И снова утро (сборник)

— Я должен был спасти остальные танки, господин генерал.

— И где они остались? — спросил пожилой генерал.

— Севернее Романа… по ту сторону Серета.

— Когда?

— В последнем бою, двадцать третьего…

— Один, два, три, четыре… Четыре дня! — сосчитал генерал и повернулся к другому генералу.

— Многовато, — пробормотал тат.

Пожилой генерал на минуту задумался, будто опасаясь принять поспешное решение. В его душе сохранилось чувство скрытой жалости, которое он испытал при виде строя солдат. Он оценил упорство полковника, который теперь настаивал, чтобы ему передали и пленных…

— Прошу понять меня, господин генерал, — продолжал Матеяну, — это мои люди… Мы воевали и страдали вместе, мы вместе проливали кровь и надеялись…

Его горячие слова нашли отклик в сердцах собеседников. Пожилой генерал, отбросив условности, подошел к нему ближе и, положив руку на сердце, вдруг спросил:

— Вы православный, господин полковник?

Матеяну, застигнутый врасплох вопросом, недоуменно посмотрел на него.

— Да нет, я не к тому. Просто вспомнил одну притчу, потому и спросил… До революции я учился грамоте у сельского священника, от него и услышал притчу о верблюде, который иногда может пройти и через игольное ушко… Что я могу сказать?.. Петр Иванович, — обратился он к другому генералу, — я думаю, надо вам вместе поехать, иначе он не пробьется… — И снова повернулся к Матеяну: — Может, вам и повезет!

— Спасибо, — пробормотал Матеяну, еще не веря услышанному. — И все же я должен попросить вас еще об одной вещи… Прикажите отвести советские части с дороги и разрешите нам расположиться на привал в одном из подходящих для этого населенных пунктов…

Пожилой генерал повернулся, внимательно посмотрел на Матеяну и сказал:

— Мы переходим в Трансильванию. Значит, следуем по долине Тротуша. На этом маршруте вы можете выбирать место, которое вам подходит…

— Прошу разрешить нам остановиться в Комэнешти! — сказал Матеяну, показав на карте это место. — Это промышленный населенный пункт, как раз то, что нам нужно… танки требуют осмотра и ремонта.

— Пожалуйста, — согласился генерал после короткого размышления.

Генерал отметил на карте зону перегруппировки отряда и, обменявшись несколькими словами с остальными, приказал своим частям очистить дорогу.

И не успела улечься пыль за советской колонной, как на дороге выстроились танки, орудия и грузовики с солдатами. Вместе с русскими уехали старшины рот с кухнями и каптенармусами, чтобы отыскать место для привала на окраине Комэнешти и приготовить горячую еду для людей.

Одновременно полковник приказал Михуляку, который оставался за командира отряда на время, пока Матеяну отправится вместе с генералом за танкистами, послать несколько экипажей на мост через Рознов за двумя оставленными там танками, а также за танками, брошенными на этой дороге немцами.

Затем Матеяну вместе с советским генералом сел в его машину, и через несколько часов они уже проезжали через город Бакэу к северу, в зону развалившегося фронта. Пустой румынский грузовик с советским офицером и шофером неотступно следовал за ними. Первые волны советских войск схлынули к югу накануне, и дорога была свободной. Им навстречу попадались только штабные машины, отдельные грузовики, колонны повозок, груженные ящиками и коробками, или юркие мотоциклисты. Но дорога была заполнена беженцами, которые, возвращаясь в родные места, тянулись по правой обочине шоссе. Дни паники, отчаянного бегства к югу, страха первых встреч с советскими танками прошли, и теперь они, успокоившись, возвращались к себе под палящим солнцем, в пыли, неся за спиной мешки или узлы, а на руках — уснувших детей, положивших головы на плечи старшим.

