Рейды разведчиков Иутина

Капитан Ю. Лифшиц

Рейды разведчиков Иутина

1. ЗА БЕСПОКОЙНОЙ РЕЧКОЙ Д.

Вчера вечер был шумным: звуковое кино и затем концерт, частушки и лихая пляска под одобрительные шутки зрителей, аплодисменты и песни — горластые, во всю силу легких, и песни тихие, грустные. Первомайский вечер! Как дорог он сердцу советского человека! Как ждем мы этого дня всегда, везде, даже здесь, на фронте.

А сейчас — тишина. Правда, чуть слышно о чем-то шумят деревья, звенят весенние птицы, журчат вокруг ручейки, но вся эта мирная, успокаивающая жизнь леса воспринимается людьми, как тишина, такая отрадная после грохота боевой жизни переднего края. Их не успокаивает мирный загадочный рокот тайги. Речка Д. осталась позади, и они каждое мгновение ждут окрика, выстрела.

Эта беспокойная порожистая река была для лейтенанта Иутина и его разведчиков Рубиконом. Перейдя ее, они переступали границу привычной относительной безопасности и вступали в жизнь, полную смертельных угроз.

Мокрый майский снег покрывал землю. Его уже недостаточно, чтобы итти на лыжах. Правда, утренний морозец сковал было снег настом, твердым и гладким, как асфальт площади Урицкого, но к полудню наст размяк и теперь ноги проваливаются. В такое время нелегко итти. Что-ж, нет худа без добра. Двигаться тяжело, зато финны, вероятно, не ждут сейчас нашего визита.

За плечами у людей высятся туго набитые мешки с многодневным запасом продуктов. Особенно внушительный вид у «трехэтажного» мешка Усенко. Он сшил его из трех рюкзаков и наполнил доотказа, уверяя, что «запас карман не тянет». О кармане ничего не скажешь, но плечи он «тянул» основательно. Упадешь, — мешком придавит, без помощи не подымешься.

Но люди были довольны. Предстоял первый рейд в тыл врага. Ведь ждали они этого рейда давно. Ведь готовились к нему долго. И у кого не горит сердце при мысли о фашистских захватчиках! Кого не тянет в бой, когда узнаешь о лютости и зверствах врага. Расквитаться! — разве это не заветное желание воина?

База осталась далеко позади, а высота, к которой они шли, была теперь рядом. В этом районе уже побывали другие разведчики. Они уверяли, что высота не занята противником. И люди Иутина, конечно, соблюдая всякие предосторожности, все же испытывали какую-то долю беспечности. Чего таиться, если врага нет? Поэтому и произошел некрасивый случай. Наткнулись на часового. Тот поднял тревогу. Разведчики залегли. Финны всполошились. Один из них с разбега полез на сосну и уставился в тайгу, вертя головой, как глухарь. Справа и слева выскочили две финские группы, пытаясь обойти разведчиков. Третья группа полезла на них в лоб. Всего в дело ввязалось полсотни финнов против двадцати пяти иутинцев.

2. СКОЛЬКО СТОИТ ИНИЦИАТИВА

Финны видели, что русские побежали. Да, они ясно видели «москалей», удиравших во весь дух. И финны перекликались, свистали и мчались вперед. Еще бы, есть от чего притти в восторг. Это же настоящая облава: русские бегут, — два боковых отряда вот-вот замкнут кольцо, центральная группа нажмет, — и капут москалям. «Ха! Держи, не отставай!» — перекликались финны.

Из всего, что разведчики потеряли в результате переполоха у финнов, Иутину больше всего жалко было инициативы. Инициатива действий — ключ к успеху. Потерять инициативу, действовать по воле вражеского командира, бежать — дело гиблое. И лейтенант решил снова взять инициативу, стать хозяином положения, чтобы он, Иутин, диктовал врагу обстановку, а не враг ему.

Но прежде всего надо выйти из-под удара. Лейтенант приказал отходить к кустарнику. Здесь одно отделение получило задачу бежать на виду у противника. Два других притаились в кустах. Иутин решил дать бой. Боем, кроме инициативы, он возвращал себе все преимущества внезапности (удар из засады) и подымал моральный дух своих людей. Ведь поспешный отход на первой же вылазке подорвал бы уверенность разведчиков в своих силах.

