Такая долгая жизнь

Стронг в свое время не раз встречался с Гитлером. Видел он и Еву Браун. Тогда еще он задумывался: что может быть общего у этой молодой белокурой женщины с неврастеничным пожилым человеком с самой заурядной, больше того, какой-то комической, карикатурной внешностью?

Любовь? О мужских способностях Гитлера, о том, что он «женат на Германии», много злословили в журналистской среде. Тогда что же? Как и миллионы других немцев, она видит в Гитлере вождя? Но Стронгу казалось, что близкое общение с Гитлером должно было вскоре развеять эту «легенду». «Вождь» поставил Германию на край катастрофы. Гитлер залил кровью Европу, и Ева не может этого не знать. Вся Германия превращена в огромный концентрационный лагерь. Если об этом знает он, Стронг, находясь в Англии, то этого не может не знать фрейлейн Браун.

Сколько фальши, дешевого актерства даже в этих последних письмах! Это сентиментальное упоминание о тужурке, роковом дне… Высокопарность, неискренность… Все лживо от начала до конца…

«А может, их души родственны. Она тоже — актер. Только талантливый актер! И потому играет свою роль естественнее? Или она просто слепа?..»

Стронг подошел к сейфу. Порылся там и достал письмо Эрики фон Брокдорф. Этой женщины уже не было в живых. Она боролась против Гитлера и год назад проходила по делу «Красной капеллы». К Стронгу тоже попала копия ее предсмертного письма к мужу.

Это письмо потрясло Стронга еще тогда, когда он впервые, год назад, прочитал его.

Дело «Красной капеллы» интересовало английскую секретную службу. По просьбе Стронга, Ганс Остер передал ему многие документы по этому делу. Из них Стронг узнал, что сведения, содержащиеся в «Документе Осло», передал им Ганс Куммеров из «Красной капеллы». Инженер по специальности, человек энциклопедических знаний, коммунист по убеждению, он тем не менее эти сведения передал буржуазной Англии, которой угрожал германский фашизм…

«А как поступаем мы? Сведения о Восточном фронте, что получаем регулярно от швейцарской секретной службы, а те в свою очередь от одного из лучших агентов-антифашистов Рудольфа Росслера, мы не передаем русским, а кладем под сукно…

А ведь мы союзники… У нас общий враг… Не «краснею» ли я? Вот и Пейдж обвинил меня сейчас в симпатиях к красным.

Странные вещи происходят в мире: графиня фон Брокдорф помогает большевикам и сама, по сути, становится большевичкой, а Ева Браун, дочь бедного школьного учителя, избирает своим кумиром Гитлера…

Нет, Стронг, ты определенно «краснеешь»… Когда это началось? Еще в Берлине, когда ты познакомился с Топольковым?.. Действительно, до встречи с ним ты думал о русских по-другому… И вот до чего теперь дошло дело!.. Даже на Черчилля теперь ты смотришь иначе».

Речь Черчилля, которую он произнес по радио 22 июня 1941 года, потрясла Стронга. Это была речь мудрого, всеми уважаемого государственного мужа. Что же было потом? Оттяжка второго фронта, план высадиться не во Франции, а на Балканах, с тем чтобы скорее прийти в Восточную Европу и не пустить туда русских… Это уже план не государственного мужа, а азартного политического игрока…

«Грязное дело все-таки политика. После окончания войны я уйду из разведки, вернусь в журналистику, напишу книгу. Ведь в изложении фактов я всегда был силен», — решил Стронг.

Тем временем из Германии поступали печальные известия.

Гестапо производило повальные аресты среди сторонников оппозиции как в среде военных, так и штатских. Почти все люди Стронга были арестованы. Был арестован Ганс Остер. Вскоре в тюрьму за ним последовал и адмирал Канарис. Всех их ждала гильотина, петля, в лучшем случае — пуля.

Поток ценной информации из Германии после ареста Остера и Канариса превратился в жалкий ручеек. Стронгу надо было налаживать новые связи.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В августе 1944 года значительная часть сил стратегической авиации союзников высвободилась и стала совершать удары по целям в самой Германии.

Прогноз погоды на четырнадцатое число был хорошим.

Второе авиасоединение в составе трехсот «летающих крепостей» американской стратегической авиации получило приказ о бомбардировке авиационных заводов Хейнкеля в Ростоке.

