Парни из легенды

Посылаю к самолету отделение забрать документы фашистов, оставляю за себя лейтенанта Воробьева и - бегом к комбату. Бегу и вижу: высоко в небе над большим ржаным полем распускаются белые цветы. Не сразу и понял, что это парашютисты. Десант!

Десант был небольшой, человек пятнадцать, и приземлился невдалеке от рассредоточенных по полю подразделений батальона.

Два взвода ближайшей роты получили приказ прочесать рожь и уничтожить противника. Вскоре во ржи раздались выстрелы, затрещали короткие очереди немецких автоматов…

Через несколько минут операция была завершена. Восемь парашютистов убито. И у нас трое убитых и трое раненых. Примерно половина десанта скрылась. Не очень уверенно предлагаю комбату:

- Товарищ майор, надо бы повторить прочесывание… Ведь оставляем диверсантов у себя в тылу.

Комбат резко прерывает меня:

- Получен приказ срочно выходить в район сбора дивизии. Вот сюда, - и майор карандашом показал точку на карте,- в лес севернее города Лида.

Прозвучала команда: «По машинам!» Отделение саперов остается хоронить погибших, раненые едут вместе с нами…

К месту сбора подошли часа в два, и первое, что увидели, это надвигающуюся на город армаду фашистских самолетов. Бомбардировщики с черными крестами на крыльях звеньями заходили на жилые кварталы. Смертоносный груз сыпался на мирный город, на наших глазах исчезающий с лица земли. На земле все полыхало, в небо поднимались клубы черного дыма.

Из горящего города бежали люди. С узлами и чемоданами, с детьми на руках. Лишь бы подальше от этого ада. В толпе выделялась молодая простоволосая женщина, державшая одной рукой девочку, а другой веревку, на которой была привязана коза. Дергая за веревку, она, мешая русские и польские слова, причитала:

- Ой, все пропало. Отца убили, все спалили, где же мы приклоним головы, цурка моя кохана… - А потом стала выкрикивать проклятия: - Будь проклят Гитлер, поганая собака! Пусть его дети лишатся крова!

В ласу рассредоточивались машины подошедшего штаба дивизии. Около машины комдива собирались командиры. От толпы, беспрерывно тянувшейся из города, отделился высокий молодой мужчина и широко зашагал к группе комсостава. Его светлые волосы были растрепаны, в голубых глазах светилась решимость.

- Товарищ полковник,- обратился он к старшему по званию, - я здесь проводил отпуск, сам из Рудни комбайнер, сержант запаса, командир минометного расчета. Возьмите меня к себе, дайте оружие.

- Не имею права, сержант. Этим занимается военкомат.

- Так когда еще доберусь до военкомата! А видите, что они, сволочи, делают! На что замахнулись проклятые!… Вы в бой идете, товарищ полковник, и мое место там… Возьмите меня, рядовым бойцом возьмите!

- Не могу, сержант. Понимаете, не мо-гу!

Мужчина с досадой махнул рукой, круто повернулся и широко зашагал к дороге, но которой все шли и шли люди из горящего города.

А над дорогой уже появились два «мессера». Настигнув толпу беженцев, они открыли огонь из пулеметов.

Невозможно передать чувства, владевшие нами в те минуты. Мы видели, как враг расстреливает мирных людей, уничтожает город, и ничего не могли предпринять: дивизия не должна была обнаруживать себя. Мы задыхались от злобы к врагу и сознания собственной связанности, и когда увидели падающих под пулями людей, многие из нас бросились туда. Но властный голос комдива остановил нас:

- Товарищи командиры, всем оставаться на месте!

И, повернувшись к начальнику медицинской службы, комдив приказал:

- Товарищ военврач первого ранга, распорядитесь немедленно оказать помощь раненым.

Раненых перенесли к санитарным машинам. Среди пострадавших были и женщины, и девочка-подросток и тот мужчина, что просил оружие. Пуля пробила ему грудь. Мужчине трудно было дышать. Он пытался говорить, просил, приказывал нам:

- Отомстите фашистам… За все отомстите… бейте их ради наших детей…

Последние слова он произнес, когда носилки уже поднимали в машину.

- Будет жить? - спросил кто-то у врача.

