Сержант и капитан

— Я сейчас пойду выпью кофе в ближайшее заведение и вернусь через двадцать минут. За это время вы должны договориться о встрече, учитывая все вышеназванные мной нюансы. Хочу сказать вам, друзья мои, что наше первое знакомство убедило меня в том, что у вас неплохой потенциал. У вас еще есть шанс развиться в нормальных, почти интеллектуальных членов общества.

Никита говорил это совершенно свободно, потому что знал, что его никто не поймет. Петруха сказал:

— Иваныч, ты сказал, мы сделали. Ты не сказал, мы не сделали. Но если ты сказал, и мы поняли неправильно, мы сделали неправильно. И тогда ты пострадаешь, Иваныч, а не мы.

Никита подумал: «Черт, а ведь правильно излагает. Я над ними издеваюсь, а они пытаются держать удар. Даже пусть это по приказу папы, но терпимости у них больше, чем у меня».

Он вышел на крыльцо и огляделся. Уже была та часть утра, когда на московских улицах остаются только беспечно фланирующие бездельники или приезжие. Все москвичи, кто хочет и может что-то делать, были уже на работе.

— Господин Корнилов, а я вас ищу, — Никита оглянулся. По ступеням поднимался мистер Балашофф. — Я вас ищу с тем, чтобы вы не искали меня. Москва — маленький город, такой же маленький, как Нью-Йорк. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Я уже знаю о том, что произошло на Беговой, о том, что при этом погибли люди, о том, что вы остались живы, и о том, что вы думаете, что я во всем этом виноват. Я здесь, чтобы развеять ваши сомнения по поводу моей персоны. Сижу в машине уже час. Спать хочу, как черт. Давайте поговорим, и вы меня отпустите. Я поеду в гостиницу, которую, конечно, вы уже вычислили, и лягу спокойно в постель. И не истязайте своих людей, чтобы они выяснили, как я об этом узнал. Ваша перестрелка с бомбометанием на Беговой — уже общее достояние Москвы, но и кроме того, мои люди следили за вами с самого начала. И они видели, как вы выпрыгнули с пятого этажа. Надо сказать, что они оценили ваш прыжок. Это было круто, как они говорят.

— А почему они не помогли, эти ваши люди? Почему они не накидали мягких матрасов или не растянули пожарный батут? Почему не поднялись и не атаковали противника с тылу? Посреди Москвы идет бойня, а они сидят себе, как в открытом кинотеатре, и наслаждаются. Это американский способ ведения дел? — Никита был близок к тому, чтобы заехать господину Балашоффу кулаком в лицо.

— Я вас понимаю, но и вы должны меня понять. Они звонили мне в этот момент и спрашивали, что делать. Я в ужасе бегал по своему номеру и страшно переживал за вас. Поверьте. Но, а когда я узнал, что вы живы, первое, что сделал — достал из бара маленькую бутылочку виски и выпил за ваше здоровье. Предлагаю мир. — Он протянул руку. — Ведь вы же теперь сами понимаете, что есть еще кто-то третий, кому выгодно столкнуть нас лбами.

Никита посмотрел на протянутую белую холеную американскую руку с перстнем на безымянном пальце, потом посмотрел на свою руку и демонстративно засунул ее в карман джинсов.

— Руку я жать вам не буду, потому что я вам не верю, но поговорить все равно надо. Пойдемте в офис, а то стоим мы с вами, как две мишени в тире, если вы говорите, что есть третий, то у него сейчас наилучшая возможность остаться в единственном числе.

— Э, нет, — мистер Балашофф спрятал руки за спиной, — это ваша территория. Не хотите мириться — ваши проблемы. Я вам все сказал. И если вы не дурак, а мне показалось, что вы не дурак, вы сейчас пойдете в офис один, посидите там, подумаете, посоветуетесь с вышестоящим руководством, а потом позвоните мне. Я сегодня буду целый день в номере — в Большом театре, мавзолее Ленина, Третьяковской галерее и Грановитой палате я уже был, слава Богу. Приходите часов в девять вечера. И поскольку моя туристическая программа исчерпана, я, от греха подальше, лучше спрячусь в отеле. Там вы меня и найдете, и всю мою охрану.

Как Никита ни злился на него, но чувство юмора американца он оценил, и не смог сдержать улыбку. Американец осклабился в ответ киношной улыбкой, в которой не хватало нескольких процентов, чтобы дотянуть до стопроцентной американской. Раскачиваясь, как Джон Уэйн, пошел по ступенькам вниз к черному джипу «Шевроле».

