Бьющееся стекло

Барбара почувствовала на себе его пристальный, изучающий взгляд.

— И вот что я вам скажу. Я займусь вашей книгой в том случае, если окажется, что она удовлетворяет одному из двух условий… — Кен говорил с расстановкой, стараясь подбирать слова как можно точнее. — Написана никудышно, но чувствуется, что может принести мне уйму денег, или… — последовала многозначительная пауза, — или она обладает столь высокими литературными достоинствами, что ее просто необходимо опубликовать. Энтузиазм Дэйва заставляет меня предположить, что ваша рукопись подпадает под последнюю категорию… Имейте в виду, Барбара, прежде чем я свяжусь с вами снова, пройдет некоторое время. В моем агентстве заведено, чтобы до меня с рукописью знакомился кто-либо из моих сотрудников. На это уйдет несколько недель, а в сентябре я уезжаю в Европу. Обычные деловые встречи перед книжной ярмаркой во Франкфурте.

— Книжная ярмарка! Должно быть, это восхитительно.

— Я бы не сказал. Скорее, это нелегкая борьба. В этом году мне нужно пристроить восемь объемистых книг.

Подозвав жестом официанта, Кен распорядился записать стоимость ланча на свой счет и проводил ее к выходу из ресторана.

— У вас интересные идеи, Барбара, — сказал он на прощание. — Я свяжусь с вами, как только прочитаю роман.

Барбара рассталась с ним с легким сердцем, радуясь тому, что теперь судьба ее произведения в надежных руках.

Глава 23

В тот день в конце октября Дженни стояла на стуле и под наблюдением Барбары вырезала тыквенную голову ко Дню Всех Святых. Глаза черепушки представляли собой перевернутые треугольники, рот с тремя неровно вырезанными зубами скалился в широкой ухмылке. О носе девчушка то ли забыла, то ли сочла эту деталь излишней. Семечки были разбросаны по всей кухне, а газета под тыквой промокла от сока. Барбара только-только запустила руки в самую середину овоща, намереваясь извлечь оставшуюся липкую мякоть, когда зазвонил телефон. Прежде чем она нашла салфетку, вытерла руки и подняла трубку, звонок прозвучал несколько раз.

Ваш роман соответствует обоим моим условиям, — заявил Кен Йорген, даже не сочтя нужным представиться. — Его непременно следует опубликовать, и на нем можно хорошо заработать. — С этими словами литературный агент повесил трубку.

Барбара не преминула позвонить Ленни, и тот, узнав об отзыве Кена, пришел в восторг:

— Здорово! Просто здорово! — повторял он. — Я и не сомневался в том, что твоя рукопись ему понравится… Поздравляю. Кстати, мне тоже подфартило. Я только что продал в «Сити Квотерли» второй рассказ, а еще одним заинтересовался «Эсквайр».

— Это чудесно, Ленни.

— Знаешь, — промолвил он, — на мой взгляд, нам не помешало бы время от времени встречаться и обсуждать нашу работу. Давай устроим что-то вроде дополнительного семинара для учеников Стэффорда, прослушавших полный курс. Для самых стойких. Согласись, нам с тобой всегда найдется, о чем поговорить. Что скажешь?

В последний месяц, взявшись за продолжение своего романа, Барбара стала остро ощущать недостаток общения с собратьями по перу. Ей требовалась обратная связь, и предложение Ленни она приняла без раздумий.

Теперь, когда Барбара больше не посещала занятия, ее взаимоотношения с мужем заметно улучшились. То, что она не стала записываться ни на какие другие курсы, муж ошибочно истолковал как намерение вернуться к прежней модели их совместной жизни, а долгое молчание литературного агента счел доказательством отсутствия какого-либо интереса к писанине супруги со стороны издателей. Он никогда даже не заикался о конвертах, регулярно отправлявшихся из их квартиры в редакции «Нью-Йоркера» или «Атлантик Манфли» и столь же регулярно следовавших за ними отказах, а имевшие место каждые две недели встречи Барбары с Ленни рассматривал как завершающий этап периода ее сумасбродства, нелегкого для них обоих.

— Ты просто зациклилась на болтовне с этим малым с семинара, — говорил Пол всякий раз, когда речь заходила о поездках Барбары на Манхэттен. — Но ничего, скоро зима, и под предлогом непогоды можно будет тактично отказаться от необходимости таскаться в город.

