Испытание. По зову сердца

Железнов вылез из машины и поспешил на паром, собранный из крестьянских лодок.

Вода плескалась о борта лодок, словно подгоняя паром. По реке разносились стук топоров, тупой визг пил да гомон работающих на переправах людей. На козловом мосту рослый старшина покрикивал на своих солдат:

— Быстрей, ребята! Ромашка нас перегоняет!

А Ромашка, сидя верхом на кругляке, долбил врубку и кричал с плотового моста:

— Серега! Нажимай! Концы видать! Нажимай, саперы-молодцы!

Паром стукнулся о причал. Яков Иванович соскочил с зыбкого помоста и поднялся на колокольню.

— Фашисты взяли Пнево и Пневскую Слободу, теснят стрелковую дивизию, — сказал ему взволнованно Лелюков. Он обнял Железнова за плечи и повернул его к северному проему: — Смотри вправо от Митькова: за рощей разрывы. Видишь, как близко бой? — Яков Иванович посмотрел и ахнул. — Если захватят переправы, все пропало — войска погибнут в Днепре. Возьмем-ка, Яков Иванович, всех, кого только можно взять с мостов, и внезапно ударим по Пневу. Потом повернем наших и стукнем по хуторам Пневской Слободы — во фланг «фюрерам». Верно я говорю, а?

— Верно, Александр Ильич, — согласился Железнов.

Он вытащил пачку папирос и протянул Лелюкову. Тот взял папиросу и закурил.

Дым закружился и, растягиваясь, поплыл в проем звонницы.

— Что вы задумались, Александр Ильич?

— Задумался? — повторил Лелюков и вздохнул. — Задумался о сыне... Где-то он сейчас? Сражается? Жив ли? — и, словно спохватившись, заговорил о другом: — Ну, надо мне торопиться, Яков Иванович. Ты здесь командуй и держи со мной связь... В первую очередь пропускай автоцистерны: отходящим войскам нечем тащить артиллерию — тракторы стоят...

С колокольни Якову Ивановичу было видно, как удалялось облачко пыли, поднятое машиной Лелюкова. Вот оно скрылось за речкой Орлеей и снова поднялось справа от деревни Митьково.

Вскоре оттуда долетели звуки стрельбы.

«Пошли!» — подумал Железнов.

Вдруг со стороны ближайшей деревни Ляхово появились бойцы. Они бежали к мостам. А за ними, покачиваясь и стреляя, ползли темно-серые танки. До мостов оставалось не больше километра. Сейчас ворвутся на переправу, отрежут Лелюкова, закроют путь частям, идущим из-под Смоленска!.. Медлить нельзя!..

Железнов бегом спустился с колокольни вниз и крикнул командиру зенитной батареи:

— Добри-ян!.. К бою!.. На Ляхово по танкам! — И со всех ног побежал к наплавному мосту. — Кончай работать! В ружье!

Мост задрожал от топота ног.

— На Ляхово! Вперед! — командовал Яков Иванович.

За ним бежали все, кто до этого работал на мосту.

Завязался неравный бой. Саперы яростно бросились в штыки. Фашисты не выдержали рукопашной, отступили к деревне и залегли в огородах. Но уцелевшие танки, оставляя позади себя пехоту, упрямо двигались к мостам.

Яков Иванович лежал на бугорке, недалеко от цепи бойцов, и с трудом сдерживал себя. Он рвался туда, в бой к своим бойцам, но обязан был лежать здесь, чтобы, командуя, удерживать отсеченную от танков гитлеровскую пехоту.

Позади замолчали орудия: сначала те, что были ближе всего, в саду, а потом и те, что стояли у мостов. Первые из прорвавшихся танков уже скрылись за изгородями деревни.

«Что там с переправами?» — в ужасе подумал Яков Иванович.

Нервы были так напряжены, что ему уже слышалось лязганье гусениц танков по мостам.

Через некоторое время один за другим грянули три выстрела, и все стихло. «Что это? Погибла батарея?.. Танки захватили мосты?.. Или?..» — Якову Ивановичу страстно хотелось верить в это «или».

Вот из-за той же изгороди села, где только что скрылись танки, показались штыки и головы солдат. «Кто такие?.. Пилотки, кажется, наши...»

— Наши! — закричал Железнов, убедившись, что не ошибся, и хлопнул по спине связного. — Наши!..

Позади него, на сжатом поле, развертывался только что прибывший прямо из Москвы коммунистический батальон. Несмотря на жужжание пуль, Яков Иванович поднялся и, пригибаясь, побежал навстречу рассыпавшимся в цепь солдатам.

