Словарь Ламприера

Расположенный почти в миле от реки трактир «Корабль в бурю» и впрямь, должно быть, претерпел жестокие шторма. И если причины, по которым он получил такое название, терялись в туманах времени, то уж архитектура этого здания подлинно соответствовала названию. Казалось, он весь состоял из карнизов и навесов. Этажи нависали друг над другом наподобие перекосившейся лестницы, а все сооружение громоздилось как памятник последнему крену корабля перед крушением. Впрочем, Ламприер не почувствовал, чтобы от этого не слишком образцового строения исходила угроза, в заведении царили скорее путаница и неразбериха, а не опасность. Многолюдные дома, окружавшие трактир, обеспечивали ему постоянных посетителей, которых этим вечером, правда, было несколько меньше из-за митинга рабочих шелкоткацкой фабрики. Войдя внутрь, Ламприер увидел слева от двери компанию ткачей, настроенных весьма решительно, они пили, стоя особняком от основной массы посетителей, и выразили легкое неудовольствие вторжением очередного постороннего.

Среди митингующих разгорался ожесточенный спор. «Я не буду есть ржаной хлеб! — кричал с энтузиазмом один из ткачей. — Скорее уж сдохну с голода!» Ламприер заметил, что более умеренно настроенные спорщики взывали к авторитету сэра Джона Филдинга, тогда как подстрекатели, которым хотелось не столько прийти к разумному решению, сколько разбить парочку оконных стекол или устроить какой-нибудь поджог, выкрикивали имя Фарины. Ламприер представил себе, сколько подобных собраний в этом городе колеблется между жалобами и мятежом. Толпа у трактира становилась все больше, люди ожесточались. Ламприер стоял, машинально ощупывая дыру в кармане. Пеппарда не было видно.

Ткачи заговорили о Фарине, и Ламприер, рассматривая зал и завсегдатаев трактира, невольно слушал обсуждение. Сообщались самые разные сведения по поводу прошлого Фарины; говорили, что он был побочным сыном капитана судна, возившего уголь, сиротой из трущоб Уоппинга и французским принцем из рода Меровингов, бежавшим в Англию еще в юные годы, он был солдатом-наемником, а также мошенником, самозванцем, шарлатаном, фигляром. Упоминалось о его смертельной вражде с Уилксом; о таинственной роли, которую он сыграл в мятеже Гордона лет двадцать спустя, о ссылке в Нидерланды или в Испанию, об убийстве какой-то женщины в Степни (само собой, недоказанном). И вот теперь он вернулся, призывая к борьбе, — их предводитель и обманщик, злобный мастиф, готовый вцепиться в глотки королей, аристократов и набобов. Кто-то произнес тост, ткачи дружно выпили за Фарину.

Ламприер нервно переминался с ноги на ногу. Потом он стал протискиваться в глубь зала подальше от ткачей и вдруг заметил за столиком одиноко сидящего человека.

Ламприер осторожно подошел к нему сбоку, прячась за спинами двух дородных горожан, беседующих между собой ворчливыми голосами. Черный плащ одинокого посетителя был переброшен через спинку свободного стула. Незнакомец рассеянно смотрел в зал, обеими руками сжимая кружку, и, казалось, был погружен в раздумья. В неверном желтоватом свете подвесных фонарей Ламприер разглядел длинный, с легкой горбинкой нос незнакомца и большие черные глаза на продолговатом лице. Возраст человека не поддавался определению: ему могло быть как тридцать лет, так и пятьдесят. Сначала Ламприер подумал, что незнакомец только кажется смуглым из-за тусклого освещения, но, сравнив его лицо с румяными и бледными, покрытыми пятнами грязи или сажи лицами других посетителей, понял, что ошибся. Короткие, прямые, черные волосы, светлые ногти… Это был ласкар — матрос-индиец. Одежда его чуть не ввела Ламприера в заблуждение: для матроса он был одет чересчур хорошо. Но Ламприер уже был во власти смутных ассоциаций по поводу хода мыслей Пеппарда: Индия, индусы, пропавшие без вести корабли, индийские матросы, служившие на кораблях Ост-Индской компании. Наверняка этот незнакомец и был Тео, которому послал записку Пеппард. Его уверенность росла по мере приближения к индусу, который повернул к нему голову и взглянул на него без всякого удивления, словно еще раньше заметил присутствие юноши. Ламприер протянул ему руку и спросил: «Вы — мистер Теобальд?» Индус поднялся из-за стола и пожал протянутую руку. Взгляд его скользнул вниз и остановился на дырке в пальто Ламприера.