Сейчас, прямо на отряд катилась наиболее многочисленная центральная группа врага в 25-30 финнов. Две других были в стороне, на флангах. Положение рискованное, но зато иутинцы получили возможность бить финнов по частям.

Финны торопились догнать «убежавший отряд». Они вломились в кустарник, сопя и гремя оружием. Отлично! До них метров 80. Надо подпустить метров на 20 и тогда скомандовать... Но все планы рухнули. Преждевременный выстрел не в меру торопливого бойца испортил весь замысел. Антонов пальнул, когда до финнов было еще 50 метров. Этим он спас жизнь по меньшей мере двум десяткам «отощайненов», как зовут финнов разведчики. Иутинцы уничтожили лишь восьмерых. Остальные же под пулями быстро вспомнили, что у них дома остались кое-какие дела, и поспешно повернули назад. Делать было нечего. Отряд ушел вслед за первым отделением.

Финнов немного поколотили, что весьма приятно и полезно, но задача все-таки не выполнена: «языка»-то нет. Небольшой привал. И снова они повернули назад. Теперь расположение врага было известно. Еще бы, — чуть не влезли в его оборону. И Иутин решил сделать засаду на тропе.

Ждали долго. Наконец увидали: бредет одни белофинн. На боку холщевая сумка. Подошел ближе — увидели, что это капрал. «Рыбка» подходящая.

Однако, «рыбка» оказалась скользкой. Капрала схватили, но он вырвался и с отчаянным воплем бросился бежать. Пуля объяснила ему, что не надо нарушать лесной тишины. Капрал валялся под сосной, а разведчики досадовали на новую незадачу: покойник не годился в «языки». Надо хоть документы взять. А это что за сумка? Ага, письма! Капрал, оказывается, нес почту. Что ж, это — добыча. То, что не успел рассказать капрал, расскажут письма и адреса.

Все-таки они неплохо поработали, для первого раза. И когда переходили речку Д., лейтенант обернулся и весело крикнул в тайгу:

— Э-гей! До новой встречи, вшивые отощайнены!

3. СУРОВЫЙ УЧИТЕЛЬ

Жизнь делилась для них на две половины. Одна полна напряжением, опасностями, утомительными переходами, ночевками на снегу и под открытым светлым небом лета, дождями, следами, шорохами, тропами врага, минами, выстрелами. Другая — тиха, спокойна, размерена и тоже напряжена, но напряжение это другое, учебное. Вторая половина начиналась после того, как побрившись у попутного ручья под соснами, помывшись, заштопав рваные ватники, они возвращались домой в свои шестиугольные дзоты-землянки, чистые, опрятные, как с парада. Иутина ждет недочитанный том мемуаров Мольтке, расписывающего свои победы во франко-прусской войне. (Прошлое врага тоже невредно знать). А товарищи его жадно читают заждавшиеся письма.

Вечер возвращения! Отрадные это часы. Через двери землянки рвутся наружу трели баяна. Ребята поют хором, смеются, шутят, делятся семейными новостями. Сверкает белыми зубами хорошее сероглазое лицо Иутина. Лицо у него простое, кажется — ничем непримечательное, но чувствуется в нем, в тяжелом подбородке, в прямых губах, решительность и воля, есть в быстром и метком взгляде живая и острая мысль. Он чуть рябоват, но когда с ним знакомишься ближе, рябины перестаешь замечать.

Сутки они отдыхают. А потом начинаются занятия, дни занятий до тех пор, пока лейтенанта не вызовут на командный пункт, где расстелют карту и скажут:

— Вот в этом районе пройдете здесь... Взять «языка». Выступить в шесть ноль-ноль.

И вот снова в лесу. Снова настойчивые поиски врага, снова дожди, усталость и радость победы...

Когда пограничник вспоминает прошлое, ему прежде всего приходят на ум недостатки и ошибки. Так уж пограничников воспитали, такой уж у них склад характера: анализируют, продумывают, доискиваются и если было сделано хорошо, то ведь можно было сделать и лучше, — значит были недостатки. Какие? Когда? В чем?.. Когда лейтенант вот так разбирает операцию, встает она перед ним словно модель машины в разрезе — каждый винтик виден. И можно быть уверенным, что в следующий раз прежних заминок не будет. Ошибка — суровый учитель.