Особые отношения

Зал реагирует на появление из неизвестности пастора Клайва в сопровождении шерифа. Прихожане церкви Вечной Славы выкрикивают «Аллилуйя» и «Аминь», баптисты из Вестборо начинают хлопать. Пастор, скромно потупившись, идет по проходу.

Он просит разрешения принимать присягу на собственной Библии.

— Пожалуйста, назовите для протокола свое имя, — просит Уэйд.

— Клайв Линкольн.

— Чем вы зарабатываете на жизнь?

— Я пастор евангелистской церкви Вечной Славы.

— У вас есть семья, святой отец?

— Да, — отвечает пастор Клайв. — У меня превосходная жена, и Господь благословил нас четырьмя прекрасными дочерьми.

Троих я знаю. Чисто умытые девочки лет десяти-двенадцати в подходящих платьицах. Они поют по воскресеньям с пастором Клайвом. Четвертая молча сидит в заднем ряду во время службы. Ходят слухи, что она не приняла Христа как своего Спасителя. Невозможно представить, какой это стыд для такого человека, как пастор Клайв.

Наверное, у каждого свой крест.

— Вы знакомы с истцом?

— Да. Макс примкнул к нашей церкви полгода назад.

— Вы знакомы с Лидди и Рейдом Бакстер? — спрашивает Уэйд.

— Я знаком с Рейдом уже пятнадцать лет. Честно говоря, он финансовый гений и уже более десяти лет управляет деньгами церкви. Мы, наверное, стали единственной некоммерческой организацией, которая заработала деньги во время кризиса. — Пастор Клайв поднимает глаза к потолку. — По-видимому, кто-то свыше следит за нами на рынке ценных бумаг.

— Как давно вы являетесь пастором этой церкви?

— Двадцать один незабываемый год.

— Святой отец, а что говорит ваша церковь о гомосексуализме?

— Протестую! — восклицает Анжела Моретти. — Непонятно, как эти показания относятся к пониманию характера истца.

— Протест отклонен!

— Мы верим слову Господа, — отвечает пастор Клайв. — Вы буквально толкуете Библию. А в ней неоднократно сказано, что браки заключаются между мужчиной и женщиной с целью продолжения рода. И много других отрывков, в которых прямо осуждается гомосексуализм.

— Расскажите подробнее.

— Протестую! — Анжела Моретти встает. — Библия не имеет отношения к суду.

— Неужели? — Уэйд указывает на Библию, которая лежит на столе секретаря. — На ней клянутся говорить правду и только правду.

Анжела не обращает на него внимания.

— Ваша честь, интерпретация Библии мистером Линкольном является неприкрытым смешиванием религии и правосудия, что нарушает основные принципы нашей судебной системы.

— Наоборот, Ваша честь, это касается непосредственно интересов этих нерожденных детей и той семьи, в которой они окажутся.

— Я разрешу эти показания, — говорит судья О’Нил.

В глубине зала вскакивает какой-то мужчина в футболке с надписью «ШКАФЫ — ДЛЯ ОДЕЖДЫ».

— Да пошел ты, судья!

О’Нил поднимает голову.

— