Живые и мертвые

были брошены кожаное пальто и пыжиковая шапка. На столе перед комиссаром лежал маузер с прикрепленной к кобуре серебряной дощечкой.

- Вы садитесь, - вместо приветствия сказал он Синцову. - Надо подумать, как с вами быть. А то я заявил - не надо нам таких, - а вот товарищ Малинин недоволен.

- Ваше дело - приказывать, при чем тут мое неудовольствие! - сказал Малинин.

- Как приказывать, я еще не вспомнил, - усмехнулся комиссар. - Вот обмундируюсь, вспомню, тогда начну приказывать. А пока давайте посоветуемся. Мне товарищ Малинин рассказал в общих чертах вашу историю, снова обратился он к Синцову. - Но, может, вы какие-нибудь детали сами хотите добавить?

У комиссара были зачесанные на косой пробор отливающие сталью сивые волосы, узкое умное лицо, насмешливо поджатые губы и такие же насмешливые глаза за дорогими очками в золотой оправе.

- Что ж добавлять, - сказал Синцов, глядя в эти насмешливые глаза. Только кишки мотать!

С отчаяния у него это получилось грубо, но как раз его грубость почему-то произвела хорошее впечатление на комиссара.

- Ну, уж сразу и кишки! Хоть у меня фамилия и немецкая, но я вам не немец, чтобы кишки мотать. Их вам и так уж помотали, судя по рассказу товарища Малинина. Но вот в чем мое сомнение, если вы в состоянии его разрешить - возражайте! Если бы вы были гражданское лицо, то стоял бы только вопрос доверия: товарищ Малинин доверяет вам, а я ему. Но вы кадровый военнослужащий, не получится ли, что мы вроде как бы укрываем вас у себя?

- Э-эх, Николай Леонидович, о каком укрывательстве речь, слушать чудно! - не выдержал Малинин.

Комиссар блеснул на него очками и продолжал свое:

- Вы находитесь в кадрах и, чтобы объяснить свои прошлые поступки и вновь получить назначение на фронт, должны явиться в соответствующую организацию. По-моему, этими вопросами занимается Особый отдел, или допускаю, что вам следует явиться в прокуратуру округа, поскольку здесь вы в зоне ее действия. А помещается она - я как раз живу рядом - недалеко отсюда, на Молчановке. Вот туда и рекомендую явиться. А вашу историю я не прошу повторять, потому что это все равно не переменит моего решения. Вот так, все, - тихо, но беспощадно заключил он, и Синцову стало понятно, что вежливость и гладкость его речи всего-навсего привычная форма выражения.

- Напиши ему хоть сопроводительную, товарищ Губер, - вдруг на "ты" сказал Малинин. - А то ведь у человека документов никаких нет. Хорошо, в райкоме он на меня напал, я его в лицо помню.

- Хорошо, - коротко, без неудовольствия, сказал Губер, открыл лежавший на столе блокнот, вынул из кармана вечное перо, отвинтил его и начал писать.

- Ваша фамилия Синев? - спросил он, написав две первые строчки.

- Синцов, - поправил его Синцов, - И.П.

- "Синцов И.П.", - повторил Губер, вписывая фамилию, и, написав еще несколько строчек, расписался, дернул лист из блокнота, согнул его пополам и отдал Синцову. - Печати у нас нет - на веру! Примут на веру - хорошо, не примут... - Он