Испытание. По зову сердца

— Генерала Железнова? — недоверчиво переспросил сопровождающий и, не слушая ответа, сказал: — Нельзя. Приедем на приемно-распределительный пункт, там начальство ему позвонит. И если так, как ты говоришь, то сам генерал приедет и заберет тебя. Все, малыш! И не хнычь, пожалуйста. — Сопровождающий скрылся, гулко хлопнув дверцей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Ну, теперь, Петро Семенович, здесь, кажется, все, и я поехал к Дьяченке. Если соседа прорвут, то, надо полагать, противник будет брать поглубже и бить по нашему второму эшелону.

Направляясь к Дьяченке, Железнов по пути свернул в район медсанбата посмотреть, что там творится.

Приехал как раз, когда кормили перешедших людей. Среди них сновала Ирина Сергеевна, пристально вглядываясь в ребят. Увидев Железнова, подошла к нему и, готовая расплакаться, пожаловалась:

— Ни моих, ни вашего нет.

Яков Иванович по-дружески обнял Ирину Сергеевну и тихо промолвил:

— Мужайся, Ириша, мужайся. Будем с тобой надеяться на лучшее. Если у тебя здесь все, то поедем к Дьяченке, там пообедаем.

— Здесь набирается машина ребят-сирот и часть ребят с матерями, которым некуда идти. Я хочу их отвезти на армейский пункт, заодно посмотреть, нет ли там и наших.

— Не советую. Ты ж за эти дни измоталась до неузнаваемости. Кажется, вот-вот свалишься. Если вдруг окажутся наши, то нам сразу же позвонят и сообщат.

— Не свалюсь. Я жилистая, Яков Иванович, разрешите.

Она смотрела на него таким умоляющим взором, что Железнов волей-неволей согласился.

Дальше Ирина Сергеевна на замечала времени. Быстро усадила всех эвакуируемых ребятишек и их матерей и бабушек в крытый тентом «студебеккер», утеплила их — кого одеялом, кого шинелью — и, превозмогая усталость, двинулась еще раз на поиск своих ребят.

Пока ехали разбитым колонным путем, ее ничего не интересовало. Она не замечала ни по-весеннему покрывшегося свежей зеленью леса, ни яркого солнца. Думала лишь об одном: как бы не упустить ребят, эвакуированных соседней дивизией.

Выехали на большак.

На подходе к Семлеву стали встречаться женщины с детьми.

Около одной, похожей по одежде на городскую, Валентинова остановила машину; ее взволновала девочка, собиравшая первые весенние желтенькие цветочки.

— Вы из пункта?

— Из пункта, — ответила усталым голосом женщина.

— Ребят там много осталось?

— Да почти половина. Ведь отпустили только тех, кто с родителями и у кого есть пристанище. На некоторых страшно смотреть — разутые, раздетые, и только кости да кожа. Фрицы нас выгоняли ночью в чем попало. Все думали на расстрел, а оказалось — такое счастье — к своим. Там, на пункте, есть трое — два паренька и девочка, так, когда они ведут слепого паренька, без слез нельзя на них смотреть. Говорят, фашисты лишили его зрения. Вот так они его и водят и на еду и по нужде.

Валентинова хотела спросить, как его зовут. Но подумав почему-то, что это Ваня, вздрогнула всем телом и спрашивать не стала.

— Кому же ты цветы собираешь? — обратилась к девочке.

— Тете Кате.

— Это сестра моя. Она живет в Шилове, — пояснила мать. — А нас пропустят туда?

— Пропустят, — ответила Ирина Сергеевна и села в кабину. — А пункт далеко?

— Нет, речку переедете, сразу в лесу и увидите большие палатки, а за ними дома и сараи.

Весь оставшийся путь из головы Валентиновой не выходил ослепленный фашистами мальчик.

Остановив машину около палатки с надписью «Штаб», Ирина Сергеевна спросила вышедшего к ним навстречу дежурного в белом халате:

— Кому сдать людей?

Тот показал на противоположную палатку, тонувшую в ветвях плакучих берез, с надписью «Приемник».

— Вот что, товарищ Гордеев, — обратилась она к шоферу, — высаживай всех и веди за мной. И не ожидая, когда люди сойдут, она заспешила в приемник. У входа ее приветливо встретила девушка Нюра и, бегло просмотрев список и убедившись, что обедом накормлены, скомандовала старику-санитару:

— Товарищ Журавлев, ведите всех в третий сарай. — Затем обернулась к Валентиновой. — А вы не волнуйтесь. Сейчас подойдут мои помощники и на месте с вашими разберутся. Так что вы можете ехать.

