Девичья команда. Невыдуманные рассказы

Однажды геолог со своим помощником отправился в далекую поездку, затянувшуюся на несколько дней. Уже на исходе были продукты, надо было спешить на базу, поэтому геологи продолжали путь, даже когда разыгралась пурга. Ветер свистел, и снежная мгла крутила над тундрой, а они бежали, проваливаясь в сугробы, и криком подгоняли собак. Потом уже не стало сил бежать. Пурга разыгрывалась все неистовее, ветер валил людей с ног, их лица покрылись ледяной коростой, обжигающий воздух врывался в легкие и не давал передохнуть. Собаки тоже вконец выбились из сил. Они остановились. И вскоре все замело, засыпало снегом — и людей, и нарты, и собак. Да собаки и сами зарывались глубже в сугробы — это было спасением от ледяного ветра, только Орлик жался к ногам геологов, заглядывая в их лица. Время от времени он выбирался из снежной гущи и жадно нюхал воздух, словно ждал, что ветер ответит на ему одному ведомый вопрос.

Последняя юкола, сушеная рыба, была отдана собакам, а люди съели последний кусок мерзлого хлеба. Больше еды не оставалось ни для людей, ни для собак, А пурга, даже для Арктики необычно злая, все не хотела угомониться. Она стала стихать только на третий день. Геологи решили ехать. Но куда? Они так долго кружили в пурге, что теперь толком не знали, в какой стороне их база, да и не добраться было до нее без еды.

Молча откопали засыпанные нарты, собаки сами вылезли из-под снега. Оставалось довериться им, — может, дотянут до какого-нибудь становища.

«Вперед, Орлик, вперед, собака! Спасай себя и нас». Это было уже не командой, а просьбой.

И Орлик повел упряжку. Обессиленные собаки тянули с трудом, нарты застревали на буграх и ледяных застругах, тогда приходилось наваливаться людям. Орлик на ходу грыз оледенелый снег и, вытянув шею, нюхал воздух. Оборачивался, только когда чувствовал, что одна из собак ослабила постромки.

Орлику, шедшему первым, было тяжелее, чем остальным. Его лапы, израненные о лед, оставляли красные следы на белом поле тундры, но он шел и вел за собой упряжку. И сзади шли люди, уже совсем терявшие силы, а с ними и последнюю надежду.

Так продолжалось много часов, и вдруг что-то изменилось. Все такое же бескрайнее белое поле расстилалось вокруг, все такой же ледяной воздух двигался над ним упругими, обжигающими потоками, но Орлик побежал увереннее, он повеселел, и вслед за ним повеселели, стали сильнее налегать на лямки другие собаки. Орлик уже не вытягивал вопросительно шею и не внюхивался в воздух. Он уже знал, куда надо идти. Нарты понеслись к гребню длинного холма, перевалили через него, и далеко на склоне открылась стоянка оленеводов. Это было, как потом подсчитали геологи, в пятидесяти километрах от места, где им пришлось пережидать пургу, и в ста пятидесяти километрах от базы экспедиции. Как Орлик сумел найти сюда дорогу?!

Потом экспедиция закончила свою работу и собралась в Ленинград. Увозили драгоценные образцы пород, увозили приборы, палатки, обмундирование, сложное и разнообразное имущество геологов. Оставались в тундре только упряжные собаки. Все, кроме Орлика. Он поселился в обставленной тяжелой мебелью квартире геолога на Васильевском острове, его выводили на бульвар, где гуляли на крепких поводках овчарки, боксеры, доберманы и прочая аристократия собачьего мира. Но то, что нравилось аристократам, пришлось Орлику совсем не по сердцу. Собака далекого бескрайнего Севера принять город не могла. Ей было жарко и душно, ей не хватало снега и воздуха тундры. Она почти не ела, ее густая шерсть вылезала клочьями, ее острые глаза потускнели и начали слезиться. Геолог понял свою ошибку. Отправить Орлика обратно на Север он не мог и отвел в школу-питомник Осоавиахима.

Ездовые собаки были Осоавиахиму нужны. Тогда устраивали пробеги на нартах на довольно далекие расстояния, например из Ленинграда в Москву, проверяли, как можно использовать упряжки в военном деле.

