Испытание. По зову сердца

— Что ты, Гераська? Я не предатель, а сестра тебе, — Вера прижалась щекой к потному лицу мальчика.

— Сестра? Какая же ты сестра? Вы ж с Машкой на фрицев работаете... Кирилл хромой говорил, да и другие, чтобы вас опасались, а то фрицам наклеплете...

Сердце у Веры болезненно сжалось. О, если бы она могла сказать ему правду! И она еще крепче прижала к себе мальчонку.

— Это, Гераська, неправда. Страшная неправда... Я люблю твою маму и всех ваших людей. — Вера смотрела в глаза Гераськи. — Неужели ты этому не веришь?

Гераська удивленно смотрел на нее и, обдавая ее горячим порывистым дыханием, сказал:

— Ты комсомолка?

— Нет, — Вера сказала неправду, потому что знала: Гераська сразу спросит: «А почему ходишь в церковь?»

— А чем ты можешь поклясться, что не вы предали наших?

— Отцом и матерью, которых я очень-очень люблю, — ответила Вера.

— Да-а? — протянул Гераська. — Ну, клянись!

Вера поклялась.

— На пять! — протянул руку Гераська. — Ну, смотри, Настька! Если обманула, тогда с вами я сам расправлюсь... У меня на огороде спрятана взрывчатка, динамит! Раз! И тебе с Машкой капут.

— Ладно, идем завтракать, динамитчик, а то сейчас фрицы придут дом занимать. Ну, живее!..

Аня сбросила со сковороды на стол горячую ржаную лепешку:

— Ешь!

Гераська жадно впился зубами в лепешку.

— Там, в подвале сельпо, — сказал он, насытившись, — сидит комиссарша — Елизавета Хватова. Страсть, бедная, убивается. Дочку маленькую у бобылихи оставила.

— У бобылихи, Черномордихи? — Эта неблагозвучная фамилия почему-то вызывала у Веры неприязнь. Ей казалось, что человек с такой фамилией ради личной выгоды может предать любого. И Вера решила, как только перетащат вещи в гумно, попытаться все-таки сходить к бобылихе и, может, даже взять у нее девочку.

Пришла Устинья с ребятами Соколихи. Она отвела их на гумно, усадила в угол на солому, бросила им ложки, разные коробочки и наскоро связанную из тряпок куклу. Вера, глядя на ребят, тяжело вздохнула.

— Что ж поделаешь, Настя? Ребята ведь... Если с матерью, не дай бог, что-нибудь случится, круглыми сиротами будут... Эх, детки, детки, как мне вас уберечь... Пойду сегодня ночью к добрым людям.

Вера знала, кого Устинья называет добрыми людьми.

— Не возьмете ли с собой Гераську? Пропадет парнишка...

— Гераську? — Устинья задумалась и, поглаживая щеку, ответила:

— Взять-то его можно, но опасно, надежи в нем не вижу. А впрочем посмотрим.

Через час Устинья со всем скарбом перебралась в гумно. Девушки устроились в затхлой, закоптелой до черноты риге. Пришла Лида. Вера потянула ее в ригу и там рассказала свой план похода к бобылихе:

— Говорят, у нее есть пегая коза. Мы поймаем ее и потащим к хозяйке, как виновницу шкоды в нашем огороде.

Так и порешили.

Коза паслась на задворках. Лида выдернула колышек и увела ее подальше, Вера и Аня, спрятавшись за сараем, наблюдали за домом. Ждать пришлось недолго: из-за угла в огород вышла сухощавая, сгорбленная старушка. Прикрыв глаза от солнца рукою, она обвела взглядом огород и, не увидев своей пегой, тоненьким голосом стала звать.

— Пеструха, Пеструха...

— Бя-я!.. — отозвалась из кустов коза.

Вера с Аней подошли к старухе. Бобылиха совсем не походила на женщину, которую представляла Вера. Ее морщинистое, постаревшее лицо дышало добротой.

— Деточки! Не видите ли, откуда кричит козочка? — прошамкала бобылиха.

— Сейчас ее приведут, — Вера показала на кусты. — Шкоды у нас в огороде наделала. А вы, бабушка, присядьте, отдохните.

Бобылиха облокотилась на жерди изгороди и, прищурившись, спросила:

— А вас разве не угнали в Германию?

— Нет, бабушка, — ответила Вера, — мы приехали сюда позже.

— Стало быть, бог спас.

