Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

Но о дальнейшем развитии идей Энгельгардта и попытках их реализации лучше прибегнуть к свидетельству его младшего сына Николая.

По его словам, "Энгельгардт убедился в невозможности и бессмысленности батрачного хозяйства, основанного на закабалении крестьян. Он не мог переносить положение барина-эксплуататора, пользующегося народной нуждой. Но в глазах крестьян все же он остался "батищевским паном", он не в силах был уничтожить вековое средостение, легшее между не только помещиком и мужиком, но между всяким одетым в пиджак и узкие брюки, "тонконогим", и крестьянином-лапотником. Проникнувшись сознанием этой роковой противоположности интересов мужика и барина во всех его видах, Энгельгардт приходит к непоколебимому убеждению, что интеллигент, который любит мужика и желает ему блага, должен отречься от старой жизни, уйти в народ, в мужики, должен сделаться своим в народе и тут работать для создания такого строя, который был бы на благо мужику.". У мужика есть один фундамент- уменье работать; у интеллигента есть уже другой фундамент - знания. Соедините то и другое в одном лице - и выйдет настоящий хозяин, такой, какой нам нужен, такой, каковы, например, американцы. Получившему образование интеллигентному человеку, чтобы сделаться хозяином, нужно только научиться работать как мужик - остальное приложится. Новый человек в русском хозяйстве явится, когда интеллигенты будут уметь работать. Этот новый человек (интеллигент-мужик) подымет наше хозяйство, сумеет пустить в ход наши втуне лежащие богатства".

В этом Энгельгардт сходится с другим проповедником опрощения, Л. Н. Толстым. Энгельгардт желает "повинности труда", и труда мозольного, мужицкого, для всех. "Нужна медицинская помощь народу, - говорит он... Надо, чтобы интересы интеллигента никогда не расходились с интересами мужика, чтобы он не крепостил народ, но служил ему, не чуждался его, но жил бы с ним одною жизнью, одною мыслью.

Далее идёт описание попыток устройства таких деревень интеллигентных земледельцев. Сам Энгельгардт не сочувствовал тем из своих учеников, которые стремились ехать селиться на кисельные берега - в Уфимский край, на Кавказ, на Амур, в Среднюю Азию. Но ученики хотели быть самостоятельными.

Первую такую деревню попробовал устроить любимый ученик Энгельгардта по прзвищу Зот. Он получил от Энгельгардта отличный аттестат, и один богатый помещик предлагал ему должность управляющего имением с очень большим окладом. Но Зот отказался, и нашёл землю и средства ля устройства деревеньки в Уфимской губернии.

"Пока было горячее летнее время, все шло хорошо, так как Зот при своей любви к труду, при умении работать, естественно, мог морально подавлять остальных членов семьи в их стремлениях, враждебных хозяйству и принципу общинности. Хозяйство пошло: огород у общинников был лучший почти на всю волость; чищоба была хорошо обработана по времени; запашки под озимые увеличились; сенокос удался, как по качеству сена, так и по количеству; коровы были лучше всех коров в Починке - словом, дело шло хорошо, хотя подчас и тяжеленько приходилось и физически, и морально как Зоту, так и его товарищам.

Но прошла осень, кончены работы, наступает время отдыха. С этого времени и пошёл сильнейший разлад между членами семьи. Страда в деревне действует на всех: даже батраки у помещика, охваченные общим интересом к делу, вкладывают душу в работу в эту пору, работают не только за страх, но и за совесть. Прошла страда - и вся тайно скоплявшаяся в семье злоба против "большака-хозяина" всплыла.

Борьба за власть, благодаря отсутствию принципиально признанной власти в лице одного хозяина, губит общину. Успехи её в смысле хозяйственном были несомненны. Если и на этот раз община разрушилась, то причиною этого - главным образом неясность отношений между членами, неспособность отрекаться от личных мелких интересов и расчётов, отсутствие признанного всеми главы, который бы мог ставить общее дело выше своего "я" и быть не деспотом, а хозяином и отцом, иметь нравственную силу на своей стороне".

