Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

"Общие причины неуспеха буковцев объясняет сам А. Н. в письме (которое делает ему честь своей искренностью, правдивостью и отсутствием эгоистического интереса - М.А.)) от 8 февраля 1884 г. к одному из бывших своих учеников-практикантов:

"Эксплуататорское хозяйство, которое я веду в Батищеве, давно уже перестало меня интересовать. Когда я сел на хозяйство, то батищевское хозяйство представляло для меня агрономический интерес, и этот-то агрономический интерес поддерживал энергию и давал жизнь. Получив совершенно запущенное и разоренное хозяйство, я быстро довёл его до того состояния, в котором вы его видели. Организация хозяйства наново, изменение системы полеводства, введение новых культур, выводка культур, выводка скота и пр. и пр. - все это представляло интерес, занимало голову, давало жизнь. К этому прибавлялся ещё интерес наблюдения новой для меня деревенской жизни, результатом которого были мои "Письма из деревни".

С течением времени агрономический интерес стал ослабевать. Нового широкого дела уже было мало, созидательный интерес уменьшился; пошла, так сказать, будничная агрономия... Не стану спорить, чтобы нельзя было найти и дальнейшего агрономического интереса, если смотреть с точки зрения исключительно научной, но дальнейший агрономический интерес не соединялся бы с общественным интересом.

Как ни велик был, однако, интерес агрономический, как ни интересовала меня научно агрономическая сторона дела, но всё-таки меня всегда угнетала экономическо-социальная сторона. Радость агронома всегда отравлялась скорбью человеческой.

Радостно было смотреть на роскошный клевер, выросший на батищевских полях, но радость отравлялась, когда я видел мужика, обязавшегося скосить этот клевер за деньги, взятые зимою, когда у него не было хлеба. Я любовался на тучную корову, дающую по ведру молока, но не мог в то же время не думать о горькой судьбе доящей эту корову подойщицы.

Так на каждом шагу радость, интерес агрономический отравлялись. Очень тяжело заниматься выэксплуатированием, когда, эксплуатируя, непосредственно соприкасаешься с эксплуатируемым, когда ежедневно, ежечасно должен насиловать себя. Знаю, что у человека нужда, знаю, что ему нечего есть, даю ему хлеба - изволь, только ты мне скоси или сожни то-то и то-то. Иначе же, как в самой грубой, кабальной форме, эксплуататорское хозяйство у нас вести нельзя.

Занимаясь в Петербурге наукой, я был погружён в научные интересы, и эти интересы непосредственно не отравлялись. Получая жалованье от казначея, я и не думал, каким образом деньги попали в казначейство, какую массу страданий вынесли те люди, которые добыли эти деньги. Я спокойно брал заслуженное, заработанное моими научными трудами жалованье.

Громадная эта разница, когда получаемые за свой интеллигентный труд деньги нужно самолично выэксплуатировать!

Чем менее агрономических интересов представляло мне хозяйство, тем тяжелее становилось жить.

А между тем нужно жить, нужно из хозяйства добывать деньги для содержания себя и детей. Нужно вести тот же эксплуататорский способ хозяйства. А тут ещё старость даёт себя чувствовать, явилась раздражительность и пр. и пр.

Когда ко мне впервые попросились интеллигенты учиться хозяйству, интерес агрономический уже начинал ослабевать, и я с жаром бросился в новое дело. У меня явилась мысль создать в Батищеве практическую академию, в которой интеллигенты, жаждущие деревенского дела, могли бы научиться прежде всего работать так, как работает мужик, научиться агрономии и, наконец, восполнять свое общее образование.

Первоначально я хотел принимать одних в работники, - тех, которые не имеют собственных средств для жизни и должны работой оплачивать свое содержание, - других - практикантами для изучения собственно практической агрономии. Последние должны были жить на свой счёт и могли пользоваться полной свободой. После первого опыта я остановился исключительно на первой форме, т. е. приёме только работниками. Таким

образом, я принимал интеллигентов с 1877 по нынешний (1884) год, и в течение этих 8 лет у меня перебывало немало разного люда.

