Белая дама

Территория, состоявшая под наблюдением центрального полицейского управления, была разбита на четыре округа: Антверпенский, Лимбургский, Намюрский и Брабантский. Окружные отделы центрального полицейского управления в свою очередь распадались на ряд местных полицейских управлений или постов тайной полиции. Обычно «Белая дама» сталкивалась с постами тайной полиции, находившимися в Льеже, Брюсселе и Антверпене.

Начальником полицейского управления в Льеже был лейтенант Ландверлен, о котором мы уже упоминали в связи с арестом Ламбрехта. Мне ещё придётся говорить о нём ниже. В Брюсселе было три поста тайной полиции; они назывались секциями «А», «В» и «С».

Немецкая тайная полиция действовала в четырёх направлениях: слежка на границе; контроль над населением с помощью суровых полицейских законов; наблюдение за внутренними районами оккупированной территории и, наконец, использование предателей. Заряжённые электричеством проволочные заграждения на бельгийско-голландской границе и умелая слежка позволяли немецкой тайной полиции либо арестовывать разведчиков при попытке перейти границу, либо отрезать их от базы в Голландии.

В глубинных районах страны немецкая полиция ввела удостоверения личности и пропуска даже для поездок на ближние расстояния. Немцы широко практиковали также обыски в домах, внезапные облавы на железнодорожных станциях, в кафе, трамваях, на улицах. Иногда поддельное удостоверение личности или отсутствие пропуска на Проезд становилось отправной точкой для следствия, приводившего к разоблачению разведчика. Особенно строгое наблюдение было установлено во всех военных центрах, где тотчас же арестовывались лица, вызывавшие малейшее подозрение. Все дома, где могли быть установлены наблюдательные железнодорожные посты, находились под тщательным присмотром.

Но тайная полиция была достаточно сообразительна, чтобы понять недостаточность одних этих мер. Население вскоре научилось распознавать сыщиков из числа самих немцев, даже тех, которые перед войной годами жили в Бельгии или во Франции и выдавали себя за бельгийцев или французов. Тогда немцы прибегли к орудию, бывшему в ходу с незапамятных времён, — к использованию агентов-провокаторов. [54] Эти предатели, навербованные из подонков французского и бельгийского населения, были виновниками арестов, по крайней мере, в девяноста случаях из ста. Всякий, даже самый мелкий, полицейский пост располагал пятью-шестью осведомителями, шпионившими за своими соседями и прислушивавшимися ко всевозможным слухам. Подчас даже безобидный слух приводил к аресту того или иного лица. Аресты, конечно, всегда производились полицейскими, а личность провокатора по возможности скрывалась.

Агенты-провокаторы действовали успешно на всей территории Бельгии, но самый богатый урожай они снимали в Голландии. Здесь органы союзной разведки, отрезанные от оккупированной территории и непрерывно подстёгиваемые своими штабами в Англии и по Франции, часто попадались на удочку этих предателей. Нередко в разведывательные органы союзников являлись подосланные немцами личности с донесениями, перехваченными при аресте пограничного курьера; провокаторы, пользуясь перехваченными документами, пытались втереться в доверие и заменить арестованного. Легко вообразить, к каким трагическим последствиям приводил удавшийся обман.

Когда тайная полиция обнаруживала разведчика, она не сразу предпринимала арест, а следила за своей жертвой до тех пор, пока не выявляла её связей. Сыщики устраивали засаду в доме подозреваемого лица; и всякий, кто имел несчастье явиться в этот дом, должен был доказать свою невиновность прежде, чем ему возвращали свободу. По отношению к арестованным применялись методы «третьей степени»: наркотические средства, бесконечные допросы и, наконец, пытки. Провокаторы действовали и в тюрьмах. Измученный пытками заключённый часто становился лёгкой добычей для этих негодяев, выдававших себя за его товарищей по несчастью или за священников.

В качестве примера я приведу историю одного из таких провокаторов. Почти все они были французами или бельгийцами, но я расскажу о немце Гансе Глимме, так как он был самым зловредным из них.

