Аномальная зона

– Пожалуйста, – с готовностью кивнул Эдуард Аркадьевич. – Я думал накануне об этом. Как вам такая тема лекции – «Гримасы капитализма в современной России»? Подойдёт для чтения как сотрудникам, так и… спецконтингенту, – не без труда выговорил он последнее слово.

– Великолепно! – воскликнул Клямкин. – Это как раз то, что нужно. Набросайте конспектик выступления минут на сорок, мы его вместе с вами проштудируем, если потребуется, подредактируем, утвердим у полковника Марципанова – и вперёд, в массы!

– А… экспромтом нельзя? – осторожно поинтересовался бывший правозащитник, которому вовсе не улыбалось скрипеть пером, сочиняя сорокаминутный доклад. – Эмоции, знаете ли, ораторские приёмчики, шутки, анекдотики для доходчивости и лучшей усвояемости… усваиваемости… в общем, понятности материала… Всё это сложно втиснуть в рамки написанного заранее текста.

– Нельзя, – с сожалением покачал головой подполковник. – Текст должен обязательно утвердить начальник лагеря. А шутки, анекдоты, эмоции – валяйте. Мы, большевики, за острым словцом в карман не лезем. Ильич, отстаивая интересы пролетариата в выражениях, как известно, не стеснялся. Буржуазных политиков проститутками называл. И вы кройте ревизионистов, оппортунистов, капиталистов и прочую контрреволюционную сволочь в хвост и в гриву хоть матерком! Народу понравится. Наш народ это примет…

3

Пришлось Марципанову-младшему вспомнить комсомольскую юность. Два дня, чертыхаясь, он, царапая с непривычки перьевой ручкой бумагу и обильно усеяв её кляксами, перемазавшись трудно смываемыми чернилами, корпел над выступлением. Впрочем, в плане содержания доклада работа продвигалась легко. Чего-чего, а подмечать недостатки и клеймить любую власть он умел. Сложнее было с положительными примерами. Но и здесь правозащитный опыт помог. Он вспомнил многочисленные ответы, которые получал на свои жалобы от федеральной службы исполнения наказаний. И из них следовало, что у заключённых в российских тюрьмах не жизнь, а сплошная масленица. И оставалось лишь соотнести эти тезисы со здешними лагерными порядками.

Замполиту текст выступления понравился, он лишь потребовал чётко обозначить в докладе юмористические пассажи, и Эдуард Аркадьевич расставил по тексту пометки: «далее следует шутка» и «в связи с вышеизложенным позволю себе напомнить такой анекдот».

Ку-клуц-клан собственноручно завизировал напечатанный на пишущей машинке в трёх экземплярах доклад у полковника Марципанова, и первый экземпляр оставил себе, заявив, что тоже выступит с ним при случае.

А ещё через день состоялась первая лекция.

Началась она вечером, когда заключённые вернулись с производственных объектов, переоделись в бараках, поужинали и собрались организованно в лагерном клубе, имеющем около пятисот посадочных мест.

– Ещё сотню в проходах поставим плюс надзиратели из числа вохровцев, – воодушевлённо сообщал Эдуарду Аркадьевичу Клямкин, когда они шли по гаревой дорожке от вахты к месту проведения мероприятия. – Уж чего-чего, а явка на политинформации и на собрания у нас всегда стопроцентная. Гарантирую, как говорится, полный аншлаг.

И хотя Марципанов-младший был опытным оратором, по его спине пробежал холодок. Слишком резким был контраст между прежними его аудиториями и нынешней, состоящей из лагерников.

Смущало и то, что доклад был написан заранее. Прежде правозащитник никогда не обдумывал и тем более не записывал загодя предстоящее выступление. Подходя к трибуне, он обычно не ощущал ничего, кроме звенящей пустоты в голове. Но стоило ему приблизиться к микрофону, почуствовать его прохладу возле губ, как слова, складываясь в гладкие, без запинки, фразы, мгновенно рождались в сознании, речь текла плавно, журчала ручьём, завораживала слушателей.

У входа в клуб дежурили несколько вохровцев и активистов с красными повязками на рукавах. Угрюмый лейтенант-режимник, облачённый по причине вечерней прохлады в кургузый бушлат, шагнул навстречу замполиту, козырнул привычно, доложил чётко:

– Товарищ подполковник! Заключённые первой рабочей смены в количестве пятисот тридцати человек на мероприятие доставлены!

