Катынь. Post mortem

– Мы с вами в двадцать первом веке. А эта армия марширует с третьего века до нашей эры. Если они такие разные – у каждого свое выражение лица, свой взгляд, то возможно, каждый из них был изваян по подобию кого-то живого? И что же потом сталось с этими живыми?

Луч света из проектора падает на прикрепленный к доске экран. В зале с зашторенными окнами проступают светлыми пятнами только лица слушателей. Женщина, демонстрирующая слайды, стоит к ним спиной. В отраженном от экрана свете различим лишь ореол седых, коротко стриженных волос вокруг ее головы. То, что она говорит, вовсе не похоже на лекцию, скорее это напоминает беседу с кем-то, кто может ответить лишь молчанием.

На экране сорок рядов терракотовых воинов армии императора Цинь Ши-хуанди. Все они выполнены в натуральную величину, стоят в длинной траншее в тяжелых доспехах, с копьями в руках, в вечной готовности к атаке или обороне. Они раскрашены как экзотические птицы: черные панцири с белыми заклепками, золотистые пуговицы, темно-синие штаны и зеленые плащи; у копьеносцев коричневые панцири с красными заклепками, оранжевые пуговицы и красные плащи. Следующий слайд – очередное лицо, непохожее на предыдущие. Они заполняют целиком маленький экран, бросается в глаза разноцветье их одежд, и их фигуры кажутся более реальными, чем силуэты людей, сидящих в глубине затемненного зала и рассматривающих их, как сквозь толстое стекло аквариума.

– Вся территория этого склепа занимает два квадратных километра. – По тому, как Вероника передает все детали, можно понять, что вовсе не они являются для нее самыми важными. – В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году был открыт очередной ров в форме прямоугольника, размером двести двадцать на шестьдесят метров. Но таких рвов еще три. Может быть, курган возле горы Ли, этот мавзолей императора Цинь Ши-хуанди, скрывает также останки настоящих моделей императорской терракотовой армии? Что нам откроется в очередных траншеях? Не таит ли биография человечества еще и перечень преступлений, упрятанных глубоко под землей?

Странная лекция. В ней больше вопросов, чем проясняющих ответов. Должна ли археология всегда быть обращена в прошлое, не является ли ее обязанностью делать выводы на будущее? И наконец, приближаясь к современности, можем ли мы говорить, что представление о смерти становится все более банальным? Можно ли ограничиваться открытием тайн прошлого, не усматривая в них предостережений на день сегодняшний и день грядущий? Такие вопросы Вероника поначалу задавала сама себе. Коллегам на факультете они представлялись маловажными. И вот теперь ее слушатели, сидящие перед ней в полумраке, еще не знают, к чему она ведет, почему вместо того, чтобы рассказывать о раскопках периода неолита в Свентокшистских горах, – а ведь она принимала в этих раскопках участие и даже написала кандидатскую диссертацию – она теперь пускается в рассуждения о разных видах смерти, говорит, что археология призвана открывать все, что скрыто, в назидание будущему, которое не должно повторять преступлений прошлого…

– Сегодня мы проследим, как на протяжении истории смерть постепенно утрачивала свой личностный аспект. Как способ увековечивания следов чьей-то жизни превращался в способ сокрытия тайно причиненной смерти, причем не единицам, а тысячам людей. Иначе умирали жертвы, принесенные богам, иначе умирали жители Помпеи, настигнутые вулканической лавой, и совсем иначе – правители, стремившиеся пережить свою смерть, пытавшиеся с помощью своих внушительных саркофагов заставить помнить о себе.

