Священная книга оборотня

у, лорд Крикет и Александр уже вовсю спорили о ценностях.

– Вы серьезно полагаете, – спрашивал лорд Крикет, – что есть способ общественного устройства лучше, чем либеральная демократия?

– Не надо нам этих либералов! Спасибо, десять лет мучились. Сейчас только чуть-чуть дух перевели.

Я поняла, что пора вмешаться.

– Извините, – сказала я, незаметно для лорда Крикета показывая Александру кулак, – мне кажется, что вы не понимаете друг друга. Речь идет о чисто лингвистическом недоразумении.

– Как так? – спросил лорд Крикет.

– Есть целый ряд звукосочетаний, которые в разных языках означают совершенно разное. Например, русское слово «Бог» в английском языке становится болотом – «bog». А английское слово «God» в русском языке становится календарным годом. Звучание одинаковое, а смысл совершенно различный. Такое бывает и с фамилиями, иногда получается очень смешно. Вот так же со словом «либерал». Это классический кросс-языковой омоним. Скажем, в Америке оно обозначает человека, который выступает за контроль над оружием, за однополые браки, за аборты и больше сочувствует бедным, чем богатым. А у нас…

– А у нас, – перебил Александр, – оно означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать всю Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте!

– Фу, как грубо, – сказала я.

– Зато правда. А трагедия русского либерализма в том, что денег хорьку все равно не дадут.

– Почему не дадут? – спросила я.

– Раньше жаба душила. Сейчас обосрутся. А потом денег не будет.

Редко бывает, подумала я, чтобы все три времени так безнадежно-мрачно смыкались в одной сентенции.

– Вы за пересмотр результатов приватизации? – спросил внимательно слушающий лорд Крикет.

– А почему бы и нет? – вмешалась И Хули. – Если разобраться, человеческая история за последние десять тысяч лет есть не что иное как непрерывный пересмотр результатов приватизации. Вряд ли история кончится из-за того, что несколько человек украли много денег. Даже если эти несколько человек наймут себе по три Фукуямы каждый{[22]}.

Сестричка И любила иногда высказать какую-нибудь радикальную, даже разбойничью мысль – это шло к ее хищной красоте и сразу зачаровывало будущую жертву. Вот и сейчас я заметила, с каким восхищением уставился на нее Александр.

– Именно! – сказал он. – Надо записать. Жаль, нечем. А кто такая фукуяма? Типа гейши?

– Примерно, – сказала И Хули и повернулась так, чтобы Александр увидел ее профиль. В профиль она абсолютно неотразима.

Вот гадина, подумала я, ведь обещала… И все-таки ею нельзя было не восхищаться: сестричка И ничего не понимала в российских делах, но инстинктом чувствовала, что сказать, чтобы с первой же попытки надеть мужчине петлю на шею. Александр смотрел на нее раскрыв рот, и я поняла – его надо срочно спасать. Следовало высказать что-то еще