— Бабушка, девочка той женщины, которую взяли полицаи, у вас? — спросила Вера.

— Девочка? — бобылиха оглянулась, отвела девушек за кусты и зашептала: — А вы кто ей, Лизавете-то, будете, может, родня?

— Мы, бабушка, узнали, что на ваших руках осталась девочка, а вам это не под силу, так вот мы решили приютить ее у себя.

— Ее у меня нет, милая. Ее сення ночью у меня взяли...

— Кто? — в один голос спросили девушки.

— Разве ж я знаю? Забрал и унес. Сказал, что наш он, советский! Он приходил за Лизаветой, да опоздал вот, не успел... Дала я ему на дорогу бутылочку козьего молочка. А он его, накось, на лавке забыл. Так я его здесь нагнала, в карман сунула. Поцеловал он меня, как сын свою мать, и ушел...

Возвращались девушки улицей. Ветер крутил на площади пыль. Сильный треск ворвавшихся на площадь мотоциклистов заставил их остановиться. За мотоциклами шел броневик, за ним — открытый темно-серый «мерседес», полный эсэсовских офицеров, и, наконец, автомашина с солдатами. Колонна остановилась около комендатуры. Из броневика вышел стройный офицер службы СС и, сопровождаемый свитой, торопливо зашагал в комендатуру. Так въехал в поселок штурмбанфюрер Иоган Вайзе «навести порядок и покончить с партизанами».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Вернувшись домой, Вера отправила Аню и Лиду к аэродрому. Гераське сунула лепешку, и он пошел за речку, в лес. Сама, взяв лукошко, тоже пошла в лес, к большаку.

Вскоре небо заволокло тучами, стал накрапывать дождь. Когда вышла к большаку, дождь разошелся не на шутку. Вера выбрала группу берез, стоящих поближе к дороге, и села под одной из них, самой большой и густой. Но от дождя старая береза не спасала. Вера чувствовала, как по спине катятся холодные струйки воды. Однако надо было терпеть — по большаку шли и шли машины с пехотой. Их надо было хоть приблизительно посчитать. Пехоту сменила автоколонна артиллеристов. Наконец движение застопорилось. Из машины на дорогу высыпали солдаты и, балагуря, закурили.

— Вальтер, посмотри, что нас держит? — услыхала Вера.

— Да мы, кажется, насели на хвост шестнадцатому полку. — Вера старалась запомнить все, что говорили солдаты.

— А куда делся твой Якоб?

— А он направлен по северной дороге со второй колонной. Они перевозят одиннадцатый полк. Вон по той, что севернее нас, дороге.

«Два полка есть, — отметила Вера. — Теперь нужен третий!» Как Вера ни пряталась, все же солдаты заметили ее и окружили тесным кружком.

Один из офицеров разогнал солдат и накинулся на Веру с площадной бранью. Вера бросилась прочь от дороги...

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вера и Аня вернулись после уборки штаба усталые и огорченные. Сегодня, как и в прошлые дни, им так и не удалось узнать о дне начала наступления. Ни одной бумажки в корзинах не обнаружили, ни одной неосторожной фразы не услышали. Одна лишь карта с оперативной обстановкой лежала на столе дежурного офицера, но он не отлучался из комнаты, а карта была прикрыта большим листом бумаги. Чего только ни придумывала Вера, чтобы хоть одним глазом взглянуть на эту карту, но тщетно. Уходя из кабинета гауптмана Вегерта, того самого офицера, который в день своего приезда так и пожирал ее глазами, она видела, как он разложил на столе только что привезенную им новую карту с «клыками тигра». Закрывая дверь комнаты, Вера обернулась и, встретив страстный взгляд Вегерта, чуть заметно улыбнулась. Но Вегерту было не до нее, и он ее не задержал. Выйдя в коридор, Вера остановилась в темном углу, размышляя: «Эту карту делал чертежник Риман. Наверное, он такие же карты готовит для других начальников». И Вера решительно направилась к лестнице, ведущей на мезонин, но, к ее огорчению, фельдфебель Риман торопливо спускался вниз.

— Герр фельдфебель, разрешите у вас убрать? — учтиво уступая ему дорогу, спросила Вера.

— Нельзя. Я сам, — бросил Риман и помчался по коридору в сторону оперативного отдела.

— Ты чего там канителишься?! — оборвал ее мысли окрик Гувера. — Марш домой!