Эта, как и другие попытки подобного рода, кончились неудачей и обычно ломали жизнь своим инициаторам. Поэтому Энгельгардт постоянно мечтал, чтобы интеллигенты, научившиеся в Батищеве сельскому хозяйству и работе, сами соединились и завели самостоятельное, артельное хозяйство и затем принимали бы учеников. Вот причина, почему он стремился создать, если не в самом Батищеве, то хотя бы поблизости его, интеллигентный поселок.

Вот почему он так радовался, когда мечта его осуществилась, и в Букове, межа с межой его имения, создался наконец интеллигентный посёлок.

Первоначально дела в нём пошли хорошо. Несмотря на то, что молодые люди уставали на работе днём, они по вечерам устраивали чай, за которым велись интересные разговоры, перемежавшиеся шутками, смехом, песнями. Тут расцветала дочь Энгельгардта Вера, красивая сильная, здоровая девушка. Николай, ещё подросток, в значительной мере и сформировался под влиянием атмосферы, царившей в этой общине поры её подъёма и расцвета:

Их "идеи, их вера не могли не впитываться мною. Все мною усваивалось именно потому, что это была вера и гонимая вера, за которую отдавали жизнь. Может быть, только здесь, где отвергали Бога и мистику Христа, и были истинные христиане по беззаветному бескорыстному служению тому, что они считали истиной, по самоотвержению. Да, дух этой подвижнической молодёжи усваивался мною почти бесспорно, почти бессознательно, отпечатлеваясь в сердце".

Не подвергая сомнению искренность убеждений этих общинников Букова и их самоотвержения всё-таки не могу согласиться с тем, что это были "христиане без Христа". Ведь сам же Николай Александрович несколькими строками ниже утверждал, что этим безрелигиозным общинникам не хватало той высшей идеи, которая скрепляет религиозные общины. И потому эти общины быстро распадаются.

"Насколько, однако, верил А. Н. в Буковский поселок, насколько блестяще шли одно время дела, доказывает его план поступления в общину внешним членом".

(То есть, участвуя в деятельности общины, он сам не работал земледельцем и не оставлял управление своим имением Батищево). "Материально помогая общине, как деньгами, так и продуктами, А. Н.,будучи и внешним членом, вкладывал всю душу в дело, входил во все интересы общины, болел об них и если не физический, то умственный труд отдавал ей безвозмездно.

Много было причин, благодаря которым интеллигентные поселки "отцветали, не успевши расцвесть". Будь А. Н. молод, он сам взялся бы за плуг, стал бы во главе общины, и под его началом, быть может, дело бы

пошло. Теперь же он являлся всё же внешним по отношению общины, и его вмешательство, его авторитет даже бередил самолюбие некоторых из членов.

Далее, все практиканты слишком быстро брались за дело, у них не хватало терпения выдержать себя на работе, узнать всё, что требуется для поселенца, подобрать такую партию, где бы были и сапожники, и кузнецы, и плотники, и столяры. Очень мало находилось женщин, способных к общинной жизни. В большинстве случаев сходились элементы разнородные, недостаточно согласившие свои воззрения и идеалы.

Средств было слишком мало, и потому сразу же пионерам приходилось страшно тяжело. Мешало и личное самолюбие, слабость общественных чувств, эгоизм и индивидуализм, вообще свойственный интеллигенции. Впадали в крайность, хотели сразу достигнуть слишком многого - не только жить свои трудом, но и осуществить христианский идеал общинной жизни. Рядом с этим идеалы были слишком материалистичны, не было сильного общего философского принципа, какого-нибудь метафизического стимула, так властно скрепляющего религиозные общины. Наконец, безучастное отношение общества и "независящие обстоятельства... Мой отец, старый дворянин и барин до конца ногтей, был ближе крестьянину, одну с ним думу и речь мог вести, чем эти разночинные интеллигенты, малопрактичные, самолюбивые, по-своему очень гордые и поучающие мужика идеям, ими самими плохо еще проваренным".