Катынь. Post mortem

– Вы нашли ее там? – звучит вопрос из зала.

Вероника не видит того, кто его задал. Отрицательно качает головой и выходит из-под луча проектора, показывает на экране следующий слайд. В разрытом чреве земли обозначается дно глубокого рва. Земля, словно вскрытая рана, открывает какие-то тела. Все всматриваются в этот расплывчатый снимок. По краю рва более темным пятном проступает лес. Слушатели смотрят на изображение вместе с ней, но видят ли они то же, что видит она?

– Эта гильза, она оттуда? – спрашивает студент, которого ей с трудом удается разглядеть в темноте.

– Да, – отвечает она. – Это моя самая главная археологическая находка.

– Вы были там? – на этот раз спрашивает какая-то девушка.– Нет. Только собираюсь туда.

2

Внезапное погружение в темноту. Туннель усиливает грохот мчащегося поезда…

Это путешествие началось вчера. А может, уже полвека тому назад? На чьи-то похороны можно ехать так долго, как долго длится жизнь, с юности до старости, и не опоздать. Все время находясь в этом путешествии, которое не кончается.

С грохотом мчится в темноте поезд. Штольня туннеля словно выключила ту реальную, пронизанную дождем картину мира, которая до сих пор была видна за окном вагона, как выключают экран телевизора. И тогда перед ее глазами возникли другие картины.

Вверху серое предвесеннее небо. А может, голубое? Может, солнце как раз пробилось сквозь серое полотно туч, разогнало мокрую завесу тумана? Лес, погруженный в тишину, окружает поляну. В глубине леса еще виден седой налет снега. У ближайших деревьев кое-где обнажены корни, из-под которых выбрали песок. Они повисли в воздухе над огромным рвом. Тихим ручейком песок осыпается между корнями. Накрывает муравьев, которые пытаются взобраться по стенкам траншеи.

Звучит выстрел. Как глухой хлопок ладоней. Потом следующий, потом несколько выстрелов подряд, один за другим. Птица срывается с ветки, исчезает в глубине редкого леса. И снова наступает тишина. Что-то скатывается с края траншеи, тянет за собой волну осыпающегося песка. В песок падает какой-то небольшой предмет. Вблизи можно разглядеть патронную гильзу калибра 7.62. Гильза падает на отвесную стенку траншеи и скользит вниз, пока не упирается в некую преграду, которая торчит из более глубоких слоев песка и похожа на переплетенные обрубки корней. Вблизи можно разглядеть человеческую руку, скрюченные пальцы которой как будто отчаянно пытаются за что-то ухватиться…

Снова наступает тишина. Тишина такая, что слышным становится даже шуршание осыпающегося песка. Но через мгновение оттуда, сверху, все отчетливее слышится тарахтение. Тарахтение переходит в грозное скрежетание, нарастающий грохот предвещает нечто неотвратимое, от чего невозможно скрыться.

Среди редких сосен появляется огромный бульдозер. В утренней дымке «сталинец» выглядит как таран на гусеницах. Его огромный, задранный кверху плуг-отвал приближается к траншее. Опускается. Чем ближе к краю рва, тем ниже опускается отвал, наконец он касается земли и ползет по ней, срезая лесную подстилку с пробивающейся первой зеленью травы, толкая перед собой груду развороченной земли. Редкая лесная трава и серо-бурая земля смешиваются с чистым песком, вынутым из траншеи. Нарастает ритмичный звук работающего двигателя. Груды песка и земли сыплются в ров. Тарахтение машины заглушает шуршание осыпающегося песка. Он льется вниз, как вода из-под поднятой плотины. Под песком исчезает патронная гильза калибра 7.62, исчезает торчащая из песка рука, за которую зацепилась гильза. Там, наверху, где над этой ямой идет какая-то жизнь, слышны голоса. На краю ямы видны собранные гармошкой голенища сапог, из которых тянутся вверх галифе военной формы. Снизу видна рука с зажатым в ней окурком папиросы. Щелчком пальцев кто-то сбрасывает этот окурок вниз. Он еще тлеет, синий дымок еще вьется, рисуя замысловатые арабески на желтом фоне песка, пока очередная лавина песка не погасит его навсегда…

