник делается злее - старая истина.

- Но для них есть более оживленные пути! - не сдавался Борщенко. - Забираться в такие пустынные места им просто невыгодно. Транспорты тут - редкость. А теперь, когда их погнали на советском фронте, они в первую очередь будут рыскать на путях наших сношений с союзниками - с Америкой и Англией…

- Вот эти-то пути и являются сейчас пустынными, Андрей!.. За последние полгода, то есть с марта месяца, наши союзники по этим путям не направили к нам ни одного каравана! Опасаются за свои суда! Боятся потерь. А то, что основная тяжесть войны лежит на нас, и наших потерь они в расчет не принимают. Может быть, даже радуются им!

- Это вы, Василий Иванович, переборщили! - возразил Борщенко. - Все-таки американцы по ленд-лизу переправили нам, много грузов.

- Эх, Андрей! Мало ты еще знаешь об этих делах! - с досадой сказал Шерстнев. - Но не будем сейчас говорить о них.

- Что же вы, Василий Иванович, считаете, что немцам важнее сейчас вот этот наш путь?..

- Я этого не говорю. Но напрасно ты думаешь, что немецкий штаб не в состоянии оценивать значения того района, куда мы направляемся! Не полные же там идиоты! Арктика их интересует давно.

В разговор вступил Рынин:

- Василий Иванович, не чересчур ли вы опасаетесь неприятностей, - неожиданных неприятностей?

- Неприятности, Борис Андреевич, чаще всего бывают как раз неожиданными… Они выскакивают из-за угла и бьют в спину!

И, словно в подтверждение этих слов, тревожно зазвонил телефон. Шерстнев снял трубку, коротко послушал и кинулся к двери, бросив на ходу:

- Это акустик! Подлодка у судна и, кажется, торпеда!..

Он сорвал с вешалки у двери свой непромокаемый плащ и шагнул через порог. Но в это мгновение мощный взрыв потряс «Неву» до основания.

Шерстневу будто кто подрубил ноги. Его швырнуло обратно в каюту. Лампочки везде погасли. Судно накренилось на корму.

Ударила боевая тревога.

ЛУЧ ПРОЖЕКТОРА В НОЧИ

От места катастрофы шлюпки с командой «Невы» двинулись на север.

При взрыве погибли машинист, его два помощника и матрос. Шестерых ранило. Радисты Пархомов и Мелешко находились ь радиорубке до последней минуты и радировали о катастрофе. Получили ответ, что на спасение экипажа «Невы» выходит спасательное судно.

Шлюпки двигались по заданному курсу. Через каждые пять минут боцман Кузьмич пускал красные ракеты- сигнал бедствия и ориентир для спасательного судна, идущего навстречу. Раненые и судовой врач были на первой шлюпке, с Борщенко.

Шерстнев находился в последней шлюпке. Он устроился около ящика с сухарями и тяжело задумался. Болело плечо, ушибленное при падении, но острее болело сердце - «Нева», обжитой кусочек Родины, так катастрофически окончила свою трудовую жизнь, преждевременно ушла на вечный покой.

- Можно около вас, Василий Иванович?

- Аа-а, это ты, Коля? - Шерстнев только теперь заметил секретаря комсомольской организации. - Ну как ты, здорово испугался? Страшно попадать в такой переплет?

- Страшно, Василий Иванович, - чистосердечно признался Петров. - А меня к вам Андрей Васильевич прикомандировал, чтобы я помогал вам, когда нужно. Вы не возражаете?

- Хорошо, Коля. А где устроены твои комсомольцы?

- Поскольку их немного, Василий Иванович, мы их по всем шлюпкам рассадили - по одному на шлюпку. Пусть учатся у других в трудные моменты.

Шерстнев задумался. «Трудные моменты…» Как много сейчас для молодежи всяких трудных моментов! И что будет еще для нее впереди?.,

Медленно тянулось время.

Уже сгустились сумерки и появились первые вестники перемены погоды. Холодный, колючий ветер все чаще врывался в затишье и швырял в лица людей ледяные брызги. Все это слишком знакомо каждому! Скоро налетит злой борей и запляшут, взбесятся волны. Поэтому так хотелось поскорее ступить на прочную палубу. И гребцы старались, налегали на весла вовсю.

Шерстнев забеспокоился. Капризен океан в таких широтах. Пока подойдет спасательное судно, - может разыграться настоящий шторм. И тогда ракеты не будут видны даже на близком расстоянии. А остаться в шлюпках посередине свирепого, океана - грозная опасность. Кто сможет потом разыскать их в такой безбрежности!..

Нежданно навстречу шлюпкам темноту прорезал яркий луч прожектора. Все заволновались. Этот луч - вестник спасения, вестник жизни.

Шлюпки Шерстнева и Борщенко сблизились.

- Василий Иванович, это эсминец! - радостно сказал Борщенко. - Он подошел раньше спасательного судна, но возьмет ли он нас?..

- Просигнальте ему! - приказал Шерстнев.

Одна за другой взвились ракеты. В ответ луч прожектора несколько раз мигнул и остановился, направленный в сторону шлюпок, приглашая к сближению.

И Шерстнев скомандовал:

- Держать курс по лучу прожектора!

Гребцы заработали дружнее. Продолжали взлетать ракеты.

- Вот, Борис Андреевич, придется все-таки вам вступить на палубу военного корабля, - сказал Шерстнев.- Теперь уж поневоле.

- Да… Теперь я уже ничего поделать не могу. Придется согласиться.

Шлюпки и корабль быстро сближались. Вот уже луч начал елозить по волнам и, наконец, поймал, ослепил людей и так держал, пока черная масса корабля не выползла из темноты.

Забурлили мощные винты, погашая скорость.

- Эй, на шлюпках! - раздалось с корабля. - Подгребай к трапу по очереди!

Шерстнев приказал Борщенко с ранеными разгружаться первыми.

Пока люди со шлюпок, один за другим, поднимались на палубу корабля, Шерстнев думал о том, что оставлял он здесь, - о родной «Неве».

Сколько беспокойных лет жизни связано у него с этим судном! Длинный путь пробороздил он на нем по штормовым морям и океанам за эти годы, всегда уверенно стоял на капитанском мостике… И вот судна больше нет! Замерли его могучие машины, затихли привычные шорохи. Мертвое, на вечные времена останется оно в тишине и тьме океанской бездны…