Партизанский фронт

— Из Борисова наши люди велели мне предупредить вас, что к рассвету в окрестности Кормши объявятся части моторизованной бригады СС и будут прочесывать лес. Принимайте срочные меры, — закончил Фролович.

Когда я с одной из групп вернулся с задания, разговор уже закончился. Не вводя в курс обстановки, командир приказал мне выслать разведку к деревне Сорское, усилить посты и привести всех имеющихся в лагере партизан в боевую готовность. В полночь с группой партизан вернулся комиссар Панкевич. Состоялось совещание командного состава.

Наш «военный совет» прервали тревожные условные свистки «кукушки», двигавшейся по узкоколейке из Жодино в Швабовку. Связной машинист Хоменков каждые 3—5 минут посылал прерывистые гудки-сигналы. Над лесом разносилось повторяемое переливчатым эхом предостережение:

Наученные опытом, мы имели план на случай попыток немцев нанести удар по нашему отряду: быстрая передислокация на север в паликовскую глухомань или в соседний Логойский лес. И сейчас мы вполне успели бы выйти из-под удара. Но теперь уйти мы не имели права, потому что много групп еще не вернулось с боевых заданий. Наше волнение за их судьбы усиливалось. И хотя с потерей времени росла и угроза всему отряду, иного выхода у нас не было.

В течение ночи в лагерь возвратились еще две-три группы партизан. Они тоже подтвердили, что враг стягивает в этот район войска. Вернулись и те, кто был послан с вечера на хутора Кормши с заданием предупредить жителей о надвигающейся опасности.

Перед утром разведка доложила, что на большаке Борисов — Юрово — Логойск нарастает гул автомашин. Вскоре стало ясно, что карательные части окружают наш лесной массив. На рассвете они оседлали узкоколейку, закрыв коридор на север в паликовские леса. Рассредоточив подразделения вдоль реки Гайны, они преградили отход и на запад, в Логойский лес.

Перед рассветом мы поняли, что каратели в основном блокировали нас. Пробираться на юг или восток — значило оказаться зажатыми между сильными вражескими гарнизонами почти в чистом поле и небольших перелесках. Одновременно стало очевидным, что теперь уже можно не ожидать возвращения отрезанных от нас нескольких групп. Но уходить из леса было уже поздно.

Занималось утро тревожного дня. Все чаще и громче стали раздаваться пулеметные и автоматные очереди.

Внезапный шквал пулеметных очередей раздался примерно в километре от лагеря. За ним последовала частая дробь ружейно-автоматного огня. Громкие перекаты эха пронеслись над бором. После некоторого затишья стрельба возобновилась еще сильнее, грохнули отдельные взрывы гранат. Над поляной в трехстах метрах от нас взвилась красная ракета. Через несколько мгновений сквозь огонь автоматов и взрывы гранат до нас донесся голос дозорного партизана Симонова:

— Немцы…

Мы поняли, что Симонов встретил карателей огнем и только безвыходное положение лишило его возможности оторваться от врага и присоединиться к нам. Смерть боевого товарища на посту говорила о том, что медлить было нельзя ни минуты.

Теперь у нас оставался только один шанс на выход из-под удара — максимально быстро перебраться на небольшой островок, расположенный километрах в двух среди большого топкого Гайновского болота, которое на всех картах обозначалось непроходимым. Уйти и замести следы, как бы раствориться в утреннем тумане, — вот в чем было наше спасение. Стоит только замешкаться, дать немцам возможность отрезать нас от этого болота и сесть нам на хвост, и мы пропали.

По команде партизаны бросились через бор к спасительному болоту. Последними отходили бойцы группы прикрытия. Стремительно продвигались мы сквозь чащу и бурелом, густой сосняк и заросли пушистого молодого березняка. Враг шел чуть ли не по пятам.

