Незабываемые дни
Незабываемые дни читать книгу онлайн
Выдающимся произведением белорусской литературы стал роман-эпопея Лынькова «Незабываемые дни», в котором народ показан как движущая сила исторического процесса.
Любовно, с душевной заинтересованностью рисует автор своих героев — белорусских партизан и подпольщиков, участников Великой Отечественной войны. Жизнь в условиях немецко-фашисткой оккупации, жестокость, зверства гестаповцев и бесстрашие, находчивость, изобретательность советских партизан-разведчиков — все это нашло яркое, многоплановое отражение в романе. Очень поэтично и вместе с тем правдиво рисует писатель лирические переживания своих героев.
Орфография сохранена.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Раненые, инженер — очень тяжело.
— Это уже скверно. Жалко товарищей. Им оттуда не вырваться и помочь им нельзя…
Помощник машиниста, тот самый, с которым Игнат встретился после расправы с фашистским резидентом, велел Игнату никуда не выходить и ждать его возвращения.
Вечером Анатоль — так звали руководителя пятерки — приказал Игнату итти за станцию и, спрятавшись в штабелях старых шпал, ждать там около входной стрелки, пока со стороны вокзала не появится паровоз, а может быть, и два. А там видно будет. Во всяком случае Игната позовут.
Долго мерз в ожидании Игнат. Прошло несколько поездов в обе стороны, потом прошел паровоз со станции, но не остановился у стрелки, а как ошалелый помчался дальше. Уже далеко за полночь со стороны депо показались черные громады двух паровозов. Они шли тихо, без гудков, без огней. На минуту задержались перед стрелкой.
— Игнат, давай скорей сюда, не задерживай! — услышал Игнат знакомый голос и бросился к переднему паровозу.
Так же неслышно, без обычных гудков, сцепленные паровозы тронулись с места и, набирая скорость, стремительно понеслись в ночную глухомань.
— Куда же мы едем? — спросил Игнат, которому еще непонятен был смысл этой поездки.
— К партизанам, брат, едем. Не тащиться же нам пешком, когда под рукой паровозы.
Проехав километров пятнадцать, паровозы остановились. Тут к магистрали присоединялась ветка, уходившая в сторону на несколько десятков километров. На ветке был взорван мост. И Анатоль намеревался сбросить с этого моста паровозы, которые он, улучив минуту, вывел из депо чуть не на глазах у немецких часовых, не очень разбиравшихся, куда и на какие пути подаются под эшелоны паровозы. В этом деле помогли Анатолю несколько рабочих, которые оставались в депо.
Когда хлопцы слезли с паровозов, они увидели, что немного просчитались. Стрелки, которая раньше вела на ветку, не было; видно, ее просто сняли, поскольку ветка не функционировала.
— Вот так задача! — Анатоль почесал затылок. — Придется немного пешком пройтись, не возьмешь их в карман, паровозы…
Выход, однако, был найден. В топки подбросили угля и, повернув рычаги на полный ход, соскочили с паровозов. Машины рванулись с места и бешено понеслись в ночную темень. Хлопцы прислушивались к перестуку колес, который становился все тише и тише, словно приглушенный перелесками и густым мраком ночи.
— Пошли! — сказал Анатоль, снявший шапку, чтобы было удобнее прислушиваться к звукам, замиравшим вдали.
Он решительно нахлобучил шапку на голову и быстро зашагал вниз по насыпи. Скоро они вышли на хорошо укатанную дорогу. Тихо поскрипывал снег под ногами, покусывал щеки мороз. Придорожные деревья еле выделялись в призрачном свете звезд. Игнату казалось, что вот он возвращается мирной ночью домой, задержавшись на спектакле в соседнем селе. И тихо все вокруг и чуточку тревожно, — в такие ночи могут напугать волки в лесу. И, чтобы придать себе храбрости, он сильно ударяет палкой по телефонному столбу. Стук перекатывается эхом по лесу, и звонко гудят натянутые, как струны, провода. А в недосягаемой вышине мерцают, переливаются далекие-далекие звезды.
Он не один теперь, их двое. И ночь совсем другая, хотя так же скрипит снег под ногами, и в том же убранстве деревья, и слюдяная льдинка на березе сверкает холодным, синеватым светом, как волчий глаз ночью. Видно, как из-за леса всходит месяц. Так же всходит, как раньше.
— А жалко паровозов! — произносит вслух Игнат, ни к кому не обращаясь. — Славные машины…
— Машины что надо… — словно нехотя соглашается Анатоль. — Но это наши машины, и они нам сослужат службу.
— Нам, говоришь?.. Их, верно, уже перехватили немцы.
— Держи карман шире… Мы их затем и вывезли, чтобы не дать немцам. Попробуй, поймай их теперь!