Однажды утром, в конце 1916 года, лейтенант Берган, стоявший во главе полицейского поста «В» в Брюсселе, передал своему помощнику Пинкгофу на расследование донесение осведомителя. Сперва Пинкгоф не проявил особого интереса к этому донесению. Осведомитель обвинял Дольна, начальника бельгийской полиции в Аудергеме, [55] в содействии беженцам, стремившимся перебраться в Голландию. Пинкгоф подумал, что какой-нибудь бывший заключённый пытается свести счёты с начальником полиции. Расследование было поручено одному из второстепенных агентов.

Однако события приняли неожиданный оборот. Агент вернулся к Пинкгофу с сенсационным известием, что донесение соответствует действительности и что в доме Дольна скрывается бежавший из плена русский офицер, граф Иван Потоцкий. Пинкгоф немедленно взялся за дело. Дом был взят под наблюдение, а Дольн и «русский граф» были арестованы.

При последовавшем допросе «граф Потоцкий», к крайнему изумлению Дольна, объявил себя Гансом Глиммом, дезертиром из германской армии. Он выдал себя за русского, чтобы внушить симпатию Дольну и заручиться его помощью.

Но «граф Потоцкий», высокопоставленный русский офицер, представлял для Пинкгофа гораздо больший интерес, чем Ганс Глимм, дезертир. Поэтому арестованный был привлечён к ответственности и заключён в брюссельскую тюрьму Сен-Жиль в качестве графа. Однако вскоре обнаружилось, что Глимм бесспорно является немецким дезертиром, сыном начальника станции в маленьком городке близ Берлина. Тогда Пинкгоф решил: раз Глимм сумел провести Дольна, он будет нам полезен в качестве агента-провокатора. Ничего лучшего Глимм и не требовал: ему представлялась возможность заслужить прощение немецких военных властей, а главное, он всё же достигал своей первоначальной цели — избегнуть службы на передовых позициях.

Глимм был низенький, коренастый брюнет, с выдающимися скулами, орлиным носом, маленькими усиками и аристократическими манерами. В течение нескольких лет он работал в Париже официантом и отлично изучил французский язык. Немудрено, что ему удавалось выдавать себя за француза.

Его стали подсылать к заключённым в роли священника. Он внимательно выслушивал всяческие признания и всегда охотно брался передать на волю письмо или устное Сообщение. Иной раз он появлялся в камере в качестве своего брата-заключённого. В таких случаях перед тем, как водворить его — камеру, раздавались звуки ударов, стоны и возгласы: «грязный шпион!» [56]

Многие заключённые попадались на эту удочку. Лишь те, которые были знакомы с методами тайной полиции, награждали «заключённого» бранью или попросту отказывались разговаривать с ним. Число жертв Ганса Глимма росло. Однажды начальство в Брюсселе даже одолжило его антверпенской тайной полиции. Услуги этого провокатора оплачивались хорошо. Если ему удавалось раскрыть целую группу, его мзда достигала тысячи марок. Но сливки снимал сам Пинкгоф. Его пожаловали «железным крестом», а потом назначили начальником тайной полиции в Бухаресте.

И другие немецкие сыщики, владевшие французским языком, не без успеха выдавали себя за французов или бельгийцев. Примером может служить Жан Бюртар. Эльзасец по происхождению, он жил в Париже много лет и даже мог свободно изъясняться на парижском арго. Неудивительно, что еще накануне войны он был завербован в немецкую тайную полицию. В 1913 году он выкрал в одном из фортов Вердена снаряд секретной конструкции, введённый тогда во французской артиллерии. Это был смелый акт. В то время как его сообщник отвлёк внимание часового, стоявшего у склада с боеприпасами, Бюртар проскользнул в склад и сумел похитить снаряд. В начале войны Бюртар был послан с секретным поручением во Францию, но, скомпрометированный там, был переведён в Брюссель. С 1915 года он работал в брюссельской полиции, в секции «А», под руководством лейтенанта Шмидта. Действуя под вымышленными именами Поля Форстера и Поля Лефевра, Бюртар выдавал себя за бельгийца, обладающего обширными связями в Голландии. Он вошёл в доверие к мэру одного из крупных городов оккупированной Франции и получил большой подряд на закупки в Голландии. Вооружённый официальным письмом от мэра с печатью муниципалитета и немецкой проездной визой, полученной якобы по ходатайству мэра, Бюртар появился в Голландии, где документы открыли ему доступ в органы союзной разведки. О последовавших арестах я расскажу в другой главе.