Едва переводя дух, мы остановились в заранее выбранном месте, у края болота вблизи трех огромных сосен. Под прикрытием одной группы, выставленной метрах в двухстах, мы быстро вытащили из зарослей десятка два специально приготовленных толстых жердей и длинные шесты. Переправлялись на островок, затерянный примерно в трехстах метрах от края болота, одновременно по двум маршрутам. Длинные жерди укладывались на кочки и кусты. Затем партизаны, балансируя, вступали на колышущийся и порой утопающий помост. Так, последовательно укладывая и подбирая за собой жерди, мы довольно быстро добрались до небольшого сухого и густо заросшего лесом и кустарником острова. Переправу — переход через это, как мы ранее выяснили, в принципе проходимое болото — завершили бойцы прикрытия. На разведку в район Кормши были высланы Соляник с двумя бойцами.

На островке партизаны почувствовали себя несколько увереннее и высказывали надежду на то, что немец не знает об острове.

— Здорово мы спрятали концы в воду, — балагурили повеселевшие партизаны, занимая круговую оборону.

Стрельба в лесном массиве раздавалась со всех сторон от острова. То в одном, то в другом месте вспыхивала ожесточенная перестрелка. В воздухе все время висел самолет-«костыль».

Бойцы выжидали. Каждого тревожила мысль о том, что будет, если враг разгадает уловку и обнаружит отряд?!.

— Плохи наши дела, — вздохнул партизан Вигура. — Сидят сложа руки и ждут у моря погоды шестьдесят боеспособных мужиков…

— Ты забыл приплюсовать двух братьев Нейманов, они тоже грозная сила, подрывающая экономическую мощь врага, — заметил Иван Иванович Вышников.

Партизаны дружно засмеялись, вспомнив июльское утро, когда наши разведчики захватили братьев, рывших картофель в поле. На вопрос, кто они и что делают, братья ответили:

— Мы партизаны.

— Из какого отряда?

— Отряда Нейманов.

— Сколько же вас?

— Мы с братом.

— Что здесь делаете?

— Подрываем экономическую мощь Германии…

Эта байка всегда веселила партизан.

Голоса партизан постепенно перешли на шепот, а затем совсем стихли. Вдоль края болота с разных сторон поднялась стрельба, послышались крики. Так продолжалось около часа. К полудню в лесу наступила тишина.

Перед вечером на островок перебрался Василий Андросов из группы Чуянова. Он был белый как полотно. Волнуясь и сбиваясь, он доложил о нескольких схватках с эсэсовцами, большими группами рыскавшими по лесу. Обнаружив местных жителей, гитлеровцы одних расстреливали на месте, а некоторых с диким гиканьем подхватывали на штыки, бросали на землю и закалывали.

Фашисты бесчинствовали в лесу до наступления вечера. Заходящее солнце скрылось в клубах черного дыма, наполнившего воздух удушливым запахом пожарищ. Вскоре дым, оседавший над лесом, слился с ночным мраком.

Группа лейтенанта Соляника, вернувшись в расположение отряда на рассвете, принесла горькие вести. Деревня Сухой Остров и хутора Кормши превращены в пепелища, а жителей, не успевших укрыться, изверги согнали в сараи и заживо сожгли. В этот день многие семьи были истреблены гитлеровцами полностью.

После экспедиции каратели опубликовали в печати сообщение, в котором похвалялись уничтожением «гренадерами фюрера» около 500 «лесных бандитов». Они, конечно, умолчали, что их жертвами были почти исключительно дети, старики и женщины. Убийцы умолчали и о схватках с партизанами, в ходе которых потеряли убитыми и ранеными не один десяток солдат и офицеров.

Позже из немецких документов стало известно, что

Именно этот палач и головорезы Дирлевангера в ответе за сожженных заживо жителей деревень Прилепы, Ляды, Дубравы, Сухого Острова и хуторов в Кормшском лесу.

Утром наш отряд вернулся в лагерь. Вечером похоронили москвича Василия Симонова. С прощальным словом выступил комиссар. Мы поклялись отомстить врагу за смерть боевого товарища, за убитых детей, женщин и стариков — жителей хуторов Кормши.