Полное собрание рассказов. 1957-1973

— В настоящий момент я не могу себе этого позволить…

— Малеш1.

— Мне хотелось бы узнать, джентльмены, известно ли вам что-нибудь о нескольких томах «Энциклопедии»…

— Ну куда столько сахару, Ролан, — возмутился Сен Клер.

— Занимайся своим делом, черт бы тебя побрал, — спокойно огрызнулся Ролан. — Закрыв ладонью широкое горлышко древнего и дорогостоящего кувшина персидской работы, собственности датчанина, преподавателя математики, он стал неистово взбалтывать его содержимое, и было слышно, как ледяные кубики постукивали по его изящным глазурованным стенкам.

— Тома от АА до ПРУ… — упрямо повторил Лавджой. — Их на полке нет. Может, вам что-то известно…

— Абсолютно ничего, старичок, — беззаботно сказал Сен Клер. — Найдутся, куда они денутся. Я знаю, как часто люди бывают небрежными с книгами.

Дверь вдруг широко распахнулась, и в комнату танцующей походкой вошла Айрина.

— Айрина! — воскликнул Лавджой, шокированный ее внезапным появлением перед голыми мужчинами. Впервые она оказалась в его доме до наступления позднего вечера. — Они не совсем одеты.

— Как раз вовремя, — сказал Сен Клер, небрежно закутывая полотенцем свою мускулистую брюшину. — Ну-ка, выпей.

Ролан разлил по кофейным чашкам густой и холодный коктейль «дайкири».

Айрина подняла свою чашку.

— За добрую волю, — произнесла она с очаровательной улыбкой, и братья Калониусы громко засмеялись, а Ролан даже игриво шлепнул ее по ягодицам.

Лавджой, не веря собственным глазам, смотрел на такую непривычную картину, — ее уже совсем не застенчивая фигурка в блестящем ярко-желтом платье, а рядом с ней — два верзилы, два почти голых мужика, торопливо опорожняющих свои чашки, налитые до краев.

Он поднес ко рту свою и выпил все до дна.

— Думаю, я повторю, — твердо сказал он.

— Ну вот это уже другой разговор, дикий парень, — одобрительно сказал Ролан, наливая ему до краев самую большую чашку.

Весь остальной вечер прошел для Лавджоя как в дыму. Весьма расплывчатая картина. Был плотный обед, снова бифштексы, бургундское; распущенные в беспорядке волосы Айрины, спадающие ей на одно плечо, ее весело мелькающие, белоснежные зубы, исполненные хором русские песни; танцующая Айрина, похотливо покачивающая бедрами, постреливающая глазками; поющие братья Калониусы, нагло дающие волю своим рукам. Очень смутно Лавджой вспоминал, что зашел разговор о деньгах, и он был уверен, что видел, как Айрина вытащила довольно много купюр из своего лифчика, удерживающего ее маленькие чудные грудки, и обеими руками передавала их Ролану и Сен Клеру Калониусам, щедрыми, смелыми жестами, словно Мать-Земля. Потом он слышал разговор о настоящей вечеринке на следующий день, а Ролан все время повторял: «Дикий парень, ты, по-моему, не дикий, а отличный парень, и мы ужасно рады, что приехали в Алеппо. Дикий парень, ты ведь американец…»

Как ни странно, еще никогда в жизни Лавджой не проводил так приятно время, хотя где-то в подсознании весь вечер у него звучал предостерегающий голос: «Опомнись, все эти развлечения стоят кучу денег, тебе придется как следует поистратиться!» Ему было искренне жаль, когда после девятого «дайкири» наступили сменяющие друг друга периоды темноты, головокружительных провалов, и в конце концов Сен Клер взял его под мышки, отволок к кровати и уложил спать.

— Сен Клер, — невразумительно мычал он, — свежее дыхание всего мира. Друзья на всю жизнь… Разве может случиться нечто подобное там, в Вермонте… Друзья на всю жизнь.

Ночью, приблизительно часа в три, он вдруг проснулся и лежал с кристально ясной головой. Из соседней комнаты до него доносились женские вздохи, потом тихий смех, смех чувственный, интимный, раздававшийся в тихом, уснувшем доме. Эти необычные звуки его озадачили, они тревожили его мозг. Но через мгновение он вновь заснул как убитый.

