Ночи и рассветы

— Что с тобой? — подтолкнул его старик. — Не принимай близко к сердцу. Мало ли что пишут эти бессовестные…

Однако, заглянув в газету, он заинтересовался, лицо его стало серьезным, а руки с нетерпением перелистывали одну страницу за другой.

— Ты и вправду жил у них в доме?

— Да…

Старик сухо прокашлялся.

— Ну, а насчет девушки… это тоже правда?

Космас задохнулся от волнения.

— Так ты поверил, дядя Мицос?

Старик отбросил газету в сторону.

— Нет, что ты! Кто поверит этому вранью?

Космаса он не убедил. Ему казалось, что какие-то осколки клеветы запали в душу его товарища.

— Найдутся люди, которые поверят… Поверят, если мы будем молчать. Слава богу, читать и писать мы умеем…

Всю ночь они провели, прикидывая, что нужно делать. Что написать в опровержение? Чем написать? На чем?

Стелиос пришел ровно в тот же час, что и накануне.

— Давай не будем возвращаться ко вчерашнему разговору, — сказал Космас, когда они снова остались одни. — Газеты еще больше убедили меня, что место мое здесь.

— Я полагал, что ты оценишь всю сложность обстановки и тот риск, которому подвергаешься…

— Именно это я и оценил.

— Ты хорошо подумал, Космас?

— Все мои мысли сводятся к тому, что бежать нельзя. На днях я услышал одно верное изречение: справедливая борьба кончается только победой.

Стелиос пожал плечами.

— Все вы думаете на один лад. То же самое мне сказали вчера в газете…

— Вот об этом давай и потолкуем. Кого ты видел? Что тебе сказали?

Стелиос молча полез в карманы и стал выкладывать содержимое на стол. Первым было письмецо.

— Позволь, я прочитаю при тебе, — попросил Космас и вскрыл конверт. Он сразу же узнал почерк Спироса.

Стелиос с интересом следил, как Космас читает.

— Ты видел того, кто писал письмо? — спросил Космас. — Говорил с ним? Ну, и какое впечатление он на тебя произвел?

— Я ему посочувствовал, — улыбнулся Стелиос. — Голова у него была перевязана… — Стелиос помолчал и потом добавил: — Уговаривать тебя, как видно, нет смысла, со своей точки зрения ты, пожалуй, прав. Но кое-что я мог бы еще для тебя сделать. Есть люди, которые заправляют сейчас Афинами, а еще вчера в Каире и Лондоне лизали ботинки у отцовских чиновников… Хочешь сегодня же выйти на волю? Это ничего не стоит.

— Но это не выход, Стелиос! Когда ты уезжаешь?

— Завтра утром. И через несколько часов мы вместе могли бы попасть в Каир. Но тебя не переубедишь… Однако если ты позовешь, я услышу… даже там, в Каире… Услышу, когда бы то ни было…

В камере Космас прочитал письмо Спироса вслух.

Старику понравилось сравнение с горами, которые не клонятся, не сгибаются. «Как это ему пришло в голову? — подумал Космас про Спироса. — Может, я ему говорил?»

Он считал эту старую мысль своей. Он лелеял ее с первого дня партизанской жизни — горы и отважные люди. Горы, которые столько веков не рушатся и выстоят, сколько бы веков им еще ни было отпущено. Что это будут за времена? Разве угадаешь? Наперед разгадано только одно: горы не клонятся.

ГОДЫ И ГОРЫ

Однажды морозным днем 1946 года большая группа студентов-юристов, скудно отобедав в Студенческом клубе американской консервированной соей, шумной оравой двинулась на Академическую, а оттуда на площадь Конституции. По другим улицам сюда стекались другие толпы, и снова переполнилась, забурлила вся площадь перед парламентом.

— Долой фашистский закон! — кричали студенты и рабочие. — Отмените закон смерти! Свободу заключенным борцам!

Потом послышался рев сирен, выстрелы…

Молодой юрист-второкурсник, который появляется в самом конце этой книги, оказался в нескольких шагах от памятника Неизвестному солдату. Он тоже кричал вместе со всеми, когда чья-то рука вдруг схватила его за воротник старого плаща, а другая вцепилась в столь же старые брюки.