Вы знаете, в каком положении стояли у меня интеллигенты-работники. Совершенно понятно, что соединение в одном хозяйстве работников-крестьян и работников-интеллигентов, поставленных в такие же материальные условия, могло быть допущено лишь как временная мера. Такое соединение неудобно, невыгодно для эксплуататорского хозяйства и неудобно для интеллигентов, привыкших к иным условиям жизни.

Постоянно моею мечтою было, чтобы около Батищева образовалось хозяйство, в котором работали бы только интеллигенты; чтобы это хозяйство переняло от меня желающих учиться интеллигентов, развилось, окрепло и наконец расширилось до того, чтобы поглотить батищевское хозяйство.

Если бы только составилась артель из 8-10 интеллигентов, сильных, здоровых, хозяйственных, способных работать людей, людей артельных, дружных между собою, ставящих дело выше мелких личных самолюбий, то они уже могли бы перейти в Батищево, соединиться со мной и вести хозяйство сообща, причем, конечно, сначала, пока не накопилось бы достаточного количества народу, пришлось бы прибегать к наёмному труду.

Могло бы образоваться широкое артельное хозяйство. При батищевских условиях и средствах к этому количеству основных работников-интеллигентов могло бы присоединиться еще столько или даже вдвое столько интеллигентов, не способных работать как мужик, но которые в артели были бы столько же полезны в качестве разнообразных деятелей.

Ведомое такою артелью в Батищеве хозяйство могло бы принимать в обучение интеллигентов-работников, которых положение было бы иное, чем интеллигентов, поступавших прежде в моё эксплуататорское хозяйство.

Притом же, раз образовалось бы такое артельное хозяйство, можно было бы надеяться на устройство в Батищеве центра, в котором интеллигенты, гонимые судьбой и не нашедшие себе места на общем пиру нашей интеллигенции, могли бы найти возможность не только научиться работать, но и приобрести знания.

У меня отличная библиотека, которую можно было бы легко расширить; устроили бы лаборатории. Летом работали бы, зимний же досуг можно было бы посвящать науке, литературе, искусствам. Люди нашлись бы, был бы только заложен фундамент, выложены стены, а орнамент явился бы сам собою.

Когда зимою 81-82 года капитан ... приехал в Батищево, то я предлагал ему и еще некоторым другим лицам ... соединиться в Батищеве. Не согласились и главным аргументом против ставили то, что в Батищеве придется, по недостаточности артели для такого большого хозяйства, всё-таки вести эксплуататорское хозяйство.

Возражение - по существу пустое, ибо такое эксплуататорское хозяйство было бы только вначале как переходная форма. Я думаю, что главною причиною несогласия было то, что боялись - в Батищеве хозяйство будет идти под моим управлением и нельзя будет каждому продуцировать своё я, - в смысле, я, дескать, хозяин, я распорядитель, мною держится всё. Дальнейший ход показал, что это именно так.

Очевидно, что для многих важно было не дело, а личное самолюбьишко. Люди были слишком мелки и не доросли до того, чтобы делать такое великое дело.

Не согласились на мое предложение. Пусть так. Будем производить опыты. Был опыт уфимцев, которые именно и уехали в Уфу, не остались в Батищеве, хотя я предлагал им это в 1879 г., - прямо объяснив мне, что опасаются в Батищеве искусственности дела под моим влиянием. Произведём опыт в другом месте.

Задумали основать новое хозяйство и основали Буково. Всё моё сочувствие было Букову. С основанием Букова я совсем перестал интересоваться моим хозяйством и весь отдался Букову. Содействуя буковцам материально по мере сил, я в то же время отдался им и всею душою. Интересы буковского хозяйства для меня были выше интересов моего хозяйства. Я жил Буковым. Первый опыт в Букове не удался. Первый контингент буковцев разошёлся. Подождем и посмотрим, что будет далее. Может быть, явится новый контингент".