Тридцать дней войны

Валериан Скворцов

Тридцать дней войны

От автора

В канун субботнего утра 17 февраля 1979 года, вечером, густая дымка сизой вуалью накрыла иззубренные горы почти на всем протяжении 1600 километров китайско-вьетнамской границы. Ночная кромешная тьма и сгустившийся перед рассветом туман сильно ограничивали возможности наблюдения для вьетнамских пограничников. В три ноль-ноль 120-миллиметровые минометы и 105-миллиметровые пушки, подтянутые китайцами, внезапно открыли огонь по позициям вьетнамцев в Каобанге. Через полтора часа вражеские снаряды обрушились на населенные пункты по всей границе. А с рассветом головные колонны сил вторжения, за которыми шли отряды мародеров (несколько тысяч так называемых «народных ополченцев», использовавшихся в качестве вспомогательных частей), начали обходные действия с флангов в десятках секторов…

В горных провинциях северного Вьетнама зимний ветер загоняет бесчисленных пауков в траву и, когда с рассветом на их паутину ложится роса, тропические распадки кажутся покрытыми льдинками. В феврале 1979 года по утрам вьетнамские солдаты и ополченцы месили кедами эти серебрившиеся поляны, прокладывая в них грязно-зеленые проходы, петлявшие между клыками известняковых скал. Узкие дороги, древние и выщербленные, вдоль осыпавшихся круч были забиты беженцами. С коромыслами, на одном конце которых зачастую раскачивалась в такт торопливому шагу корзина с ребенком, а на другом — карабин или автомат, с тележками, где поверх скарба гремела жестяная посуда, они почти бегом преодолевали серпантины и, выбравшись на перевал, устраивались на отдых. Пестрые таборы раскидывались у гранитных стен или над пропастями, мешая войскам, боевой технике и колоннам машин, увозившим подальше от китайской границы оборудование предприятий.

В поведении вьетнамцев, пестро одетых и украшенных серебром людей из национальных меньшинств мео, белых и черных тхаи, нунгов, зяо, населяющих край, сказывался опыт, приобретенный в годы американских бомбардировок, — в горах укрываться легче. Но налетов не случалось. Враг наступал по земле, и врага этого, беспощадного, жадного до грабежа и бесчисленного, как саранча, знали еще лучше, не первое столетие…

Начиналось вторжение 44 дивизий, объединенных в 11 армий 600-тысячного войска, собранного в пяти военных округах Китая: относящемся к «Тайваньскому фронту» Гуан-чжоуском, а также Куньминском, Чэндуском, Уханьском и Пекинском. 550 танков и бронетранспортеров, 480 артиллерийских орудий и 1260 тяжелых минометов, не считая многочисленной авиации, сосредоточенной близ города Пинсяна, и боевого флота, базирующегося на остров Хайнань, поддерживали эту орду XX века, ринувшуюся по дорогам, протоптанным завоевателями еще в давние времена.

В течение двух с лишним недель СРВ сдерживала бешеный натиск агрессора. Вплоть до 5 марта, когда стало ясно, что бандитское нападение проваливается, Пекин предпринимал массированные атаки с целью захватить на вьетнамской территории, в 40–50 километрах от границы, стратегические позиции, с которых бы открылись пути в обширные и не защищенные естественными препятствиями долины дельты реки Красной, в том числе и Ханойскую впадину. Используя спускающуюся здесь к морю долину, пересекаемую сравнительно развитыми коммуникациями, китайские части получили бы возможность развернуть наступление на столицу, а также главный порт республики — Хайфон.

Преследуя эту цель, пекинские войска, ведя упорные бои, рвались к городам Лаокай, Каобанг, Лайтяу и Лангшон. Особенно остервенелым их натиск был на лангшонском направлении. Пролом фронта в этом секторе обеспечил бы агрессору наиболее короткий путь к Ханою.