Матеяну молчал, обхватив руками голову, а генерал не нарушал этого молчания. Так они проехали и Рознов, где генерал остановился на минуту, как и в Бакэу, чтобы заглянуть в штаб, а затем продолжали свой путь к мосту через Серет. К обеду они въезжали в село, название которого у советского генерала было записано на бумажке. Они останавливались у каждого из этих дворов, которые были заполнены румынскими пленными, и спрашивали часовых или самих пленных, которые сразу бросались к оградам, о танкистах. Матеяну с нетерпением оглядывал двор за двором. И когда генерал уже потерял всякую надежду, в одном из дворов они наконец обнаружили черные группки танкистов, сбившихся в кучу, как пингвины. Матеяну, охваченный неуемной радостью, от которой у него перехватило дыхание, хотел было броситься во двор, но генерал остановил его, напомнив, что без коменданта лагеря входить к пленным нельзя. И пока шофер ездил за комендантом в село, Матеяну и генерал остановились напротив ворот, к которым подбежали танкисты. Те, хмурые и молчаливые, с ввалившимися глазами и пожелтевшими, осунувшимися лицами, заросшими бородами, замерли, будто чувствуя вину перед своим бывшим командиром. Вскоре среди танкистов появился и майор Олтян, тонкий и стройный, такой же хмурый, как остальные, смирившийся, сбитый с толку и охваченный бессилием. Видно, Олтян и некоторые другие оставшиеся в живых офицеры не захотели, чтобы их разлучили с солдатами, с которыми они остались там, в конце долины.

— И вы тоже попали, господин полковник, — с горечью проговорил Олтян через забор, боясь услышать подтверждение своим словам.

— Нет! — заверил его Матеяну, едва сдерживая себя. — Я приехал за вами… Из оставшихся танков мы сформировали отряд и теперь вместе с русскими идем через горы, в Трансильванию…

— Господин полковник, — только и вымолвил ошеломленный Олтян, уцепившись за забор.

Матеяну подошел к забору, и они, потрясенные, обнялись через забор. На глазах у них выступили слезы. Часовой тоже замер, остальные танкисты смотрели на них, ошеломленные услышанной вестью. Когда первое волнение встречи прошло, Матеяну вернулся к генералу, а Олтян к танкистам, которые начали собираться в дорогу.

VII

Через несколько дней отряд ускоренным маршем уже продвигался по долине Тротуша в горы. Узкая каменистая дорога то пересекала реку и железную дорогу, то лентой вилась между ними. Серая тяжелая пыль поднималась невысоко, так что из своей машины на открытом месте сверху Матеяну видел маленькие, как пчелы, мотоциклы впереди колонны и большие, как шмели, танки позади, а между ними — автомашины саперов и горных стрелков, зенитные и противотанковые орудия с длинными стволами, будто плывшие над облаком пыли. Когда склон становился более пологим и рев двигателей стихал, со стороны гор можно было слышать грохот выстрелов и непрерывный торопливый стрекот пулеметов. Матеяну чутко прислушивался к схватке в горах, к которым они приближались…

В обед подполковник Лейтман, советский офицер связи, вернулся из штаба дивизии и поднялся к нему в машину.

— В ущелье нужны танки…

— Все готово, через час выступаем.

— Мне приказано спросить, закончили ли вы все приготовления?..

— Еще вчера вечером, такая была договоренность.

— А танки, доставленные Олтяном?

— И те готовы… У нас теперь снова два батальона и батальон горных стрелков.

— Хорошо, — обрадовался Лейтман.

Когда Матеяну вышел, чтобы отдать приказ о выступлении, Лейтман повертел ручку полевого телефона и попросил связать его с командиром советской дивизии. Подполковник, стройный и подвижный, с продолговатым лицом и бородкой клинышком, с немного искривленным носом и сверкающими живыми глазами, знал румынский. Вернувшись, Матеяну застал его нагнувшимся над картой, готовым проинформировать его об обстановке, сложившейся у перевала. За неделю, пока отряд был на отдыхе и реорганизации, дивизия генерала вела упорные бои с немцами, сосредоточившимися в ущелье, ведущем через горы. Там, говорил Лейтман, настоящий ад. Только танки могут преодолеть оборону гитлеровцев и, прорвавшись через ущелье, выйти по ту сторону гор.

— Нужно прорваться сегодня же вечером, когда стемнеет, — решил Матеяну. — Мы застанем немцев врасплох, к тому же в темноте они не могут вести прицельную стрельбу.