Снова слышен нарастающий грохот «сталинца», который толкает перед собой груды земли. Песок обрушивается, скрывает очертания корней, заслоняет небо, серое или, может быть, голубое, если солнце как раз в этот момент пробилось сквозь завесу тумана. В этой темноте слышно только тарахтение машины… Наверное, это грохот мчащегося в туннеле поезда вызвал образ тарахтящего «сталинца». Вероника закрывает глаза и видит, словно глядя с самого дна траншеи, рваные края неба, может быть, серого, как это бывает в апреле, а может, голубого, как это бывает поздней весной; торчащие корни, наваливающиеся груды песка и в конце уже только темнота. Она видела много раскопок, не раз перед ее глазами возникало разверстое чрево земли, открывающей свои тайны, но только этот, засыпанный песком ров снится ей иногда по ночам. Но почему эта картина, бывает, является ей даже днем? И тогда она чувствует песок на веках, на груди, и ей приходится глубоко вздохнуть, чтобы вырваться из этого рва. Может быть, когда она наконец доберется до места, этот сон покинет ее, останется в той земле? Она хочет вернуть тем рвам то, что было оттуда взято: этот кусочек металла, который стал для нее самой ценной находкой, хотя и не ею обнаруженной. Гильза лежит у нее в сумочке. Завернутая в бумагу. Вероника давно решила, что место ее там, куда она упала, когда после выстрела ее выбросил затвор пистолета «вальтер». Когда-нибудь, возможно, археологи ее выкопают, и она станет экспонатом в музее смерти. Анна бы ей не позволила этого сделать. Она хранила бы гильзу в той деревянной шкатулке с гуцульскими узорами, вместе со всеми вещами, связанными с памятью об Анджее…

Именно из-за Анны это путешествие откладывалось. Когда наконец стало возможным отправиться за восточную границу, Анна заболела. «Я должна побывать на его могиле. Подожди, Ника, я поправлюсь. Мы поедем с тобой, как только ко мне вернутся силы»…

Теперь Вероника едет одна. Она везет с собой не только гильзу, но и проклятия памяти, заставляющие ее помнить также то, что хранила чужая память. Столько картин, столько обрывков, столько слов. Не впервые она ловит себя на мысли, что после нее уже больше ни к кому эта память не перейдет. Эстафета заканчивается. Она прекрасно знает, что память – это не факты, а прикосновение чьей-то руки, один взгляд, отрывок мелодии, а также мучительное ощущение чьего-то отсутствия.

Поезд со вздохом облегчения вырывается из челюстей туннеля. В купе проникает неясный свет хмурого дня. Поезд ускоряет свой бег, и поток воздуха размазывает по оконному стеклу капли дождя, свивает их в длинные косы, которые начинаются где-то в верхней части окна и наискосок сползают вниз, как раз к тому месту, где в стекле отражается лицо Вероники. Укутавшись в шаль, концы которой словно стекают на толстую шерстяную юбку, Вероника скользит взглядом по раскисшим полям, мелькающим за окном. Это взгляд человека, который находится сейчас совсем в другом времени и в другом месте.

В противоположном углу купе она замечает пассажира. Ноги в носках он удобно положил на сиденье напротив. Остатки волос на его голове зачесаны вперед. Низко нависшие светлые брови словно пытаются скрыть внимательный взгляд его серых глаз. В руках он держит газету, но не читает ее. Его глаза по-прежнему следят за этой седой женщиной, словно по ее виду и поведению он пытается угадать, кто она такая и куда едет. У нее все еще молодые глаза, хотя этой женщине, видимо, уже около шестидесяти. Может, меньше? А может, больше? Короткая стрижка. Плечи укутаны в черную длинную шаль. Пассажиру виден ее профиль на фоне залитого дождем окна. Он наблюдает, как женщина берет лежащую рядом с ней сумку, вынимает из нее фотоаппарат и кладет его на столик у окна. Потом вынимает довольно объемистую записную книжку с ежедневным рубрикатором, перелистывает странички. Книжка, должно быть, очень старая, вся в пятнах, исписана химическим карандашом, углы некоторых страничек загнуты. Вероника кладет книжку на колени, на минуту прикрывает ее ладонью, будто прикасается к чему-то живому. Когда она надевает очки и открывает книжку, ее губы, без единого следа помады, шевелятся, словно в беззвучной молитве. Вероника производит впечатление человека, мысленно ведущего какую-то нескончаемую беседу. Она будто ждет, что прозвучит некий голос, который раскроет тайну времени, давно минувшего, но все-таки так и оставшегося незавершенным…