Клямкин важно кивнул и пропустил вперёд Марципанова-младшего:

– Прошу, Эдуард Аркадьевич. Не тушуйтесь. Народ у нас всякими там демократиями не разбалован. В полемику, хе-хе, вступать не приучен…

В клубе зеки сидели плотными рядами на длинных деревянных скамьях. В проходах важно расхаживали надзиратели. Когда Клямкин и Марципанов-внук поднялись на сцену, где стояли накрытый кумачом стол, графин с водой и два стула, один их вохровцев рявкнул:

– Встать! Шапки долой!

Публика с грохотом вскочила и, напугав Эдуарда Аркадьевича, проревела в несколько сотен простуженных глоток:

– Здрав… жел… граж… чальник!

Замполит улыбнулся благосклонно, махнул рукой добродушно, словно извиняясь за неуместную ретивость подчиненного.

– Присаживайтесь, граждане, – сказал он, занимая место за столом и усадив рядом бывшего правозащитника. – Сегодня наша с вами встреча носит… э-э… можно сказать, неформальный характер. Мой новый заместитель капитан Марципанов, – представил он, указав на Эдуарда Аркадьевича, – прошу, как говорится, любить и жаловать… э-э… решил, понимаешь ли, выйти за рамки привычных для вас форм политинформаций. Вы, наверное, обратили внимание на то, что мой заместитель носит ту же фамилию, что и начальник лагеря. И это не случайное совпадение. Капитан Марципанов – внук Хозяина. И по его заданию много лет, внедрившись в среду захвативших власть в советской России предателей трудового народа и социалистического отечества, жил и работал в окружении врагов. Был, как говорится, своим среди чужих. История знает немало примеров беззаветного мужества советских разведчиков. Об их подвигах вы раньше могли прочесть только в книгах. Но сегодня у вас есть редкая возможность воочию встретиться с отважным героем!

Клмякин привстал из-за стола и первым зааплодировал, склонившись в сторону Эдуарда Аркадьевича. Тот едва со стула не упал, услышав этот пассаж. А потом подумал: а почему бы и нет, собственно? Разве не этим он занимался, работая, по сути, против властей, – вначале как демократ первой волны, против советских, потом как либерал – против нынешних… Он поклонился с достоинством послушно хлопающим натруженными ладонями зекам, а замполит между тем продолжил:

– Спасибо, друзья. Пример капитана Марципанова лишь подтверждает старую истину: герои, понимаешь, живут среди нас. Так вот, находясь там, в глубоком подполье, наш разведчик видел звериный оскал империализма, испытал на себе, так сказать, его волчьи клыки. И сейчас мы попросим его поделиться своими впечатлениями о той, прямо скажем, бесчеловечной капиталистической действительности, которой всем нам, к счастью, удалось избежать! Прошу, – указал он Эдуарду Аркадьевичу на стоящую поодаль тумбу, украшенную выпиленным старательно из фанеры и разрисованным аляповато советским гербом.

Подполковник опять захлопал в ладоши, и зал с готовностью откликнулся.

– Не надо оваций! – предостерегающе поднял руку, заняв место за трибуной, капитан Марципанов и выдал экспромтом: – На похоронах, как известно, не аплодируют. А то, что произошло с нашей горячо всеми любимой родиной – СССР, было убийством. Да не простым, а заказным. И я, граждане, товарищи, был свидетелем гибели великой державы. Но в одиночку, увы, не смог ей противостоять…

Эдуард Аркадьевич почувствовал вдруг, что на его глаза навернулись неподдельные слёзы. Он в душе глубоко поблагодарил газету «Советская Россия», которую в своё время почитывал регулярно, изучая аргументы идеологического противника, торопливо раскрыл папку с докладом и шпарил дальше по писаному:

– Я знаю, что все вы только что поужинали. И разносолов на лагерном пищеблоке вам не готовят…

Зал загудел, соглашаясь.

– Да уж не готовят, в натуре! – крикнул кто-то из задних рядов. – Баланда три раза в день!

– Р-р-разговорчики! – гаркнул один из надзирателей. – Заткнул пасть, твою мать!