Он сделал все, что мог

После двух прыжков с самолета Козорог лежал на притоптанной поляне и, сдвинув почти вплотную уже совсем выгоревшие брови, хмуро глядел на уцелевший одуванчик. Оля очень любила эти неприхотливые цветочки и называла их солнечной росой. Оля, Оля, где ты, Оля, и знала бы ты… Нет, лучше тебе не знать. Вот и снова весна, Оля, но что она принесет?.. До сих пор зимы были наши: Москва, Сталинград, а лето — немецким. Немцы, конечно, к чему-то готовятся, наверняка этим летом попытаются взять реванш за Сталинград, а эти подонки — он с ненавистью поглядел на упражняющихся борьбой «пропагандистов» — а эти подонки будут помогать им. Хотя бы уже скорее Копицу туда, но когда это будет?.. Вася с радостью, охотно принял предложение Козорога, стал его тайным сообщником, а вчера сообщил такое, над чем сейчас Роман больше всего и раздумывал. За прошлую неделю он узнал две чрезвычайно важных новости, одна его обрадовала, другая была неприятной, и вначале непонятной и даже загадочной. От прибывшего сюда «для дальнейшего прохождения службы» Кобзина, с которым был немножко знаком еще по Осондорфу, узнал, что Богдан Руденко бежал к «красным бандитам», увел с собой еще несколько человек, их преследовали, но поймать удалось лишь одного — вывихнул ногу — и его там же расстреляли. Молодец, Богдан, все-таки вырвался из дерьма, как называл он власовское воинство. Вторая новость — сюда прибыл Вербицкий. Об этом сообщил Копица. Повстречал он тут бывшего своего сослуживца по Красной Армии, земляка Гришу Ковзаня, который находился в подразделении, что размещалось в приспособленном под жилье гараже, и тот ему доверительно признался, что скоро они уходят в лес партизанить, что это, конечно, липа, и что он, как только попадет в лес, убежит и попробует пробраться к своим. Почти всех их уже переодели в «гражданку», и к ним назначен новый командир, какой-то «майог Вегбицкий», который сейчас обучает их, как надо вести себя в лесу. «Кто, кто? Майор Вербицкий?» — переспросил Козорог. Копица сказал, что это его так передразнивает Ковзань, так как он совершенно не выговаривает букву «р». Вечером через окно комнаты Фишера Козорог и сам увидел Вербицкого. Что же они затеяли совместно с Фишером?.. Скомпрометировать партизанское движение или ввести в него что-то наподобие пятой колоны?.. Но что бы там ни было, надо как-то предотвратить эту провокацию, а это можно сделать лишь в том случае, если партизаны узнают о ней. Как?.. Понятно, в задачу Козорога не входило устанавливать связь с партизанами, да и как он мог это сделать? Ну, допустим, смог бы, но это же нарушение инструкции. Инструкция инструкцией, но как же можно допустить такую провокацию, которая может привести к гибели многих людей. Да и потом… да, это было бы здорово, если бы как-то удалось связаться с Богданом Руденко. Партизаны, наверное, имеют связь с Большой землей. И тогда уже не надо было бы ждать у моря погоды. Так можно и не дождаться у моря погоды, и все его пребывание здесь сведется к нулю. Надо еще раз рискнуть. Тут его огневая точка на войне, и она должна стрелять. А какой толк занять ее и отсиживаться в окопе. Козорог подробно расспросил Копицу о Ковзане, тот дал ему хорошую характеристику, сказал, что он «железный», раз сказал — уйдет отсюда, — значит, уйдет. «Какой же он железный, если здесь оказался?» — спросил Козорог. Копица покраснел, так как этот упрек и его касался: «Я еще докажу, Роман Маркович». «Посмотрим. Как ты думаешь, можно ему довериться? Этому Ковзаню». «По-моему, можно. В полку был комсоргом. А в плен он попал контуженным». После долгих раздумий Козорог все же решил повидаться с Ковзанем. Велел Копице организовать встречу, сказал где и когда. И еще велел передать Ковзаню, что с ним хочет поговорить один человек по очень важному делу, но кто этот человек пока что не говорить. И вот сейчас Роман Козорог, лежа на поляне, еще и еще раз обдумывал предстоящую встречу. Тут уж так: либо пан, либо пропал.

Встретились они вечером в условленном месте. Ковзань был уже в гражданском: старые, заношенные штаны, не менее старая латанная сорочка, сам он небольшого роста, худощав, носатый, с высеявшимися на верхней губе рыжеватыми усиками.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал Козорог, подходя к ожидавшим его. — Думаю, это святое слово тут оправдано? — И представился, подавая Ковзаню руку: — Роман. — Представляться по званию не стал: так скорее можно найти общий язык. — Гриша?..

