Спецназовские байки

Выскочили на поляну. Поднимаются две грудные фигуры. Роли в группе заранее распределены. Все работают без напоминаний и подсказок. Это мои мишени. Вскидываю автомат. Резиновый жгут на прикладе прижимается к распаренной щеке. Цель в прицеле скачет, как безумная. Два приглушенных хлопка. Легли мишени. Две горячие гильзы плавят снег. Группа не останавливаясь бежит дальше.

Хабаровск зимой не такое уж и теплое место. Морозы достигают порой довольно низких температур. Вот и этим утром, когда группа отдельной роты специального назначения выехала на окружные сборы частей спецразведки в хабаровский отряд, термометр показывал около сорока градусов мороза.

При такой температуре воздух начинает сверкать и искриться. Но мы предварительно скинули бушлаты, оставшись в одних «песочках», ботинках и черных шапочках. Нам не жарко, мы забыли про мороз, про ветер, про все на свете!

А вокруг взрывы ШИРАСов, горят шашки дымовые, наблюдение вести мешают. И стрельба кругом длинными очередями.

Впереди полотно железнодорожное. Труба под насыпью. Когда-то рельсы блестящие были, но сейчас они огнем взрывпакетов закопчены. И шпалы черные. Двое из подгруппы минирования на шпалы упали. Будут заряд на рельсы устанавливать. Рельс перебить двести грамм тротила достаточно. Но сейчас группа только имитационный заряд ставит. Боевые мы на войне ставить будем. Если нас в тылы противника выведут. Уж там мы оторвемся по полной!

Падаю в снег в оборону круговую. Наблюдать! Бьется сердце оглушающе, перекачивая надрывно литры крови, наполненной адреналином. Кажется, что сердце вот-вот выскочит. И пить охота…

Хватануть бы сейчас влаги белой и холодной, которой так много вокруг! Охладить бы сейчас тело распаренное! Отчетливо представляю, как будет таять во рту обжигающий снег, как струйки воды потекут по языку в пересохшую глотку. Представляю, как буду жадно глотать растопленный снег, наслаждаясь возможностью напиться в такой тяжелый момент. Закрываю глаза и тянусь губами к снегу…

Пинок в бок. Резкая боль колючими молниями по всему телу.

— Наблюдать! — орет Дружинин.

Минеры подают сигнал, все одновременно вскакивают, и бежим дальше. Все действия группы слаженны, рациональны, выверены и взаимосвязаны. Все идут только к одной цели. К победе!

А сзади взрыв на железнодорожном полотне. От бега опять дышишь надрывно, а впереди «дымоход».

— Группа газы! — командует групник.

Холодную резиновую маску на распаренное лицо. Мороз жжет только в первое мгновение, потом просто перестаешь обращать на это внимание — не пропустить бы мишени. А все остальное — мелочи.

Ныряет в «дымоход». Бегу по ходам «дымохода», натыкаясь на стены, вытягиваю вперед руки, но все равно не угадаешь, что впереди. Пока не наступишь. Время. Время.

Выскочил на чистый воздух. Но команды "отбой газы" нет. Запотевают стекла, и видеть могу только через совсем маленькие не запотевшие дыры. Хоть противогаз и специальной «незапотевающей» конструкции, но все равно это ничего не меняет. А попробуй только цель пропустить! Наконец-то:

— Отбой газы! Ранены радист и минеры!

"Раненых" на себя и дальше. Бегом. Тяжело тащить, когда сам устал. Но надо. Это закон. Закон разведки. Живые должны тащить на себе не совсем живых и совсем не живых. Железный закон разведки таков: возвращаются либо все, либо никто. Тащить своих во что бы то ни стало! Тащить не только потому, что так требует устав в обязанностях разведчика, но и потому, что это напрямую влияет на внутреннюю обстановку в разведывательной группе. Если оставит группа своего товарища в тылу врага — что тогда люди думать будут. Бойцы начнут в тайне сомневаться — а вдруг и меня так же оставят? Вдруг бросят? Тут же и недоверие появится, и чувство локтя в группе исчезнет. А это уже не группа. Это уже просто толпа, вооруженная спецоружием, но не способная выполнить поставленную боевую задачу. И превратится такая группа в пыль. В ничто. И как следствие этого — неминуемо погибнет. Так что, тащите пацаны своих товарищей. Тащите, что есть сил. Тащите, пока живы сами, пока бьется ваше сердце, пока дышите! Разведка своих не оставляет! Возвращаются либо все, либо никто!