— А ну, пошел, герой! Бегом! — сказали ему полицейские.

В кабинете полицейского управления навстречу ему поднялся офицер полиции. В ответ на тяжелую оплеуху юноша заявил, что они не имеют права его задерживать, а он в свою очередь не желает иметь дела с подобными учреждениями.

— Нет, вы только посмотрите, какой цинизм! — возмутился офицер. — Повидал я на своем веку разных преступников, но такого… Взять!

В подвале его избили, а потом снова потащили наверх. Сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, измерили рост — 165.

— Эй, ты украл у меня два сантиметра, — сказал юноша охраннику. — Мой рост — сто шестьдесят семь!

— Когда тебя следующий раз измерят, будет 162, — усмехнулся охранник. — Потом сто шестьдесят… сто пятьдесят и так далее. Такой у нас здесь порядок…

— Давай поспорим! Когда измеришь меня в следующий раз, будет сто семьдесят!

— Это зависит от того, как ты акклиматизируешься! Из каких ты мест — с моря или с гор?

— Ни с моря и ни с гор! В долине моя родина!

— Тогда остерегайся. Там, где ты будешь, одни горы да соленое море. И ничего больше…

Последнее слово осталось все-таки за юношей — он сказал, что соли укрепляют кости. За это его еще на полчасика спустили в подвал, вытащили оттуда на руках и бросили в крытый грузовик. Грузовик отвез его на улицу Никодима, дом 20.

Там они повстречались. Юный юрист сразу обратил внимание на заключенного, который лежал у противоположной стены. Их взгляды несколько раз встретились. Взгляд незнакомца был спокоен и весел, — так смотрят люди с крепкими нервами, которые никогда не теряют бодрости и в тяжелую минуту улыбаются: не беда, что буря, преодолеем и эту.

Заключенный приподнялся на колени и, что-то разыскивая, пошарил по одеялу левой рукой. На месте правой руки раскачивался пустой рукав.

— Кто это? — спросил юноша своего соседа.

— Смертник. Два раза уже осудили. Теперь повезут на третий суд.

— В чем обвиняют?

— Известное дело, в чем… Говорят, убил одного судью…

— Погоди, — торопливо остановил его студент. — Судью Кацотакисом звали?

— Да. А ты откуда знаешь?

— Знаю я этот процесс…

Студент встал и шагнул к Космасу. Космас принял его на своем одеяле как закадычного друга.

— Новенький?

— Да!

— Ни одеяла нет, ни белья? Нуль твое хозяйство!

— Нуль! — повторил студент и засмеялся.

— Присаживайся! Откуда тебя привезли?.. А! Знаю, знаю… И в подвале, наверно, тоже побывал? И сфотографировали, и отпечатки взяли…

— Вот-вот, так оно и было, — кивал головой студент. — Точь-в-точь как с тобой полтора года назад…

И они стали друзьями. Вместе провели весь день, всю ночь и еще целые сутки. Когда на третье утро в дверное окошко крикнули, чтоб Космас собирался, он вскочил и живо скатал в рулон свое одеяло. И студент подумал, что двумя руками он не управился бы так ловко, как его друг одной. Только теперь, в эти торопливые минуты прощания, он признался, что многое из того, что услышал здесь от Космаса, он знал и раньше.

— Каким образом? — удивился Космас.

— Когда в прошлом году в Афинах шел твой второй процесс, мы с однокурсниками помогали адвокатам готовить копии судебного дела. Твое дело я вызубрил назубок…

— Неужели было так интересно?

— Да, такой интересной показалась мне твоя история, что я даже задумал кое-что написать.

— Что-нибудь по специальности? Юноша слегка покраснел.

— Нет, совсем другое…

На каменной лестнице послышались шаги.

— Космас, с вещами на выход!

Космас перекинул через плечо одно одеяло, другое протянул своему другу.

— Мне его тоже подарили, подари и ты следующему. А вот о твоих замыслах… Сдается мне, что не больно подходящий ты выбрал случай. Если бы ты раньше мне открылся, я рассказал бы тебе другую историю — об одном человеке, которого я недавно повстречал на Эгине. Вот эта история стоящая, это, брат, настоящий герой. Рабочий, в сорок первом бежал с острова…