Утром он, спотыкаясь, нащупывая дорогу, словно в тумане, вышел из своего закрытого тенью, притихшего дома с опущенными шторами на окнах, ставшими преградой для лучей яркого утреннего солнца. Время от времени класс вместе с учениками пропадал в белой пелене, а когда в учебную комнату около одиннадцати часов вошел директор школы Свенкер, то ему показалось, что его лицо то вздымается, то опускается в шипящей пене, словно морские волны, бегущие к скалам, чтобы разбиться о них.

— Лавджой, — сказал он холодно, — мне нужно поговорить с вами часов в двенадцать.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Лавджой.

В полдень, когда они встретились, директор школы Свенкер сказал:

— Знаете, я человек широких суждений, без предрассудков, и мне знакомо ослабляющее воздействие местного климата на белых людей, но до меня дошли кое-какие слухи о ваших гостях…

— Да, сэр, — еле слышно ответил Лавджой.

— Мне кажется, — сказал директор, — что нужно поступить мудро и немедленно, как можно скорее выпроводить их отсюда.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Лавджой уже совсем неслышно.

Директор Свенкер, демонстрируя свою терпимость, дружески похлопал Лавджоя по плечу.

— Я, конечно, не верю слухам об этой обезьянке и о русской девушке.

— Да, сэр, — прошептал Лавджой. Он помчался домой. В комнатах никого не было. «Может, — подумал Лавджой, — они собрали вещички и уехали…»

Когда он возвращался после занятий домой, то остановился у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Он глядел вверх на когда-то такую гостеприимную, такую дарящую радушие дверь своей квартиры, но теперь он чувствовал себя так скверно, словно впервые в жизни ему предстояло шагнуть в клетку, где полно молодых тигров, темперамент которых ему неизвестен, а надежность весьма сомнительна.

— Однако, — сказал он про себя, — какой смысл стоять здесь, перед лестницей, всю ночь?

Он решительно поднялся по ступенькам и резко распахнул настежь дверь.

Айрина лениво лежала на кушетке рядом с Сен Клером, который спокойно и довольно равнодушно поглаживал ее бедро. Посередине другой комнаты стоял Карлтон Свенкер, серьезно беседуя о чем-то с Роланом.

— Он же убьет меня, — сказал Карлтон.

Хотя от таких страшных слов кровь у него в жилах, казалось, застыла, Лавджой, повинуясь какому-то инстинкту, все же заметил, что и остальные тома «Энциклопедии Британники» исчезли, все, от ПРУ до ZZ. Не было и «мостовой» лампы, на которой висела миссис Буханан, и большого самовара с восемью серебряными чашками, которые ему достались вместе с квартирой.

— Да никто тебя не убьет, не бойся, — нетерпеливо убеждал юношу Ролан. — Выполняй все наши инструкции. Боже всемогущий, сколько тебе лет, Карлтон?

— Одиннадцать.

— И тебе не стыдно?

— Карлтон, — вмешался в их разговор Лавджой, — лучше иди домой. — Он говорил громким, отчетливым голосом.

Карлтон остановился у двери.

— Увидимся, — сказал он, помахав на прощание братьям Калониусам. Лежа на кушетке, Сен Клер нехотя оторвал руку от стройного изящного бедра Айрины и помахал Карлтону в ответ.

— Передай наш привет своему старику! — сказал он и вернулся к своему приятному занятию. Поглаживал бедро Айрины, но теперь его рука уже была у нее под юбкой. Айрина, ничуть не смущаясь, зажгла сигаретку и, наклонившись над низеньким столиком, стоявшим рядом, подняла чашку с «дайкири».

Лавджой плотно прикрыл за Карлтоном дверь.

— Джентльмены, — громко сказал он. — У меня для вас плохие вести.

— Прежде выпей, дикий парень, — сказал Сен Клер.

— Джентльмены, — продолжал Лавджой, не обращая внимания на сделанное ему предложение, — боюсь, что вынужден попросить вас уехать отсюда.

Наступила долгая тишина, Сен Клер вытащил руку из-под юбки Айрины.

— Я получил распоряжение на сей счет, — сказал Лавджой, так как не мог больше выносить этого нудного молчания, — оно действовало ему на нервы.

— Как ужасно, — тихо сказал Ролан, — когда американцы, находящиеся за двенадцать тысяч миль от родины, не могут… — Он не закончил фразы.

— Ты хочешь, чтобы мы ушли немедленно? — спросил Сен Клер.