Демон Максвелла

– Знаете, что я вам скажу, – произносит грубый голос, принадлежащий типу по имени Страшный Гарри, – у меня, оказывается, есть тормоза, а я даже не подозревал об этом!

После чего у меня во дворе поднимается невообразимый рев и пыль, цель которых – подтвердить это заявление.

– Видите? Настоящие тормоза! Когда я утром возвращался от механика и увидел на обочине эту голосующую крошку, я их сорвал. К чертовой матери! Так что когда мне наконец удалось остановиться и я оглянулся, за мной на четверть мили тянулся след жженой резины, а вдали стояла эта детка, выпятив свой розовый животик. Скажи, Цыпа?

Цыпа не отвечает, зато Румиочо произносит свое классическое «Точняк!»

– Слыхали? – хрипит Гарри. – Он сказал «Точняк». Эй, Попугай! Я тебе задницу надеру, если ты будешь нос воротить от друзей…

Страшный Гарри не превышает ростом остальных членов команды, зато он самый плохой. Он рассказывал мне, что пять дней в неделю работает охранником в торговом комплексе, поэтому по выходным ему нужна отдушина в пять раз больше, чем у остальных. Он невысок, зато плотно сбит и вспыльчив. При ходьбе его тяжелое крепкое пузо раскачивается, как у борца сумо. В разговоре он прикидывается придурком, и лишь глаза выдают его ехидный ум. Он быстр. В задушевных разговорах признается, что два семестра в Калифорнийском университете был лучшим студентом, но бросил это, так как академическая наука для него слишком вялая… он задирает голову и кричит: «Эй, а быстрее печатать ты не можешь? Это максимум, на что ты способен?»

Из аэропорта звонит корреспондентка, о приезде которой я напрочь забыл, и сообщает, что приедет сразу, как только найдет контору по прокату машин, чтобы взять у меня углубленное интервью. Я предупреждаю ее о том, с чем она может столкнуться. Отлично, восклицает она, она очень любит такое и надеется, что никто не разъедется до ее приезда. Я представляю ее себе по голосу – этакая прихорашивающаяся пава, вся дрожащая от возбуждения. Я объясняю ей, как до нас добраться, и она вешает трубку, предварительно порекомендовав мне сидеть тихо и ничего не предпринимать до ее приезда.

Я вполне способен осуществить и то, и другое. Мне даже не надо вставать с места, чтобы понять, что происходит внизу. Стук металла, переругивание… квохтание курицы, призывающей свое потомство взглянуть на знаменитую путешественницу Цыпу, возлежащую под яблоней с проигрывателем, установленным на соблазнительно-розовом пузике, которое и послужило накануне причиной драки между моим бывшим сокамерником Крутым и Страшным Гарри.

Я слышу, как пластинка кончается и иголка автоматически перескакивает на начало. И за последние семьдесят два часа я уже в шестисотый раз слышу, как Джанис Джоплин просит пронзить ей сердце.

На подъездную дорожку заворачивает большой черный мотоцикл, нет, сначала он проскакивает мимо, потом дает задний ход и, вихляя, заезжает во двор…

Не забывайте 73-й псалом: дремлют утки, коровы буйствуют в черничнике, Авен-Езер, опустив сломанный рог опалового цвета, бросается на Харли, Доббс и Крутой бросаются мотоциклу на помощь и производят спешную эвакуацию детей и женщин…

За сценой, прислонившись к яблоне, сидит Страшный Гарри, рассматривая привезенные с собой журналы. Старый Берт говорит, что у него ученая степень по антропологии.

Вокруг пасутся цыплята и курицы.

Колеса разбрызгивают гравий, и черный шаттл устремляется в город, чтобы забрать трейлер, который они решили взять напрокат. Поднятая пыль вызывает целый шквал кашля и харканья… куры с возмущенным квохтаньем бегут в укрытие. Гарри замечает меня в окне и машет журналом. Я снова сажусь за стол. Стук пишущей машинки служит отличным репеллентом.

– Эй, Люцифер! – это проснувшийся Берт взывает к самому юному участнику забега. – Собирай всех! Мы уже три дня достаем хозяев. Пора сваливать.

Розовое Брюшко наконец сменила пластинку, и теперь «Битлз», усиленные электроникой, утверждают, что «Волшебное путешествие унесет нас всех вдаль». Однако когда песня заканчивается, ничего не происходит.