— Спасибо, дорогая. Но прежде чем ехать, я хочу узнать, не поступили ли сегодня к вам мои ребята — Валентиновы и сын генерала Железнова.

— Надо посмотреть по всем спискам, а их с сотню.

— А вы разрешите пройти мне по помещениям.

— Это можно. Но постойте. Мне что-то Железнов помнится. — И она обратилась к писавшим алфавитные карточки: — Алла, скажи, сегодня не поступал Железнов?

— Поступал.

— Боже мой, — всплеснула Ирина Сергеевна руками, — какая радость нашему комдиву. Так вы дайте его мне, я отвезу отцу.

— Я право не знаю, как и быть, — пожала плечами Алла. — Мы сегодня по телеграфу подали генералу Железнову записку.

— Генералу Железнову, — читала Нюра. — К нам поступил мальчик двенадцати лет Юрий Железнов...

— Да, его звать Юрой, — перебила его Валентинова. — Такой белесый, с разными глазами. Да и он меня хорошо знает. Мы в Бельске соседями были...

— Вы меня перебили, — остановила ее Нюра и стала снова читать — ...Двенадцати лет Юрий Железнов тчк. Он просил сообщить, о ним дети Валентиновых.

Ирина Сергеевна бросилась к Нюре:

— Так это же мои дети! Мальчик — Ваня и дочь — Дуся. Милые девушки, где они? — и тут же, обессилев, опустилась на ящик, заменявший в этом временном учреждении стул. Кто-то крикнул: «Доктора!» Но Ирина Сергеевна тихо промолвила: — Не надо, сейчас пройдет. — И хлебнув из кружки ключевой воды, промолвила окружившим ее девчатам: — Вот я все. Радость, милые мои. Вот что значит для матери дети. — Она обвела девчат добрым взглядом, как бы говоря: «Не дай бог вам это пережить!» — и поднялась. — Теперь скажите, милые, где они?

— А мы вас проводим, — сказала Алла и, быстро сбегав в штаб за разрешением, повела Валентинову мимо пустых палаток широкой тенистой аллеей. Разноголосое птичье щебетанье провожало их всю дорогу. Но Ирина Сергеевна ничего не видела и не слышала. Ей даже казалось, что девушка идет слишком медленно, а дом где-то далеко на отшибе. Вскоре послышались детские голоса, а через какую-то минуту увидела и самих ребят, возившихся в песке около полуразрушенного дома. Некоторые лежали в тени деревьев. Правее, у такого же, как и дом, полуразрушенного амбара, сидел, словно старичок, в коротком зипуне и помятой фуражке мальчик. Недалеко от него, поджав под себя ноги, сидела на земле девочка с двумя косичками, в телогрейке, из-под которой выглядывало голубоватое платьице, и вязала из желтеньких цветов венок. Но вот мальчик-»старичок» встал и, придерживаясь рукою стены, прошел на солнечную сторону — за угол. Там, нащупав завалинку, опустился на нее.

— Это слепой? — с состраданием спросила Ирина Сергеевна.

— Не скажу. Мы ведь их не видим, а только регистрируем, — уклончиво ответила Алла, хотя хорошо помнила Железнова, который сегодня утром настойчиво требовал сообщить отцу о нем и о Валентиновых. — Мальчик, — обратилась она к ближайшему пареньку, строгавшему палку, — не знаешь ли Железнова Юру?

Мальчик обвел взглядом детей.

— Вот, в малахае, — показал на паренька, сидевшего на крыльце дома и что-то мастерившего.

— Спасибо, — поблагодарила его Алла и повела Валентинову к дому мимо девочки, вязавшей венок. Но та вдруг обернулась в сторону амбара и выкрикнула:

— Ваня! Где ты? И на его отзыв — «Дуся! Я здесь» — девочка поднялась.

— Стойте! — Ирина Сергеевна задержала Аллу. — Да это же дочь моя, Дуся, — и, задыхаясь от волнения, вскрикнула: — Дуся! — и еще тише: — Дуся!

Девочка остановилась и удивленно смотрела на бегущую к ней в военном тетю. А Ирина Сергеевна бежала, продолжая кричать:

— Доченька! Ласточка моя! Это ж я, твоя мама...

«Доченька, ласточка моя!» всколыхнули в памяти Дуси то родное, что она слышала только от матери, да и голос был знакомый, и девочка, вскрикнув: «Ваня! Мама! Мама приехала!» — со слезами и распростертыми руками понеслась к матери.