- Умирает, - ответил врач и отвернулся.

Гитлеровцы все еще бомбили город. Из города бежали люди. А мы… Мы стояли в лесу, ожидая приказа.

ДИВЕРСАНТЫ

Второй день войны. Колоннами по двум дорогам дивизия движется к границе навстречу врагу. Колонны почти беспрерывно бомбит и обстреливает вражеская авиация. Во время очередного обстрела на моей машине пробило оба задних ската. Бросить машину? Нельзя. На ней кроме солдат два станковых пулемета и ящики с патронами. Прошу у комбата разрешение заменить скаты:

- Снимем с одной из разбитых машин и догоним вас.

- Ладно, разрешаю, - ответил комбат и повернул батальон на восток.

Да, на восток. Дивизия получила приказ занять оборону по восточному берегу реки Березина в районе Сосновки. А артиллерийская канонада уже доносилась со стороны Новогрудка - юго-западнее указанного нам рубежа.

Сложная, неясная обстановка…

Нашли и заменили скаты сравнительно быстро, но наши части уже ушли. Машина в одиночку катит на восток, и мне почему-то начинает казаться, что мы трусы, повернувшиеся спиной к врагу…

К вечеру на дороге стало совсем пусто. Исчезли в небе самолеты, затихла артиллерийская канонада. Тревожная, щемящая тишина. Появилось сомнение - туда ли едем? Не опередил ли нас враг?

Но вот на обочине шоссе указатель «Объезд». Чистенький, только что поставленный, он вселил уверенность, что где-то недалеко свои. Свернули на проселок и минут через пять уперлись в хвост колонны.

Замыкающая машина оказалась из соседней части. Шофер сообщил, что всех командиров вызвали в голову колонны. Туда же направился и я. Слышу сзади голос:

- Разрешите, товарищ, лейтенант?

Оглянулся. Стоит рядовой Николай Усов. Он был у меня в снайперской команде, а теперь оказался в моей роте. Среднего роста, светловолосый шустрый паренек он внешне ничем не отличался от своих товарищей, не выделялся активностью на занятиях и острой наблюдательностью, что особенно важно для снайпера.

- В чем дело?

- Разрешите идти с вами?

Я согласно кивнул.

Колонна, растянувшаяся по ржаному полю, оказалась довольно большой. Это были разрозненные машины, по разным причинам отставшие от своих частей Внезапно над колонной взвилась красная ракета, а впереди затрещали выстрелы. Стреляли из автоматов и револьверов. Мы остановились. Навстречу бежали два запыхавшихся лейтенанта.

- В чем дело, товарищи? - крикнул я.

- Диверсанты! Собрали командиров в голову колонны, какой-то чин приказал всем следовать за ним на рекогносцировку… А там из ржи по нас - очередями… Всех положили…

Какой «чин» собрал командиров и увел их под расстрел и куда он делся, ребята объяснить не могли. А впереди снова раздалось несколько автоматных очередей. Мы с Усовым поспешили к своей машине.

Пулеметчики устанавливали «максим» на ее кабине.

- Правильно, товарищи. А второй пулемет вот сюда, на обочину. Окопаться, подготовить позицию для кругового обстрела.

Где- то совсем рядом, во ржи, резанула пулеметная очередь, и пули просвистели над нашими головами. Усов тоном приказа шепнул: «Ложитесь!» -и силой увлек меня под кузов автомашины. Уже лежа на земле, я услышал голос:

- Где командир?

Пулеметчики показали. Спрашивавший нырнул под кузов, подполз ко мне и торопливо зашептал над ухом:

- Диверсанты во ржи… Тут, рядом… Стреляйте!

Я ничего не видел, не слышал и шороха и недоуменно оглянулся на того, кто давал советы. Крупный круглолицый парень в новенькой, как мне показалось, гимнастерке и пилотке, с наганом в руке нагло смотрел мне в глаза и требовал:

- У вас же ППШ, стреляйте!

И тут между нами вклинился Усов.

- А ну, подвинься, - и ловким движением схватил незнакомца за запястье и, повернув руку на себя, вырвал наган,- Откуда у тебя револьвер? Ты кто такой?

Мордастый явно растерялся, забормотал что-то о мехдивизии.