И почти в ответ на слова Анатоля где-то там, куда умчались паровозы, в сумрачном небе вспыхнули одна за другой далекие зарницы. Они были бледными-бледными, даже на миг не рассеяли ночной темени. Только придорожные березы на мгновение порозовели и стали потом еще более темными. Зарницы угасли, и тогда донеслись оттуда глухие взрывы. С деревьев посыпался снег, несколько уцелевших листьев закружились в воздухе и беззвучно упали.
— Что это? — тихо спросил Игнат, глядя туда, где на месте угасших зарниц начало заниматься еле заметное зарево.
— Это, брат, наши паровозы. Ихняя работа. Видно, неплохая работа! Однако нам надо спешить, чтобы добраться до места раньше, чем начнет светать.
Они шли молча. Анатоль думал о своем славном паровозе. Надежная была машина. Уже давно явилась у хлопцев мысль увезти от немцев свои паровозы. Но велась подпольная работа, выполнялись очередные задания, нельзя было нарушать налаженный распорядок, на вывод паровозов не давали распоряжения. Когда над пятью товарищами, которыми руководил Анатоль, нависла угроза после взрыва электростанции, ему приказали вывести их из города. Тогда он снова напомнил, про паровозы. Разрешили. Результат, кажется, неплохой.
Хотя Анатоль и не видел, как врезались его паровозы в немецкий эшелон, но он был уверен, что его щукинский и на этот раз не подвел, как не подводил никогда на работе.
2
Когда Герф докладывал Кубе о последних событиях, гаулейтер сидел, грузно развалившись в кресле, и смотрел в одну точку. Он не перебивал докладчика ни репликами, ни вопросами, о чем-то задумался и нервно мял в пальцах сигарету. Герф давно окончил свой доклад и стоял, чуть наклонившись к столу… Пальцы его рук слегка дрожали. Начальник полиции волновался.
— Не угодно ли вам, господин гаулейтер, самим посмотреть арестованных?
Кубе пожал плечами.
— А для чего мне смотреть на них? Вы что, сами не насмотрелись?
— Простите, господин гаулейтер. Я сказал об этом, имея в виду, что вы сами допрашиваете видных преступников.
— Если я допрошу их, электростанция начнет работать?
— Простите, господин гаулейтер, это уже от меня не зависит.
— Что ж от вас, в конце концов, зависит, господин генерал? Ваша полиция? Она не стоит выеденного яйца, ваша полиция! Она успешно борется с торговками на рынке, она победоносно воюет со стариками в гетто! Она умеет отравлять больных в больницах… Она дерьмо, уважаемый господин генерал!..
— Но простите, жандармерия…
— Что жандармерия? Тут миллион головорезов, а жандармов у нас всего несколько тысяч. Передайте начальникам полицейских войск, что я добьюсь распоряжения об отправке на фронт всех лодырей. Я заменю их инвалидами, бывшими фронтовиками. Те хоть знают, за что они хлеб едят. Я недоволен вами, господин генерал. В самый напряженный момент, когда дорог каждый танк, каждый лишний солдат, вы подносите новые подарки. Шутка, что ли, — взорвали электростанцию, остановили завод. И он мне, извините за выражение, предлагает нечто вроде выставки бандитов. Любуйтесь ими сами теперь, если у вас раньше не было времени заинтересоваться их особами. Повесить обоих на воротах электростанции!
— Есть повесить, господин гаулейтер!
— Что там у вас еще?
— Простите, но не совсем приятные вещи. Западная железная дорога стоит уже несколько часов.
— Та-а-ак… веселый сюрприз, неправда ли? Почему вы остановили движение?
— Диверсия, господин гаулейтер. Два паровоза были пущены злоумышленниками навстречу воинскому эшелону. Крушение. Сотни жертв.
— Что значит — сотни? Точность и точность прежде всего!
— Триста двадцать пять убитых, среди них генерал. Четыреста три человека раненых.
— Виновники?
— Скрылись, господин гаулейтер… Оставили только записку в депо.
— Вы скоро, господин генерал, завяжете с ними любовную переписку. Ну, показывайте, что они там написали. Любопытно, любопытно!.. «До скорой встречи. Дядя Костя».
Тут гаулейтер внезапно поперхнулся и сразу же изменил свой иронически-пренебрежительный тон:
— Послушайте, вы, по-человечески прошу вас: прекратите, в конце концов, этот спектакль, он уже чересчур затянулся. Дядя Костя, дядя Костя… Это же не бесплотный дух, не сказочное видение. Под этим именем живет и нахально действует обыкновенный человек из обыкновенной плоти и крови, которая, насколько вам известно, не любит пули… Мне бы очень хотелось узнать, как пахнет его кровь! Не жалеть средств, поставить на ноги всю агентуру! Обещать высокую награду тому кто поймает или поможет поймать этого, этого… дядю… Дядю говорю я вам…