«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах) читать книгу онлайн
Первые черновые наброски романа «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» В.О. Богомолов сделал в начале 70-х годов, а завершить его планировал к середине 90-х. Работа над ним шла долго и трудно. Это объяснялось тем, что впервые в художественном произведении автор показывал непобедную сторону войны, которая многие десятилетия замалчивалась и была мало известна широкому кругу читателей. К сожалению, писатель-фронтовик не успел довести работу до конца.
Данное издание — полная редакция главного произведения В.О. Богомолова — подготовлено вдовой писателя Р.А. Глушко и впервые публикуется в полном виде.
Тема Великой Отечественной войны в литературе еще долго будет востребована, потому что это было хоть и трагическое, но единственное время в истории России, когда весь народ, независимо от национальности и вероисповедания, был объединен защитой общего Отечества и своих малых родин, отстаиванием права на жизнь и свободу.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Так, с 15 по 27 января с.г. только в одном батальоне зарегистрировано 27 случаев заболевания гриппом, 16 случаев с острым заболеванием дыхательных органов, 12 — ангиной и 19 — фурункулезом. 5 военнослужащих умерли в МСБ от пневмонии.
Многие жалуются на постоянные головные боли, апатию, расстройство сна. Депрессивное состояние (у двух с явными психическими расстройствами) отмечено у большинства военнослужащих, особенно в период пург, сильных снегопадов, когда они вынуждены сутками находиться в тесном замкнутом ограниченном пространстве.
В артдивизионе, роте связи, разведроте, саперной роте и санроте землянки и палатки освещаются электричеством, а в остальных — керосиновыми коптилками круглыми сутками, отчего у личного состава начались глазные заболевания.
Весь личный состав полностью экипирован в зимнее обмундирование: ботинки, валенки, шинель; но лишь 70 % имеют ватные фуфайки, а шубы выдаются только для нарядов.
В качестве постелей используется один спальный мешок на 2 человека или один японский матрасик для одного человека. Кроме того, каждый имеет две простыни, две наволочки и одно одеяло.
Особую остроту приобрела проблема пресной воды: весь личный состав (в быту, на пищеблоке) употребляет воду из перетопленного снега. Снеговая вода крайне недоброкачественна, изобилует разными нечистотами и в ней отсутствуют необходимые соли. Только 30 % общего расхода воды используется для хозяйственных нужд. В связи с этим личный состав бригады не может регулярно мыться в бане, а ограничивается прожариванием одежды в дезпалатках. У отдельных лиц замечено появление вшей.
Питание личного состава хорошее по калорийности, но большинство продуктов — концентраты. Пища в горячем виде выдается личному составу 3 раза в день: она обильная, жирная и питательная, но многие военнослужащие мало и плохо едят. В бригаде по поводу питания некоторые из офицеров высказывали недовольство. Так, командир 2-го горно-стрелкового батальона ст. лейтенант Кузнецов в столовой громко заявил:
«Гвардии тушенка… и борщ с тушенкой… От этих витаминов никто, правда, еще не умер… но я устал! Устал от этих витаминов! Хоть бы сообразили чего-нибудь…»
В бригаде совершенно нет свежего картофеля, квашеной капусты, овощей, чеснока. Мало свежего мяса и рыбы, которые бы улучшили качество пищи.
Хоть имеется разрешение на приобретение у чукчей оленьего мяса и рыбы, ассигнования не спущены и заготовки фактически не проводятся.
Для снижения заболеваемости личного состава помимо мер по закаливанию (разработана методика и спущена всем командирам рот и батальонов), необходимо улучшить питание за счет включения мяса, рыбы, овощей, квашеной капусты и обязательного приема рыбьего жира и витамина «С» поголовно всем, а также обеспечения лекарственными средствами (стрептоцид, норсульфазол и др.) в достаточном количестве.
Майор м/с Куличков.
ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДИРА 4-го ГОРНО СТРЕЛКОВОГО БАТАЛЬОНА
Доношу об обстоятельствах происшедшего в 4-м горнострелковом батальоне чрезвычайного происшествия.
24-26 января с.г. был сильный буран с большим снегопадом, сила ветра достигала 21,8 м/сек. Стихией была разрушена телефонная связь и электроосветительная сеть, имелись сильные обвалы.
Личный состав не выходил из землянок, естественные нужды отправляли тут же, в землянках.
Было невозможно проконтролировать наличие и установить отсутствие людей в батальоне в указанные сутки.