Никита вернулся в офис, вошел в свой кабинет, сел за стол и с чувством выполненного долга уснул уже в третий раз. Теперь он мог поспать подольше, потому что, и не советуясь с вышестоящим начальством, он знал, что вечером встретится с Балашоффым. Когда он засыпал, краем глаза заметил сунувшегося было в кабинет на свое законное место Петракова. Но потом голова все поняла и тут же исчезла. Петраков, хоть и бывший боксер, но край как не любит влезать в какие-либо неприятности. Ему не нужны ненужные подробности, которые сделают его соучастником. Если бы он мог, он бы уехал в отпуск до тех пор, пока Никиту не убьют или он не убьет тех, кто хочет его убить. Трудно его осуждать за это. Насчет Лехи с Петрухой Никита уже все понял. Пока он будет спать, они придут, аккуратно поставят стулья перед столом, сядут на них и будут терпеливо ждать, когда командир проснется.

Когда Никита открыл глаз, все было именно так, как ему и представлялось. Леха с Петрухой — нет, Алексей и Петр, — сидели напротив и смотрели прямо перед собой.

— Привет, который час? — зевая, протянул Никита.

— Три часа сидим, — ответили бойцы одновременно. В их голосах чувствовалась обида.

— Поди, есть хотите?

— Вот это точно, Никита Иваныч, — ответил смышленый Петруха, — чисто так жрать хочется, что чисто я бы Леху съел.

— Че ты гонишь, — толкнул в плечо Леха Петруху. — Это мы еще посмотрим, кто кого еще съест. В семь секунд обглодаю так, что мама не чешись.

— Да ладно, ладно, — пошел на попятный Петруха. — Это я так чисто пошутил, братан, да ты че.

— Че, да вот тебе и че. Не сбивай своим гнилым базаром шефа с мысли. — Леха повернулся к Никите за поддержкой.

Никита посмотрел на них с сомнением. Может, он ошибся, назначив Петруху на роль смышленого. Может, Леха сообразительнее?

— Каюсь, джентльмены, — Никита примирительно поднял руки. — Действительно, пора поесть. Поедем на Тверскую.

— Почему на Тверскую? — спросил Леха.

— Потому что я так сказал.

— Да я чисто так спросил, шеф. Чисто из любопытства.

— Да я чисто понял.

Машину Сергей Борисович выделил хорошую — черный джип «Гранд — Чероки». За руль по-хозяйски, деловито, со знанием дела сел Петруха, вставил и повернул ключ. Машина мягко заурчала.

Леха напрягся:

— Ты че, чисто я хотел…

— Хватит, — оборвал его Никита, — Хватит препираться. Ждете приставки «чисто»? Не дождетесь. Вы говорите на каком хотите языке. Я на нем говорить не буду. Все, поехали.

Петруха радостно показал Лехе средний палец. Тот обиженно отвернулся к окну. Через двадцать минут они были на месте. Ирландский паб в конце Тверского променада. Никита выбрал это место не случайно. Отель «Голден Пэлас» — почти напротив. Но, самое главное, всего в трех кварталах — родной любимый дом на Лесной, в который он пока не может вернуться. Приятно, когда в детективной истории все близко.

Леха с Петрухой сели за стол с намерением плотно подкрепиться. Никита пошел к стойке. Там ему лучше мыслилось. Леха с Петрухой недоуменно посмотрели на него, но Никита объяснил:

— Ребята, я тут буду рисовать стрелки и графики, но не хочу, чтобы вы их видели. Так что можете кушать спокойно.

— Поняли, шеф, — ответили они хором и склонились над меню.

Никита приступил к анализу ситуации. Взял из специально захваченной папки с фирменным вензелем чистый лист бумаги и начал рисовать кружки и стрелки. Он видел такое в кино сто раз и наконец решил сам попробовать. Кружок в центре белого поля с двумя крестами — ночное нападение. Он главный персонаж. Справа маленькая тетрадка — дневник капитана Корнилова. Слева — маленький американский флаг, обозначающий мистера Балашоффа. Чуть пониже, прямо под кружком ночного нападения, — холмик с пиратским «Веселым Роджером», обозначающий клад. Слева от холмика — полуразрушенный домик на Большой Никитской. Никита для красоты нарисовал вокруг него цветочную поляну. Между холмиком и домиком — бегущие в штыковую атаку белые ударники и в панике отступающие большевики. Под ними — один большой вопрос: почему и как дедушка Балашоффа все-таки получил дневник, но почему без нескольких страниц. Второй вопрос еще больше — где те недостающие страницы.