Небо за стёклами (сборник)

Лицо Ани вспыхнуло. Она оглянулась, в коридор вышла Мария Гавриловна. Ольга Эрастовна застыла на пороге кухни.

Бобро испытывал заметное смущение.

— Мне сказали, — продолжал он, — девочка была наказана за драку во дворе.

— Была, — кивнула Аня;

— Так вот, мне бы хотелось вам кое-что сказать…

— Пожалуйста, идемте к нам.

Аня повела их в комнату. Выглянувшую в коридор Августу Яковлевну Аня тоже позвала с собой. Она ждала дурного, и ей не хотелось быть одной.

Толик с любопытством оглядывал тесное жилище Рябиковых. Доцент, видимо, спешил выложить то, что его волновало. Он не стал садиться, несмотря на Анино приглашение.

— По-моему, произошло недоразумение, и досадное, — продолжал он. — В некоторой степени здесь виноват и Толик, потому что молчал.

— Я дал Тоне честное… — насупился мальчик. — Она велела никому не говорить.

— Хорошо, что ты сказал хоть сейчас. Девочка была права, — доцент строго посмотрел на сына. — Ну, повтори, пожалуйста, что произошло во дворе.

— Лера не хотела играть в прятки, — тихо начал Толик. — А все хотели. Тогда Лера сказала Жульетте, что она детдомовская и только всех заводит. А Жульетта сказала, что это она раньше жила в детском доме, а теперь у нее есть папа и мама. Тогда Лера стала орать, что никаких папы и мамы у нее нет и что ее только обманывают, что она нашлась, а она подкинутая.

Толик умолк.

— А потом? — спросил Бобро.

— А потом Жульетта ее стукнула. Но только никакого шарфа она не рвала, только дала ей по носу. Шарф Лера разорвала сама. Нарочно. Все видели. А она кричала: "Ага, ага!.. Вот скажу маме!.."

— Какая злая девчонка! — произнесла Августа Яковлевна.

— По-моему, это меняет дело, — вопросительно посмотрел на Аню доцент.

— Спасибо, что сказали, — проговорила она и попыталась улыбнуться.

— Мама его не пускала прежде во двор, — кивнул на сына Бобро. — Но теперь она убедилась, что это было неверно. А с вашей Жульеттой они непобедимы, — доцент улыбнулся. — Пусть она к нам часто приходит. Толик ее любит, и они хорошо играют.

Первой Аниной мыслью после ухода Толика с отцом было позвонить мужу. Она скажет, что Тоня пропала. Может быть, он что-нибудь знает или догадается, куда она могла пойти.

И вдруг Ане пришла мысль, от которой вспыхнули щеки. А что, если Тоня отправилась в детский дом, к Нине Анисимовне?! Пошла сказать, как тоскливо ей живется в квартире среди взрослых, не понимающих ее людей. Сказать, что мать с отцом ее тоже не любят.

Аня приложила ладони к горящим щекам. Какой стыд! Нет. Случись такое, их бы немедленно известили. Но что же тогда с ней?! Одна тревожней другой вставали перед ней картины.

— Девочка найдется, — твердо произнесла Августа Яковлевна. — Нужно спокойно обдумать, куда она могла пойти. Я уверена, она где-нибудь недалеко.

Сидеть дома и сложа руки думать Аня не могла. И все же слова Августы Яковлевны чуть успокоили ее: а если и в самом деле Тоня заигралась и бегает где-то поблизости.

Нет, не нужно звонить в театр и тревожить мужа. Он все равно сейчас не сможет ничем помочь. В том, что Тони нет дома, виновата только она. Это она до сих пор не поняла открытой и легко ранимой души девочки. Только бы она отыскалась. Такого никогда не повторится.

Через несколько минут Аня снова шла через двор. Если она не найдет девочку в ближайших кварталах — остается одно: идти в милицию.

По улице, пряча мокрые лица в воротники пальто, торопливо шли люди. Они спешили домой, где их ждали дети. И вдруг Аня поняла, что никогда в жизни не обретет спокойствия, случись что-нибудь с маленькой озорной девчонкой, которая именно сейчас казалась ей особенно родной.

Глава 25

КТО ВИНОВАТ?

Лишь только захлопнулась дверь за Аней, в коридоре снова собрались все жильцы. Вышел с карандашом и руках и Евгений Павлович Наливайко.

Августа Яковлевна рассказала о том, что сообщили Ане Бобро с сыном.