Но и в питомнике Орлик не сразу себя показал. Когда он поокреп на свежем зимнем воздухе, его решили поставить в упряжку. На следующий день инструктор пришел к начальнику озадаченный и недовольный.

— Вы этого пса расхваливали, а он какой-то понурый, головы не поднимает, да и тянет еле-еле. И ведь на легкое место для начала поставили — третьим в упряжке, но от него все равно мало проку.

Начальник пошел посмотреть. Орлик как потерянный бродил по вольеру, что-то униженное и прибитое было во всей его фигуре.

— Значит, третьим ставили, — сказал начальник, — а вы поставьте его первым, он ведь вожак!

Собрали упряжку, поставили Орлика вожаком, и он мгновенно переменился — другая собака! Распрямил спину, гордо поднял голову, оглядел упряжку властным, повелительным взглядом. Собаки тронулись, и нарты помчались по снежной целине. Они шли стремительно и ровно, только один раз произошла короткая заминка. Орлик вдруг остановился и со злым рычанием кинулся на собаку, шедшую с левой стороны. Трепка была сильной и быстрой. Потом в упряжке восстановился порядок, и нарты еще быстрее понеслись вперед.

Инструктор даже не успел прикрикнуть на Орлика, но понял, в чем дело. Он и раньше замечал, что собака, стоявшая слева второй, ленится — только бежит, а нарты не тянет. Вожак почувствовал это своим плечом, — тяга с одной стороны была меньше, — он безошибочно определил лентяйку и тут же наказал.

С того дня Орлик стал признанным вожаком упряжки. Его показывали на соревнованиях и выставках, снимали в кинофильмах. Особенно был он хорош в кинокартине «Возвращение».

Когда началась война, питомник перешел в ведение воинской части. В первое время готовили только собак — истребителей танков. Орлик тоже побывал на передовой. Освоился он там необычайно быстро и не боялся ни свиста пуль, ни разрывов снарядов. Когда снаряды начинали близко ложиться, он неторопливо, сохраняя достоинство, уходил в землянку. Только раз, когда обстрел застал его в кустарнике, Орлик не сделал этого — он стал прыгать за осколками, которые секли густые ветки, очевидно приняв их за каких-то птиц и рассчитывая на поживу. Он был голоден, тяжелая блокадная зима сказалась и на нем, хотя выносливая и закаленная северная лайка переносила все лишения легче, чем другие собаки.

А весной Орлик даже выручил людей, страдавших от тяжелого авитаминоза. Медики делали зеленую, отвратительную на вкус настойку из хвои, личный состав особым приказом обязали ее пить, но она мало помогала. А где было взять другие витамины?

Как-то в начале апреля батальонный врач Беляев стоял возле своей землянки, греясь на весеннем солнышке. Увидел бегущего мимо Орлика и позвал — просто так, без особой цели, захотелось потрепать славного пса по спине. Орлик не подходил. Медиков и ветеринаров он узнавал издалека по особому запаху лекарств и относился к ним настороженно. Ему ведь не раз делали уколы и другие малоприятные процедуры.

— Эх ты, невежливая собака, — проворчал военврач и вдруг заметил, что из угла рта Орлика, недоверчиво остановившегося поодаль, торчит какой-то зеленый листик. Это заинтересовало Беляева. Он достал кусочек сухаря и поманил им собаку. Так состоялся обмен. Орлик получил черный сухарь, а военврач — небольшую травинку, снятую с собачьей губы. Но откуда она была? Снег только сходил.

Военврач промыл, прополоскал свою находку, рассмотрел и попробовал на вкус. Сомнений не оставалось — пес разыскал где-то щавель. Это были так необходимые людям витамины.

Теперь за Орликом установили наблюдение. Как говорили медики, «вели разведку на Орлика». Она увенчалась успехом. По соседству с расположением части раньше был совхоз. Из-под снега начали вытаивать грядки. На некоторых из них в прошлом году выращивали щавель, а щавель — растение многолетнее, и хотя с осени грядки не обработали, его корни перезимовали в земле. Уже появились первые побеги. Умный пес находил их и с аппетитом поедал кисленькие корни и травку.

Врач прибежал к командиру. Надо воспользоваться открытием Орлика! Ждать, пока щавель сам вырастет на грядках, долго, но ведь дело можно ускорить.