Он сделал все, что мог

— Там, в лагере, один про один все знает. И мы должны все знать.

Роман был ошеломлен: всего ждал, только не этого. Опять в лагерь! Его будут ждать Березин, Ирина, а он будет выполнять «особое задание». Тем временем отсюда будут засылать в тыл Красной Армии шпионов-диверсантов, и Большая земля ничего не узнает о них. Пришлось напрячь все силы, чтобы ничем не выдать своего состояния.

— Можно откровенно, господин майор?

— А вы не всегда со мной откровенно? — прижмурил стальные глаза Фишер.

Роман понял, что отказываться не только бесполезно, но и опасно. Однако и соглашаться сразу не следует, надо хотя бы для виду немного покуражиться.

— Во-первых, мне неохота снова в лагерь, господин майор. Во-вторых, а вдруг я ошибусь в подборе кандидатур, завербуются и перемахнут туда, что вы тогда мне скажете?

— Сказаль, что вы плехо работаль со всеми… как это, как это… вытекающими последствиями. Мне тоже так скажут, если я буду плехо работаль.

Козорог стремительно вскочил и вытянул руки по швам.

— Когда прикажете, господин майор?

— Отшень карашо, господин Козорог. Война не ждет. Мы подумаль, какой лагерь и легенда вашего поведения там.

— Я готов. Но у меня к вам просьба, господин майор.

— Говориль.

— Разрешите мне еще хотя бы денька два насладиться свободой. Привык. Да и девчонка моя, стерва, что-то давно не приходит. Когда теперь я еще увижу живую бабу. — И Роман изобразил глупейшую улыбку.

— Два дня вы полный свобода. — И Фишер тоже встал, давая понять, что разговор окончен.

Утром по «лагерю» был отдан приказ Лынькова: отпуска в город запрещены, выход за пределы «лагеря» запрещен, кроме «лиц, особо отличившихся», то есть, побывавших на особо важных заданиях и отмеченных наградами. Романа насторожило последнее: а не забрасывают ли это удочку за Васей Копицей? Если он действительно взят под подозрение, если за ним слежка, то пусть себе свободно идет, куда хочет, авось клюнет, если следят, значит, что-то предполагают. Но оставить такую привилегию за одним Копицей было бы глупо, потому для «прикрытия» и веем отличившимся полная свобода. Вроде бы логично. Встретившись с Копицей во дворе и поймав его вопрошающий взгляд, наверное, хотелось узнать, был ли на явке, Роман на ходу строго бросил. «Делать, как я сказал». Да, а как же самому быть? Пока что, вроде, «жена Цезаря вне подозрения», надо сегодня же как-то попытаться встретиться с Березиным, предупредить его, что он, Роман, некоторое время будет в «командировке».

Постой, постой, Роман едва не споткнулся на ровной дорожке от вдруг мелькнувшей мысли. А что, если эта «командировка» тоже какая-то хитрость, скрытая игра?.. Выстроим все в логический ряд. Предположим, Фишер в чем-то заподозрил его. В чем?.. В том, что он, Роман, знает то, что знают только Фишер, Лыньков, знает, когда и как производится заброска в тылы Красной Армии шпионско-диверсионных групп. Размышляем дальше. Ирина сказала, что две шпионско-диверсионные группы тоже прихлопнуты, о чем, возможно, как-то стало известно Фишеру, и он заподозрил его, Романа. Кого же еще?.. Ведь только Фишер, Лыньков и он знали об отправке группы. А эти его разговорчики насчет того, что «предают» — туфта, туманчик. Видимо, хочет проверить, как будет с заброской без него, Романа. Хитер Спрут! Ну что же, поводим и тут тебя за нос. Надо повидаться с Ириной. Похоже, вот-вот отправят группу Блохина. Теперь опять только с помощью Ирины можно сообщить о группе Блохина, пусть тогда берет на крючок Лынькова.