А из горла крик непроизвольный. Это от перенапряжения. От злости.

Под ногами хлопает взрывпакет. Отброшенный взрывом снег на лице тает. Бежишь и дышишь, как конь загнанный. И товарищ тяжелый на спине…

Мысль в голове: вот такая война и есть — усталость и злость… злость и усталость. Заполняются этими двумя чувствами все клеточки человеческого организма. Все остальное — жалость, любовь, сострадание — уходит, вытесняется, как не нужное. Не нужное там, где убивают и погибают…

— Алехин! Не отставай!

Бегу из последних сил. Втройне тяжело бежать с «раненым» на спине. Периферийное зрение уже окрашено в красный цвет — признак тяжелой перегрузки. И силы совсем не исходе. А потом, после армии, все удивлялся — чего же так спину ломит, когда спать ложишься? А вот от таких забегов и ломит…

Но скоро финиш. Быстрее! Еще быстрее!

И вот последний этап — рукопашный бой. Появились фигуры в белых маскхалатах. Накинулись на группу уставшую. Замелькало все, закрутилось. Да где там… разве может предельно уставший человек вести бой, требующий максимального напряжения всех физических и моральных сил? Моральные еще есть, а вот физических уж нет. Успеваю прикладом попасть кому-то в рыло, тут же подбивают ноги, прижимают мордой в снег. Скрутили. Дали по почкам, чтоб сильно не брыкался.

Полковник Орлов нажимает кнопку секундомера:

— Молодцы! Лучшее время!

Генерал стоит совсем рядом. Улыбается.

Мы победили…

РАКЕТЧИКИ

На полигон приехали с утра. Это даже было как-то необычно — в ППД на полигон мы попадали исключительно своими собственными ножками, а тут на машинах. В кузове. Красота.

Стоял теплый сибирский апрель. Солнце уже пригревало так, что расстегнутый бушлат казался сейчас не признаком «дедушковости», а острой необходимостью. Было приятно осознавать, что зима наконец-то закончилась, и скоро будет лето. Корежило только от осознания того, что собрались мы на полигоне совсем не для детских забав, и что через несколько дней, по решению командования, нам предстояло ехать в командировку в одну маленькую горную республику.

Перед отправкой в командировку нашу роту укомплектовали почти до штатов военного времени, только уменьшили количество групп специального назначения до трех и дополнительно развернули автомобильное отделение. Кроме этого была еще группа связи и отделение обеспечения.

Много человек к нам пришло из разведбата мотострелецкой дивизии, на территории которой базировалась рота, с десяток пришло с разных учебных центров, так же с десяток бойцов пришло к нам из других частей специальной разведки округа. В итоге численность роты увеличилась только срочниками до 64 человек, да плюс к этой ораве еще с десяток офицеров и прапорщиков. Да четверо контрактников.

Двое бойчин пришли к нам из учебного центра противотанковой артиллерии, и имели они специальность "оператор ПТРК". Или по-другому: наводчики противотанковых ракетных комплексов. На мой тупой вопрос, заданный командиру группы, зачем спецназу такая специальность, я получил ответ в виде вопроса: "а как ты собираешься уничтожать пусковую установку ядерной ракеты, если охрана не подпускает разведгруппу даже на километр"?

Я почесал репу. Действительно. А то меня все как-то гложила мысль: и как это спецназ в тылу врага будет долбить вражеские ракеты, взрывать склады и армейские базы? Зачем подползать к объекту со взрывчаткой, ежели можно издалека запустить противотанковую ракету, и дело с концом. Дури у ракеты много — она броню танка пробивает, а уж небронированному объекту нанесет такое поражение, что не очухаешься…

Так вот, поехали мы на полигон на машинах потому, что с нашей ротой в этих самых машинах поехало несколько больших деревянных ящиков, в которых находился противотанковый ракетный комплекс и четыре ракеты к нему.