— Какой характер, а! — вырвалось у Ольги Эрастовны. — И ничего не сказала…

— Гордая натура. — Это сказал Наливайко.

— А мы-то все на нее, малую! — всплеснула руками Мария Гавриловна. — Знают все эту Лерину мать. Еще в блокаду знаменитая. И дочь, поди в нее.

Ольга Эрастовна запротестовала:

— Я, например, ничем не позволила себе обидеть ребенка. Ну, поговорила с ней…

— Чего там, — продолжала наступать Мария Гавриловна. — Все позволили. Полотер сломался — чужое взяла. Попало. Щенка покормить привела — ругают. Какая ей тут жизнь?

Ольга Эрастовна недоумевала:

— Так ведь вы же чашку свою жалели.

— Бог с ней, с чашкой. Беда какая!

— Как будто я беспокоилась о своем полотере?! Действительно!

У Евгения Павловича был несколько виноватый вид.

— Понятно, мы сгустили краски. Но эта история с кроватью… На нее следовало реагировать, хотя бы в воспитательных целях.

— Ах, прошу вас, оставьте, пожалуйста, кровать! — воскликнула Августа Яковлевна. — Ома никому тут не нужна. Я бы только похвалила Жульетту.

Мария Гавриловна, видно, уже позабыла свой разговор с Тоней о розгах.

— Один ребенок в квартире был, — сказала она, — так и того довели… Пузыри пускала… Будто долго вытереть пол. А ей, может, радость.

— Боже мой! Да кто же к этому всерьез относился?

— Дело не в пузырях, — прервал жену Наливайко. — Ей нанесли оскорбление. Она, как умела, вступилась за сбою честь и не захотела посвящать взрослых… А мы… — он замялся. — А мы не поняли, и вот…

— Такие чувства, — добавила Августа, — в человеке следует развивать, а не подавлять.

— Да кто же их подавлял?

Было похоже, что Ольга Эрастовна упреки принимала на свой счет.

В самый разгар возникшего стихийного объяснения в коридоре появился Кукс. Олег Оскарович вошел в квартиру, как всегда, с черного хода. На него не обратили внимания, но Кукс прислушался к разговору.

— Потерялась Тоня? — внятно спросил он: — Я ее видел!

— Когда?! — это вырвалось у всех сразу. Взоры обратились к Олегу Оскаровичу.

— Ну, так часа два назад… Нет, больше. Я вышел из гостиницы. Был у знакомого главного режиссера.

Как всегда уснащая речь ненужными подробностями, Кукс рассказал, как встретил на Невском Тоню, которая шла в сторону метро и вокзала с каким-то солидным человеком.

— И вы ее не остановили? — Августа Яковлевна посмотрела на Кукса через свой лорнет.

— Фантастически! Вы бы ее хоть окликнули, куда она? — Ольга Эрастовна так осуждающе глядела на сметчика-литератора, что тот даже растерялся.

— Видите ли… Во-первых, я торопился… А во-вторых, как предполагать… Такой солидный человек, с портфелем…

— Да мало ли подлецов всяких… Портфель, может, и нарочно. А то надо, и бороду приклеит. Заведет куда… Вон тут одну поймали…

— Навряд ли, чтобы по Невскому, — опроверг разошедшуюся Марию Гавриловну Наливайко.

— Возможно, кто-нибудь из школы, и она сейчас вернется, — высказала слабую надежду Августа. — Вы не ошиблись? Это точно она?

Олег Оскарович неуверенно пожал плечами:

— По-моему, это была Тоня.

— Нужно сообщить в милицию, чтобы дали сигнал по всем отделениям города. — У Наливайко был решительный вид. Он двинулся к телефону.

— Кроме милиции, — продолжал он, — необходимо навести справки в больницах… Обратиться в "скорую помощь".

— Фу ты! Типун на язык! — замахала рукой Мария Гавриловна.

— Я оптимистка. Все кончится хорошо, — было видно, что Августа Яковлевна успокаивала прежде всего себя.

И вдруг они услышали командный голос Кукса:

— Прежде всего — логика! Никакой преждевременной паники, — он уже было отомкнул дверь своей комнаты, но раздумал в нее входить. — Следует действовать организованно. Если, как вы говорите, она убежала из дому, ее следует искать в районе Московского вокзала. В этом возрасте начинается тяга к скитаниям… Девочка могла заблудиться. Вокзал я беру на себя.