Лжец

писано: «По траве не ходить»?

– Я не хожу, сэр. Я прыгаю.

– Нечего тут ум свой показывать, мальчишка.

– Хорошо, сэр. Вам какую глупость лучше показать, сэр? Полную или вполне достаточную?

Он взлетел по лестнице и стукнул по дубовой двери Трефузиса. Двери в квартирах колледжа были двойные, и если дубовая, внешняя, оказывалась закрытой, стучать в нее, требуя, чтобы тебя впустили, означало проявлять невоспитанность. Но Адриан решил, что нынешние обстоятельства оправдывают нарушение приличий.

Из-за двери донеслась приглушенная ругань.

– Дональд, это я, Адриан. Не впустишь меня? Послышался вздох, скрип половиц, дверь отворилась.

– Ну ей-богу, ты что, дуба признать не способен?

– Прости, я подумал…

– Я знаю. Знаю, что ты подумал. Входи, входи. Я записываюсь.

– О, извини.

Нерегулярные выступления Дональда по радио, «беспроводные эссе», как он их называл, в последнее время принесли ему скромную славу, лишь распалявшую обиду людей, подобных Гарту Мензису. Адриану трудно было поверить, что после всего случившегося прошлой ночью и этим утром Трефузис способен хотя бы помыслить о продолжении своих выступлений. Однако тот уже перематывал магнитофонную ленту.

– Присядь, – сказал Трефузис. – Там на столике есть довольно занятное «Батар-Монтраше», можешь налить пару стаканов.

Разлив по стаканам вино, Адриан тронулся по либраринту к кабинету, вмещавшему Дональда, его письменный стол, компьютер и магнитофон. Кабинет этот находился в середке комнаты и представлял собой внутреннее святилище площадью не более чем в шесть квадратных футов и футов восьми в высоту, построенное исключительно из книг, большинство которых было, судя по всему, на румынском языке. Имелась даже дверь. Когда-то она составляла часть декорации в студенческой постановке «Травести»{[84]}, очень понравившейся Трефузису. Режиссер-постановщик, Бриджит Арден, ученица Трефузиса, преподнесла ему дверь в подарок Поначалу ее удерживали в стоячем положении – как и на сцене – особые противовесы, но потом выросшие вокруг штабеля книг придавили дверь, и теперь она стояла на месте так прочно, что лучше и не придумаешь.

Одно из преимуществ этого странного внутреннего помещения, как уверял Трефузис, состояло в том, что оно образовывало великолепную звуконепроницаемую камеру, в которой очень удобно записывать выступления по радио. Адриан же считал, что оно потворствует присущей Трефузису агорафобии или, по меньшей мере, клаустрофи-лии, в наличии коих у себя Дональд никогда бы не признался.

Когда Адриан на цыпочках вошел с двумя стаканами вина в кабинет, Трефузис говорил в микрофон:

– …а поскольку это затруднение, во всех его благородных, монументальных пропорциях, теперь уже известно вам благодаря достойным усилиям прессы, я до поры до времени избавлю вас от описания его безвкусных подробностей, хоть и надеюсь поделиться с вами оными – непредвзято, прямо и мужественно – еще до того, как закончится год. А пока я, если позволите, прерву эти беспроводные эссе и отправлюсь