— На Ляхово! Вперед! — кричал он, показывая рукой в сторону деревни. Снова «заговорили» зенитки, батальон с криками «ура» дружно рванулся вперед, врезался в цепи гитлеровцев и погнал их далеко за Ляхово...

Спустя немного времени саперы, подразделения которых значительно поредели, возвратились на свои мосты. И их топоры застучали снова.

Когда Железнов спускался к мосту, связной передал ему пакет.

Лелюков писал: «Дела идут хорошо. Выбиваем «фюреров» из Пневской. Строй скорее переправы».

Проходя по мосту на козловых опорах, Яков Иванович остановился. Мост скрипел и трещал. Казалось, он того и гляди провалится от тяжести артиллерийской колонны или даже от конского топота.

— Как ты думаешь, выдержит? — спросил Железнов проходившего мимо него бойца.

— Кто? Мост? Мост-то выдержит, — устало протянул солдат, — а вот табачку-то нема... — И он провел ладонью по грязной щетине, покрывшей его щеки. Железнов протянул ему папиросы и вдруг в этом загорелом, покрытом пылью солдате узнал того рыжего бойца, который когда-то пел и плясал там, на границе.

— Вы, товарищ, служили в батальоне капитана Карпова? За Кобрином расстались?

— Так точно, товарищ полковник. — Трошин глубоко затянулся папиросой и выпустил дым из ноздрей. — Я вас вспомнил, товарищ полковник, только очень уж вы похудели и даже поседели.

Сойдя с моста, Яков Иванович только было хотел расспросить Трошина, каким путем он сюда добрался, но Трошин стал рассказывать сам:

— После того как вы нас из-под Жабинки вывели, воевал под Кобрином. Там ранили... Чуть успели привезти в госпиталь, а тут, глядь, уже они... Ну, я хвать винтовку и — с ребятами, тоже раненными, в атаку... — Трошин махнул рукой. — Тяжело было. С госпиталем отошли на Минск. По пути встретили полк из дивизии полковника Борейко, в него я и определился. А после так с ним все время и воевал до самого Смоленска. Под Смоленском снова в ногу ранило, — он тихонько хлопнул себя по левому бедру. — Правда, ранило легко. А ходить мешало. Опять положили в госпиталь. Но как лежать? Сами знаете, какое положение было под Смоленском. Не вытерпел, ночью сгреб обмундирование и — айда! Впопыхах схватил не свое — вот это, плохенькое... Теперь воюю в дивизии у полковника Гагена.

— А рана?

— Рана солдатская сама заживет.

Трошин в последний раз затянулся и бросил окурок в реку.

— Ну, мне пора. Мы ведь на положении никудышных: назначены артполк сопровождать... А насчет моста вы не беспокойтесь: выдержит! — Прихрамывая, Трошин зашагал догонять своих. Потом вдруг остановился: — А тот саперный техник, что вы арестовали...

— Паршин? — помог ему вспомнить Железнов.

— Вот, вот, Паршин! Драпанул он... — Трошин повернулся и зашагал дальше.

— Товарищ!.. Постойте!.. — крикнул ему Железнов так громко, что лошади, тащившие орудие, подались в сторону. — Ваш дружок Кочетов ведь здесь, у нас... За Пневскую Слободу дерется!

— Ах, он этакий... — У Трошина вырвалось крепкое словцо. — Виноват, товарищ полковник... Ведь, наверно, он, сукин сын, из госпиталя удрал!..

— Верно, удрал!..

— А где же, товарищ полковник, эта Пневская Слобода?

— Недалеко. — Яков Иванович показал рукой туда, где за деревьями курился черный дым. И Трошин пошел вперед.

— Ну как, чертушка, дела? — раздался сзади знакомый голос. Яков Иванович обернулся. Нагнавший его Лелюков отряхивал с себя пыль. — Пиши, Яков Иванович, донесение командующему: «Вчера отбили одиннадцать атак, но враг все же рвется к переправам...»

— Написать о московском коммунистическом истребительном батальоне? — спросил Яков Иванович. — Дерутся, как львы!

— Так и пиши: «Дерутся, как львы!» — Лелюков ткнул пальцем в бумагу: — И еще напиши, что все переправы работают и по ним движутся отходящие войска.

Пока Железнов писал донесение, Лелюков смотрел туда, где черной тучей расплылся по горизонту дым боев и пожарищ. Над дорогами висели густые облака пыли: беспрерывным потоком тянулись машины, тракторы с орудиями, конные обозы. Все это, наезжая друг на друга, вваливалось на переправы и, спускаясь с мостов, длинными колоннами растекалось по трем направлениям.