Роман нарочито, чтобы больше привлечь к себе внимания, довольно шумно кутнул в казино, затем также нарочито зашел к Фишеру спросить разрешения отлучиться в город, хотя это было совсем не обязательно, он в отпуске, сказал, что если он срочно понадобится, его могут найти в кабачке «дяди Жоры» или у знакомого полицая Степана Дубова, и назвал адрес: в доме биржи, квартира семнадцать. И это тоже нарочито, хотя вчера с Березиным и было договорено, что туда он больше не придет, так как дежурный у биржи полицай почему-то заинтересовался «власовцем», и было обусловлено другое место явки. Но эта явка назначена только через четыре-пять дней, а его, Романа, к тому времени тут уже может и не быть. Значит, хочешь — не хочешь, а придется еще раз заглянуть к «знакомому», это единственная возможность предупредить через него, поэтому дабы не наводить тень на ясный день, он и сказал Фишеру. Права Ирина, которая однажды сказала: лучшая ложь — полуправда. Да к тому же это теперь уже не имеет никакого значения, засечет его еще раз тот полицай у биржи или не засечет, зато он уведомит Дубова быть более осторожным и как-то передать Березину, почему Роман не может прийти на явку. А под вечер он еще смотается к Ирине, о чем гоже предварительно поставит в известность Фишера. В общем, Роман все обдумал и, кажется, все должно обойтись благополучно.

Отметившись на проходной, он отправился в город. День был ясный, солнце заливало жаром и без того опаленную войной землю. Роман шагал медленно, делая вид, что ему-то и торопиться некуда, и это давало ему возможность наблюдать, нет ли за ним «хвоста».

29

И действительно, вроде пока что все обошлось благополучно. Около часу Роман просидел в кабачке, устроил дяде Жоре маленький скандальчик, обвинив его в том, что он просто спекулянт и хапуга, под видом шнапса продает вонючий, к тому же разбавленный самогон, — это для того, чтобы лучше запоминалось, что он был тут. Затем пошел к дому Дубова, но прежде чем войти во двор, решил убедиться, дома ли он. Вчера условились, что, если Роману потребуется срочно увидеться с Дубовым или Дубову с Романом, на окно будут выставлены две бутылки с левой стороны. Это сигнал — Дубов дома, и к нему можно заходить. Сегодня как раз и был тот крайний случай.

Бутылки стояли на своем месте. Что это? Знак, что Роману можно зайти, или Степан подает сигнал тревоги, хочет видеть Романа немедленно. Почему? Что-то случилось с Березиным? А может, и Степу уже «накрыли», все из него выбили, в гестапо не каждый выдерживает, и это уже просто приманка для связей Дубова?.. Поколебавшись, Роман решил все же зайти.

Тот полицай (такую морду нельзя было не запомнить: круглая, как арбуз, голова с по-ослиному торчащими бурыми ушами) стоял на том же месте у двери биржи и дымил сигаретой. Он наверняка тоже заметил Романа, но делал вид, будто не замечает, и это Романа еще больше насторожило. Но все же решил подойти к полицаю: если со Степаном что-то не так, морда наверняка в курсе. Расстегнул кобуру — голыми руками его не возьмешь — достал из кармана сигарету и беспечно направился к полицаю.

— Разрешите прикурить?

— Чаво? — встрепенулся полицай, будто сейчас только увидел Романа, — А, господин майор, здравия желаю.

— Прикурить разрешите? — Роман стрельнул глазами в лицо полицая. — Зажигалка моя что-то…

— Пожалуйста. С удовольствием, господин майор.

— Спасибо. Скажи, голубчик, твой коллега дома?

— Чаво-чаво?..

— Ну, полицейский Степан Дубов, у которого мы вчера были… Неохота напрасно подыматься.

— А, Степка?.. Так бы и сказали. Дык он намедни тута пробегал, а дома ли счас — не знаю. Да тут не трудно подняться, всего один этаж.

— Это я и без тебя знаю, что один этаж, да неохота попусту чапать. Но ладно, раз уж пришел — что ж делать. Благодарю, друг, за огонек.

— Не стоит, мы всегда рады услужить. Че, тоже охота опохмелиться?

— Так договаривались.

Похоже, что с Дубовым все в порядке. Ну а Фишер пусть потом проверяет: где сказал — там и был, а вот зачем был — это уже мы с Дубовым сговоримся, чтобы в один голос…

Степан Дубов был дома, дверь открыл на условный стук. Нет, с Иваном Егоровым (Мамочкиным — Березина Роман не стал называть) ничего не случилось, а бутылки он поставил, как было велено: раз дома — ставь на окно бутылки. Роман понял, что он не знает о новом явочном месте, не стал ему ничего говорить и попросил, чтобы он передал Ивану Егорову, что он, Роман, недели две будет в командировке и чтобы тот сюда больше никогда не приходил. И еще рассказал о разговоре с полицаем.