Сначала Вероника продемонстрировала слайды с раскопок, проводившихся недалеко от Пекина, где обнаруженные останки синантропа, жившего 500 тысяч лет назад, указывали на то, что он стал жертвой пира каннибалов. И, задержав на экране слайд с изображением этого захоронения, Вероника, как-то особенно подчеркивая слова, словно подготавливая слушателей к финалу своей лекции, сказала:

– Каннибализм сохраняется и по сей день, хотя в двадцатом веке он поменял свою форму. Теперь он выражается в том, что не отдельные люди, но целые народы пожирают другие народы и скрывают их останки под землей в надежде, что никто не найдет их прежде, чем пройдут тысячелетия…

Зал, погруженный в полумрак, рассекаемый лучом света, плывет словно ковчег в безграничном пространстве времени. Одним нажатием кнопки Вероника переносится из одной эпохи в другую. Тысячелетия пролетают как одно мгновение. А она, вместо того чтобы рассказывать о деталях раскопок, то и дело возвращается к мысли о том, что археология – это вечная, не имеющая конца повесть, ибо начинается она на заре истории, но вовсе не заканчивается сегодняшним днем. И по-прежнему ждет своего открытия то, что спрятано под землей, что история хотела бы скрыть, ссылаясь на некий односторонний контракт между убийцами и жертвами о том, что тайна будет сохранена обеими сторонами…

И вот тогда Вероника призвала красочные ряды воинов терракотовой армии китайского императора. На цветном слайде видно, как из сыпучего песка спустя тысячи лет вырастает очищенная наполовину фигура очередного воина тысячелетней давности. За ним появляется следующая фигура. На кустистых бровях осели песчинки. Песок осел на их терракотовых веках и губах. Вероника отворачивается от экрана. В серой паутине зала, лишенного дневного света, она видит светлые пятна лиц сидящих на скамьях слушателей. Она не видит ни глаз их, ни губ. Она лишь ощущает их присутствие.

– Императорская гвардия должна была охранять посмертный покой владыки. Перед смертью император решил уничтожить память о тех, кто жил до него и оставил хоть какой-либо след в истории. Все должно было с него начинаться и на нем заканчиваться. И он издал декрет о сожжении книг и объявил, что если у кого-либо будут тайно храниться книги, песни или трактаты разных мыслителей, то он будет приговорен к смерти вместе со всей семьей. Сколько раз тот приговор был приведен в исполнение? Этого нам узнать не дано.

Кладбище навечно застывших в боевом порядке воинов, снятых дальним планом, напоминает разноцветную толпу на большой площади современной метрополии. Одним нажатием кнопки Вероника отправляет армию императора Цинь Ши-хуанди из времени начала ХХI века в III век до нашей эры. Каменные лица исчезают с экрана. На их месте появляется черно-белая магма. Как будто светлые облака плывут на фоне хмурого неба. А может, это белые овцы пасутся на склоне горы?

Наступает полная ожидания тишина. Все присутствующие понимают: то, что они сейчас увидят, станет финалом лекции. И вот Вероника набирает в легкие воздуха, как пловец перед прыжком в глубокую воду.

– Есть армии бессмертные и армии умерщвленные. Есть армии, которым выпало охранять чей-то вечный покой, а есть армии, которые оказались приговоренными к вечному упокоению. Есть армия, также засыпанная песком, гораздо более многочисленная, чем та, из терракоты. В наше время смерть, лишенная каких бы то ни было символов, сброшенная в глубокий ров, погребенная под слоем песка, становится доказательством того, что и по сей день преступление – это один из способов заниматься политикой. При этом забывается, что кроме жертв, засыпанных песком, остаются еще те, другие, кто не похоронил своих мертвых и должен с этим жить…

Изображение на экране становится более резким, из черно-белой магмы постепенно проступает белеющий контур черепа. На экране появляется следующий снимок: чья-то рука вкладывает карандаш в дырку с рваными краями в затылке.

– Всего десять граммов свинца… – Вероника делает шаг назад и встает так, что яркий луч проектора оказывается над ее головой. Она вскидывает вверх руку. В ее пальцах зажат какой-то маленький предмет, который поблескивает в луче света. Слушатели переглядываются друг с другом. Звучит голос Вероники: – Это патронная гильза калибра 7.62 производства фирмы «Геко», такие использовались в пистолетах «вальтер» в Катыни.

Произнося эти слова, Вероника по-прежнему держит руку вытянутой вверх. Она слегка прищуривает глаза, поток яркого света бьет над ее головой в экран, просвечивая сквозь ее седые волосы. Какое-то мгновение гильза, зажатая в пальцах Вероники, сверкает, как перстень.