Как-то в январе, на рассвете, когда Барбара сидела за письменным столом и вглядывалась в сумрак, перед тем как приступить к работе, еще лежавший в теплой постели Пол неожиданно сказал:

— Слушай, а ведь мы с тобой могли бы обзавестись домом.

— Зачем, Пол? Нам и здесь хорошо.

— Ну, все-таки стоит присмотреться… Приглядеть что-нибудь на Уайт Плэйнз или в Скарсдэйл.

— Пол, но ведь мы уже прижились здесь. Тебе отсюда сравнительно недалеко до работы, а Дженни ходит в школу с ребятишками, с которыми сдружилась еще в детском саду. А меня вдохновляет потрясающий вид, что открывается отсюда на Трэверс Айлэнд и Глен Ай-лэнд Парк. Зачем нам переезжать?

— Как зачем? Ты сможешь писать в отдельном кабинете, у окна, выходящего, скажем на большой сад с великолепными старыми дубами. Разве ты не замечала, что с верхотуры даже деревья в парке кажутся синтетическими, будто бы приклеенными к месту. Отсюда даже не разглядеть, как колышутся ветви. Разве тебе не хотелось бы слышать шелест листвы и пение птиц?

— Это вовсе не обязательно. Мне хорошо и тут.

Так и не вставший с кровати Пол перекатился на бок, приподнялся, опершись на локоть, и сказал:

— Барбара, я тут прочел в «Таймс» интервью с несколькими писателями. Ты еще не видела эту статью?

Теперь ему удалось полностью завладеть ее вниманием.

— Так вот, все они числятся горожанами, но у каждого есть любимое местечко за городом, такое, где ему лучше всего пишется. И это объединяет всех опрошенных мастеров, хоть они и работают в разных жанрах.

— Интересно. Мне бы хотелось взглянуть на эту статью. А у кого из писателей брали интервью?

— Не помню.

— Пол, не стоит так обо мне беспокоиться. Я и тут прекрасно себя чувствую. Правда.

На этом разговор окончился, и снова эта тема оказалась затронутой лишь три недели спустя. Забросив Дженни к подружке, где девочка собиралась провести субботний вечер, Барбара вернулась домой, сняла плащ и, увидев, что Пол варит кофе, отправилась на кухню, чтобы составить мужу компанию.

— Я все думаю о доме, Барбара, — ни с того ни с сего заговорил он. — Если мы не переедем сейчас, так уже в жизни с места не стронемся.

— Но у нас нет такой необходимости, Пол. Нам и так…

— Это необходимо для Дженни, — не дал ей договорить муж. — На первом этаже мы устроим для нее игровую комнату, и она сможет приглашать в гости друзей, — с воодушевлением заявил он. — И вообще: городская квартира — не лучшее место, чтобы растить ребенка.

— Но Дженни здесь совсем неплохо. И подружек своих она к нам приводит.

— Разве что изредка… Вот и сегодня отправилась в гости к Робинам, будь у нас дом, она наверняка приглашала бы друзей почаще. Дети, они ведь непоседы, им нужно место для игр. К тому же ребенку нужен свой уголок, где можно уединиться. Сама ведь знаешь, в этом возрасте дети обожают всяческие секреты, тайные местечки.

— Пол, раз уж эта идея так тебя зацепила, давай поговорим с Дженни. По-моему, мы не должны даже помышлять о переезде, не обсудив все с ней.

— Да пойми, Барбара, поначалу Дженни может и заартачиться. Дети часто не понимают своей же пользы, и мы должны быть к этому готовы. Главное, так будет лучше для всех.

Реакцию дочери Пол предсказал верно. В тот же вечер, едва услышав о предполагаемом переезде, она решительно заявила:

— Как хотите, а я отсюда никуда не уеду. Вы меня не заставите!

Продолжать разговор девочка категорически отказалась, и Пол вернулся к этой теме лишь через неделю, за столом.

— Сами и переезжайте, раз вам так хочется, — сердито сказала девочка, с вызовом глядя на родителей. — А я не собираюсь. Мне тут нравится. И вообще, как вы можете так со мной поступать? Это нечестно!

Выкрикнув сквозь слезы последние слова, Дженни вскочила, бросилась в спальню и захлопнула за собой дверь.