На гравиевой дорожке раздаются шаги, и я вижу, как к клозету направляется высокий сутулый парень с гипсовой повязкой на ноге.

Ножницы для бумаги, лежащие на моем столе, начинают казаться мне оружием.

Размеренный смешок, всегда звучащий через равные промежутки времени, необходимые для того, чтобы забить десятипенсовый гвоздь в сухую сосновую доску.

С самого высокого сука яблони свисают Квистон и Калеб. Они смотрят на происходящее немигающими глазами, и, наверное, им кажется, что мир вращается вокруг них.

Однако выясняется, что свалить они пока не могут. Так что придется ждать трейлера. Почему? Потому что им надо захватить мотоцикл председателя, брошенный на шоссе. Обратно в Сан-Франциско. Сам он расшибся и поэтому полетит назад самолетом. Далее следует долгое препирательство по этому поводу: «С чего это он вдруг полетит? Чушь собачья! И мне наплевать на то, какой он председатель!»

Снова стук металла и гул паяльной лампы, через который время от времени слышны восклицания: «Официальный визит!» «Старик!» «Я убью эту падлу, если ты не заставишь ее одеться!» – детские голоса из пространства, наполненного сгущенным временем, все уже выросли и обзавелись бородами, но так и не повзрослели.

– Лозунг дня: «Грузи машины!»

От трейлера уже собираются отказаться – слишком хлопотно крепить трос к мотоциклу. Теперь обсуждается идея, чтобы арендовать грузовик с рефрижератором и на нем транспортировать лишние мотоциклы домой. Зачем с рефрижератором? Наверное, для того, чтобы не жарить сломанные машины на летнем солнцепеке, но это полная ерунда…

– Вы видели Старого Берта? – вмешивается новобранец по кличке Отказ. – Не выходит из клозета. Это все вчерашнее чили!

– Я так счастлив, что нахожусь здесь сегодня! – в сопровождении все того же резкого оскорбительного хихиканья. Я представляю себе сосновые щепки, ложащиеся белыми завитками вокруг черных сапог.

Кто-то звонит в наш колокол, и я кричу из окна:

– Это не игрушка! Это пожарный колокол!

– А мы все считаем игрушкой! – отвечает Гарри.

Резкий, отдающийся эхом звук. Это кто-то швырнул нож в насосную станцию.

Снизу раздается голос Доббса. Он громко читает Библию бабушки Уиттиер – историю о неприятностях, которые произошли у Павла с коринфянами двадцать веков тому назад. На его месте я бы вел себя потише и не забывал о тех неприятностях, в которые накануне попал Крутой.

Один из Харли оживает и начинает издавать резкие хриплые звуки. Мотоцикл разворачивается, дает пару сигналов и отбывает. За ним просыпается следующий.

– Эй, ребята, серьезно!

– Хр-хр-хр!

Наша датская гостья Йеннека, мучающаяся такой зубной болью, что никто даже не осмеливается к ней подойти, выходит в полуголом виде к дверному проему кухни и качает головой – в Копенгагене такого варварства не встретишь.

Высокий парень с гипсовой повязкой возвращается обратно, застегивая пряжку ремня.

– Расскажи, что с тобой случилось? – кричит Доббс.

– Упал. Разбился. Попал в больницу, – не оборачиваясь отвечает парень.

Йеннека решает надеть на себя кимоно и покормить уток черствым печеньем.

– Я так счастлив, что нахожусь здесь сегодня! Мотоциклы, кашляя, чихая и ревя, начинают заводиться один за другим – «Вперёёёёёд!». И все снова смолкает. Это Страшный Гарри. Тормоза у него действительно не работают.

Возвращается мотоцикл с трейлером. Какой еще грузовик с рефрижератором?! Никто ничего не говорил о рефрижераторах!

Проходящий мимо Доббс бросает на меня взгляд и качает головой, имея в виду всю эту неразбериху под моим окном.

– Очень напоминают рок-музыкантов, готовящихся к выступлению – вся эта настройка, включения и выключения в поисках верной тональности длятся уже так долго, что местами начинают походить на музыку.

– Ничего подобного, – отвечаю я, но про себя вынужден признаться: эти подлецы действительно пытаются попасть в общую тональность. И может, она даже окажется верной. И мне бы не хотелось пропустить момент, когда от этого грохота наши ржавые ворота наконец распахнутся.