После стихания бурана утром 27.1 выявлено отсутствие одного офицера — ст. лейтенанта Сухина А.Г.
Ст. лейтенант и/с Сухин Александр Григорьевич, начальник финансовой части, кандидат в члены ВКП(б), 1919 г. рожд., русский, образование 7 классов, в РККА с 1941 г., в 56-й отдельной горнострелковой бригаде с октября 1945 г., призван из резерва, женат, адрес жены — Приморский край, ст. Пограничная.
Как установлено расследованием и показаниям ординарца, Сухин 25.1 в 13.00 самовольно вышел из своей землянки с целью пойти в землянку хозчасти, которая находилась в 50 метрах. Идя по расположению части по страховочному канату, по-видимому заблудился, так как ни в одной из землянок не появился.
К концу дня 27.1 в 19.0 °Cухин был обнаружен замерзшим в трех километрах от расположения батальона на берегу пролива. Он не дошел до землянки хозчасти несколько метров: на страховочном канате осталась закрепленная рукавица.
Капитан Еремин.
* * *
В жизни вокруг происходили непонятные истории: ну зачем, например, при отсутствии топлива в бригаде закладывать в государственный резерв низкокалорийный, открытой выработки чукотский уголь? В жизни было немало непонятного, необъяснимого, но если это непонятное и необъяснимое исходило от государства, я всегда был убежден, не сомневался: есть высшие соображения, недоступные пониманию простых смертных.
В жестокие чукотские пурги, когда жизнь в части фактически замирала, я, продрогший до кишок, целыми днями лежал в землянке под несколькими одеялами. Тускло светила коптилка. Угля для печурок выдавали нам в обрез, поскольку командованию на Чукотке стало известно неофициальное историческое высказывание товарища Сталина: «Экономия — основной закон послевоенного периода». Правильное, мудрое изречение, если бы оно еще не задело нас самым неожиданным образом. Относительно чего он это сказал, при каких обстоятельствах, где и когда, никто толком не знал, однако началась ожесточенная кампания по экономии под девизом «Помни: советское государство не дойная корова! Экономь во всем ночью и днем!», и худо бы нам пришлось, если бы не случай обыкновенного местного подхалимного перегиба.
Начальник политотдела бригады майор Попов, заметив, что бойцы не съедают полностью котловое варево, в порядке личной инициативы, через голову корпусного начальства, дал шифровку Военному Совету округа с рационализаторским предложением: сократить суточные пайковые нормы для отдаленной местности примерно вдвое. Как сообщил нам по секрету лейтенант из шестой части, предложение было сделано от имени личного состава бригады, хотя никто из нас об этом не просил.
Мы было приуныли, однако в ответной шифротелеграмме член Военного Совета округа генерал-лейтенант Леонов разъяснил майору, что норма суточного пайка для отдаленной местности определена Постановлением, подписанным лично товарищем Сталиным, и любые иные толкования этого вопроса исключаются. Затем за обращение не по инстанции, минуя Военный Совет округа, последовал втык майору и от корпусного начальства; несколько дней после этого он ходил, как нашкодившая, побитая собачонка, осознавшая свою вину перед собратьями: от столь тяжкой политической промашки он даже осунулся и постарел.
Однако постановления высокого начальства насчет угля не было, и его теперь стали давать строго в обрез — по пять килограммов на сутки; мы мерзли жестоко, нещадно, и страдали от простудных заболеваний, особенно неприятно — от фурункулеза и карбункулов.
Помню отчетливо: с огромным, размером с кулак, карбункулом на виске и ангинозными нарывами в горле, с температурой выше сорока и чудовищной болью под черепом, в полушубке поверх трофейных неопределенного цвета рубашки и кальсон, в валенках, с перебинтованной головой, обернутой поверх повязки трофейным одеялом, обливаясь потом, я в полубессознательном состоянии сижу на топчане. Мой верный ординарец Вася Сургучев и двое взводных держат меня под руки и пытаются поить теплым, крепким и очень сладким чаем, но я не могу глотать, даже слова вымолвить — и то не могу.
Печка раскалена докрасна и жара непереносимая: узнав, что я погибаю, все землянки и палатки — великая армейская солидарность! — прислали по котелку угля, чтобы хоть перед смертью мне было тепло. С утра, чтобы поднять мне настроение, в палатку принесен ротный патефон, и с невероятным шипением крутится заезженная пластинка: