Богатство

перехватил изнемогший от пьянства уездный чиновник Неякин, начал клянчить:

- Сашка, будь другом, продай соболька.

- Я всех сдал в казну.

- Не ври, - скулил чиновник. - Небось Мишке-то Сотенному привез. Ежели и мне соболька уступишь, так я тебе про явинского почтальона такое расскажу... ахнешь!

Устранив забулдыгу, траппер шагнул внутрь лавки. Торговец без лишних слов снял с полки бутыль со спиртом.

- Чем заешь? - вопросил дельно.

- Вчера с урядником согрешил, сегодня - баста.

- Чего заговелся?

- Дорога трудная. А груз большой.

- Много ль взял?

- Фунтов с тысячу. Даже копылья у нарт крякнули.

Лавочник глянул в окошко, на глазок оценив собак:

- За вожака-то сколько платил?

- Четыреста. Он нездешний - из бухты Провидения.

- За одну псину экие деньги... Ай-ай!

- Патлак того стоит. Он оборачивается [1].

- А ты-то как, Сашка? Тоже оборачиваешься?

- Редко.

- Оно и плохо! Не видишь, что у тебя за спиной творится... Шлюха она, твоя Марьянка! Где подобрал такое сокровище?

Исполатов, внешне спокойный, и отвечал спокойно:

- Подобрал во Владивостоке... прямо с панели. Сам знаешь, от одного парохода до другого, когда билет уже на руках, выбрать порядочную времени не остается. Вот и взял какая попалась. Жить-то ведь все равно как-то надо... ;

- Смотри сам. Но люди сказывают, что, пока ты по охотам шастаешь, к ней явинский почтальон навещается.

Исполатов сумрачно оглядел длинные полки, прогнувшиеся от тяжести колониальных товаров: виски, ром, спирт, противная японская сакэ... ну, и белая - Смирновского завода.

- Заверни конфет с начинкой. Фунтов десять, - сказал траппер. Пряников дай. Да сунь бутылку рома в кулек.

- Пожалте, - хмыкнул лавочник. - Тока не пойму я тебя - нешто ж стерву свою конфетами голубить станешь?

- Это не ей. Мне надо завернуть в Раковую.

На лице торговца возникло недоумение.

- Храни тебя бог, - сказал он. - Но помни, Сашка что проказа не сразу в человеке проявляется.

- Плевать! - Траппер шагнул из лавки на мороз.

Собаки дружно поднялись, разом отряхнувшись от снега.

...Исполатов уже давно облюбовал для охоты нелюдимые загорья и заречья Камчатки, и он не любил, если его спрашивали - откуда родом, когда сюда пришел и зачем? Лишь изредка траппер навещал уездный град Петропавловск, где сдавал пушнину в имперскую казну, а закупив провизии для зимовья, снова надолго исчезал в до ужаса безмолвных долинах.

Слегка тронув потяг вожака, он сказал:

- Кхо!

Упряжка сразу взяла нарты, аллюром.

А недалеко от Петропавловска, на берегу бухты Раковой, затаилась от людей камчатская колония прокаженных. Здесь никого не лечили, только изолировали от общества, и, кто попал в бухту Раковую, тот, считай, пропал для жизни на веки вечные... Первый, кого Исполатов встретил в лепрозории, был его приятель - огородник Матвей. При виде траппера лицо прокаженного расплылось в улыбке:

- Сашок! Друг ты наш... вот радость-то нам.

Матвей