— Пеппард — наш общий друг, — произнес Ламприер. Мистер Теобальд кивнул, убрал плащ со стула, стоявшего рядом с Ламприером, и переложил его на другой стул, слева от себя. Ламприер стал было присматриваться к его шляпе, но тут почувствовал на себе выжидающий взгляд индуса.

— Ах да, простите, я забыл, — спохватился он. — Я должен был сразу представиться. Меня зовут Джон…

Назим напряженно ждал, когда же молодой человек назовет свою фамилию, но в этот момент появился Пеппард; адвокат двигался прямо по направлению к ним, но, казалось, никого не узнавал.

— Джордж! — окликнул его Ламприер. Коротышка продолжал идти не оглядываясь.

— Мистер Джордж? — переспросил индус, снова пожимая руку Ламприера.

— Нет, я… простите, одну минутку. — Ламприер стал пробиваться между пьяными посетителями, пытаясь угнаться за своим другом. — Джордж! — снова позвал он. — Джордж Пеппард!

И тут Пеппард обернулся.

С первого взгляда было заметно, что его судьба резко изменилась к лучшему. Захудалый конторский служащий за неделю превратился в отменного щеголя с Бонд-стрит: сюртук с иголочки и рубашка с накрахмаленным воротником, изящно повязанный муслиновый шейный платок, начищенные до блеска кожаные туфли с сияющими медными пряжками. Но самая разительная перемена произошла с прической: вместо спутанной массы темно-каштановых волос голову адвоката теперь покрывали ровные золотистые завитки, волнами ниспадающие до плеч.

— Разве мы с вами знакомы, сэр? — насмешливо-надменно произнес Пеппард. Ламприер засмеялся и похлопал его по плечу.

— Превосходно, Джордж, — воскликнул он. — Честное слово, очень хорошо. Ну, пойдем, Теобальд нас уже заждался.

Он не оборачиваясь махнул рукой в сторону индуса.

— И в самом деле, превосходно, — согласился его собеседник, — Но теперь я вправе потребовать объяснений.

— Но Джордж…

— Я не Джордж, — ответил тот. — Я — Теобальд. Ламприер подумал, что игра зашла чересчур далеко.

— Я только что говорил с Теобальдом, — сказал он Пеппарду и оглянулся на индуса.

Но индуса уже не было.

— Он там был… — начал было Ламприер, и мозг его бешено заработал. Неужели он ошибся? Пеппард пристально смотрел на него, наморщив лоб и сощурив глаза…

— Но вы же обернулись, — сказал Ламприер. — Я позвал вас, и вы…

— Вы крикнули: «Пеппард», — перебил его собеседник. — А я — Теобальд Пеппард, брат Джорджа, и теперь я хотел бы знать, кто вы такой.

Ламприер подумал, что индус так толком и не представился и в действительности почти ничего не сказал. Возможно, он плохо понимал английский язык и воспринял обращение к нему Ламприера как обычное общение за столом. Потом он ушел по своим делам. Такое объяснение казалось единственно возможным, но с другой стороны, индус производил впечатление человека, полностью понимающего, что ему говорят. К тому же эта шляпа. Она показалась Ламприеру такой знакомой…

— … брат-близнец Джорджа, — говорил новоявленный Теобальд. — Неделю назад я получил от него записку.

Он показал Ламприеру письмо, которое Джордж отправил с посыльным в тот вечер.

— А где же Джордж?

— Вы должны извинить меня, — сказал Ламприер. — Вы с ним так похожи. Я имею в виду внешность.

— Да, — сухо ответил Теобальд. Он нервно оглядывался вокруг. — Впрочем, я больше не могу ждать, — посетители трактира явно не вызывали у Теобальда симпатий, — ведь уже прошло полчаса после назначенного времени.

— Но вы же только что пришли! — возразил Ламприер.

— Если бы я пришел вовремя, то потерял бы впустую целых полчаса, — парировал тот.

— Неужели вы, прождав целых двадцать лет, теперь можете уйти, так и не увидевшись с братом, из-за каких-то нескольких минут? — У Ламприера это не укладывалось в голове.