— Он. Гриша Ковзань.

— Покурим? — Козорог достал пачку сигарет. — Угощайтесь.

Все трое закурили. Ковзань хмуро вглядывался в Козорога.

— Перейдем к делу, — сказал Козорог. — Гриша… Можно тебя называть просто Гришей?

— Хоть горшком.

— Да нет, зачем же: горшок — слишком хрупкая вещь, а ты, Вася говорит, железный.

Ковзань шутку не принял, наоборот, еще больше посуровел.

— Слышал, в лес собираетесь? — Гриша стрельнул взглядом в Копицу. — Да, да, от него. Можешь меня не бояться: сам о лесе мечтаю. Значит, партизанить будете?

— Как прикажут.

— Вот так?.. А если прикажут своих убивать?

— Кого — своих?

— Настоящих партизан.

— Кто вы такой? — спросил Ковзань.

— Такой же, как и ты. Роман Козорог. Хочешь уйти из этой банды?

— Еще что вас интересует?

— Гриша, да ты не темни, — сказал Копица. — Этому человеку можно.

— Ну, может, и убегу, — сказал Ковзань. — А какое вам дело?

— Какое?.. Вот потому что есть дело, потому и хочу поговорить с тобой. Вася, ты постой там за углом, чтоб никакая собака… В случае чего кашлянешь. — Когда Копица отошел, Козорог почти шепотом спросил:

— Гриша, ты меня не узнал?

— Роман Маркович, кажется?.. Никак не думал и вас тут встретить, потому и не сразу поверил, что это вы.

— Как видишь — я. Значит, собрался бежать?.. И куда же ты убежишь? К нашим?.. Но отсюда до наших еще очень далеко.

— Так что вы, наш учитель, предлагаете сидеть и не рыпаться? — зло сказал Ковзань.

— Нет, зачем же. Я только к тому, что до наших очень далеко.

— Доберусь как-нибудь, мне бы в лес, а там… Я же в разведке служил. — И вдруг Ковзань зачем-то, пылясь оправдаться что ли перед Козорогом, то ли еще почему-то, сказал: — А сюда я попал…

— Не надо об этом, Гриша, все мы сюда как-то попали. Важно, как мы отсюда выберемся. Считай, ты снова в разведке.

— В разведке?

— Да, в разведке. Командиром у вас майог Вегбицкий?

— Вегбицкий. А вы что, знаете его?

— Знаю. Это самый подлый и коварный наш враг. Гриша, ты непременно должен найти партизан, непременно, они должны знать, что это за «пагтизанский от’ад». Иначе Вербицкий наделает много беды.

— Можно и к партизанам, — согласился Ковзань. — Мне лишь бы…

— Только к партизанам. Ты их найдешь, ты же разведчик. И вот что еще: тебе могут сразу не поверить, могут посчитать за подосланного. Тогда ты попроси, попытайся разыскать майора Руденко, он где-то тоже партизанит. Запомнил: Богдан Руденко? Скажешь ему, что я тебя послал. А он пусть попытается как-то связаться со мной. Может, он и мне как-то поможет выбраться отсюда.

Ковзань, кажется, уже полностью доверился Козорогу, спросил:

— Как же он с вами свяжется?

— Как?.. Не знаю. Пусть подумают. Давайте так: ты, конечно, знаешь, что к нашим воротам прибегают всякие девахи. Так вот, пусть партизаны подошлют кого-нибудь из своих.

— Хорошо, пришлют, но как вы распознаете, или как вас распознают?

— Не торопись, я уже продумал. Пусть на той, которая придет сюда, будет синий платочек, а в левой руке какие-нибудь цветы. Тут девахи иногда приносят цветы своим дружкам. И еще: пусть она поет «Катюшу». Ноне совсем, как в песне, а вот так: «Выходила на берег Катюша, выходила на берег пустой». Понял: не крутой, а пустой. Но это еще не все. Потом, когда мы познакомимся, пусть она скажет, что у нее был знакомый Богдан Руденко. Запомнил?.. Об этом — никому здесь. Даже твоему другу Васе Копице. Иначе и мне и тебе будет капут.

— Заметано.

— В общем, так, Гриша, затея Вербицкого должна быть разоблачена во что бы то ни стало. Это и будет наш вклад в победу. А победа, сам понимаешь, вот-вот. — И спросил напрямую: — Ну, а если… попадешься?