Сопровождать бомбардировщики должны были двести истребителей «Спит-9». После легкого завтрака экипажи направились к самолетам.

Основные силы второго авиасоединения располагались на гигантской авиабазе Пайк-Лайлинг в полутора часах езды на машине от Лондона. Значительная часть соединения базировалась на других соседних аэродромах.

На этот раз синоптики не ошиблись: погода действительно стояла отменная — легкие перистые облака над Лондоном, на востоке же небо было чистым, как вода в лесном озере.

В десять часов утра авиационная база огласилась ревом сотен моторов. Казалось, это ревет сама земля, но она только безмолвно дрожала под упругими колесами металлических великанов.

Командир первой эскадрильи вырулил на старт. За ним потянулись машины его подразделения.

Последняя проба моторов. Отпущены тормоза. Двигатели снова набирают обороты, двадцатисемитонный бомбардировщик трогается с места и начинает разбег. Как только машина отрывается от земли, сигнал «Взлет разрешаю» получает второй бомбардировщик, следующий за флагманом. Вторая машина устремляется в воздух. Через каждые пятьдесят секунд машина следует за машиной, делает круг над аэродромом и идет к месту сбора, который назначен в районе Норвича, на восточном побережье Англии. Самолеты, которые поднимаются с других аэродромов, должны собраться севернее Дувра. После сбора двумя потоками они пойдут в направлении на Фленсбург — небольшой городок на границе с Данией.

В девять часов утра Володя Путивцев лежал на стружках в кузове «боргварда». Здесь было тихо, затишно, дремотно. Деревянные борта кузова скрывали его от глаз полицейских, которые сидели в своей будке, от немцев, проходивших мимо грузовика.

Нежно припекало северное солнышко.

Утром Володя и Степан ходили «на промысел»: на путях стоял вагон с морковкой. Теперь морковкой набит живот, и сосущее чувство голода какое-то время не беспокоит. Иллюзия сытости почти полная.

Володя выглянул из кузова: мотовоз разгонял вагоны по путям. Это займет с полчаса. Полчаса еще можно полежать.

Но вот уже Гросс-Вильям прокричал свое обычное:

— Комм, комм, вагонен абладен…

Из будки никто не выходил. Притаились и те, которые, как Володя лежали в кузовах других грузовиков и прицепов.

Вильям распахивает дверь будки. Володя слышит ее скрип и грозный голос:

— Сколько раз можно говорить! Или позвать полицая?..

На этот раз из будки доносится некоторое шевеление.

— Раус! Лёс, шнелль, вагонен абладен! — Вильям начинает сердиться, надо вылезать из кузова.

В кабине просыпается Генрих. Вильям видит Володю, подходит к машине и говорит:

— Оставайся пока здесь. Поедем на товарную станцию, на Бляйхештрассе.

Еще повезло, еще подарено минут пятнадцать ничегонеделания, пока Вильям распределит всех на работу. Потом поездка на Бляйхештрассе, это в другой конец города, минут двадцать — двадцать пять тоже можно будет полежать. На товарной станции возле завода Бляйхештрассе Вильям пойдет еще в бюро. Там пока отыщут бумаги. Потом вагон подгонят к разгрузочной рампе… Нет, сегодня Володе решительно везет: утром — морковка, а теперь вот поездка на Бляйхештрассе… В это время загудел форалярм — три долгих гудка сирены, предупредительная тревога.

По сигналу форалярм все оставались на своих рабочих местах. Но в воздух потянулись аэростаты воздушного заграждения. Пожарные машины покинули гаражи и разъезжались в укрытия, оборудованные для них в разных концах завода, возле резервуаров с водой.

Наряды полиции тоже покинули свои будки около проходных и заняли посты в бетонных будках, похожих на афишные тумбы. Сверху «тумба» прикрыта бетонным колпаком. Внутри она полая. В «тумбе» есть щели на уровне глаз на все четыре стороны для обзора. Щели узкие, осколок через такую щель не проникнет вовнутрь, разве что очень маленький. В этих «тумбах» полицаи прячутся во время налетов. По всему заводу расставлены такие «тумбы». Глаза полицаев следят за всем, что происходит на заводе и во время налетов.