С первых же часов войны вьетнамские пограничные и местные, региональные войска, достаточно подготовленные к быстрым действиям, повели активную упорную оборону. В тылу китайских частей, пытавшихся развить первый достигнутый успех, в захваченных врагом районах вспыхнуло партизанское движение. Вокруг столицы и других городов интенсивно сооружались оборонительные рубежи, строились огневые позиции для полевой и зенитной артиллерии. Реставрировались оставшиеся от времен французской оккупации долговременные огневые точки и форты на севере и западе дельты реки Красной.

5 марта агентство Синьхуа сообщило о решении правительства Китая «прекратить бой». После этого пекинская армия еще полторы недели медленно отходила, оставляя траншеи с трупами мирных жителей, взорванные заводы, фабрики, рудники и дома, рухнувшие мосты, разграбленные города и села, заминированные рисовые поля. Отступая, враг огрызался на каждом перевале горных дорог пограничных вьетнамских провинций. Месяц войны, развязанной Пекином против независимого социалистического государства, стал вечным позором маоизма, навсегда запятнал китайское руководство.

Как началась война? Была ли она неожиданной?

Много позже первого дня ожесточенных боев, давая оценку случившемуся, заместитель министра иностранных дел СРВ Нгуен Ко Тхать в беседе с автором этих строк, когда речь зашла о факторе внезапности, сказал:

— Стратегически мы были подготовлены, поскольку враждебные намерения Пекина в отношении нашей страны становились все более очевидными в последние годы. Подрывная деятельность, грубое политическое давление с целью навязать нам маоистскую модель развития, пробное нападение на Вьетнам с помощью полпотовцев, нарастающее озлобление тем, что мы не поддаемся гегемонистскому диктату, так сказать, закономерно вели дело к военной авантюре… Нетрудно было предвидеть и направления движения китайских войск, известные еще из истории. Горы на границе определяют маршруты. Лишь день нападения оставался труднопредвидимым…

Утром 17 февраля я находился в гостинице на окраине Лангшона, в 14 километрах от места начавшегося боя. Меня разбудил грохот сплошного артиллерийского огня, перекатывавшийся за пологими холмами, изрытыми траншеями и ходами сообщений. С ревом и свистом, прижимаемые низкой облачностью к земле, промелькнули самолеты. Чьи? К зенитным установкам по траншеям торопились расчеты. На горизонте занимались ржавые струйки пожаров.

Чувствуя, как всех вокруг охватывает острая тревога, я понимал, что массированный артобстрел предшествует наступлению. Начиналась война — это было ясно.

Между тем она Пекином официально не объявлялась. Тридцать дней кровопролитных боев — с 17 февраля по 18 марта 1979 года — с точки зрения официальных канонов международного права протекали во время мира. Однако еще до этих событий слово «мир» к положению на вьетнамо-китайской границе и состоянию отношений между двумя странами можно было применять весьма условно. Поскольку Пекин открыто готовился к варварской агрессии, и то и другое справедливо оценивалось как обстановка «ни войны, ни мира». Поэтому внутренне, психологически вьетнамцы были готовы к любому враждебному шагу пекинского руководства. В том числе и к началу необъявленной войны.

Константин Симонов в свое время писал: «На войне не всех убивают, и не всех она делает «потерянный поколением», но выйти после войны «сухим из воды» может только утка. А человек, всерьез заслуживающий этого названия, живет после войны с ощущением, что он перенес операцию на сердце». Мне довелось наблюдать, как встретили вьетнамцы долгожданный мир весной 1975 года, после освобождения Сайгона от марионеточного режима. За три с лишним десятка лет впервые на истерзанной земле не гремели взрывы и люди наконец-то вздохнули свободно. В Ханое и Сайгоне, переименованном в 1976 году в Хошимин, на севере и юге — повсюду вьетнамцы испытывали предчувствие счастья, возможности мирного труда, нормальной жизни после тяжелых испытаний, тысяч и тысяч «операций на сердце», связанных с гибелью близких, разлуками, исковерканными судьбами, страданиями родины и всего народа. Ощущение это сродни было, видимо, тому, как и мы встречали свою победу 1945-го. И вот, почти без передышки, пришло новое военное испытание. Горечь и гнев вызывало вероломство авантюристов, принявших «эстафету» у Пентагона.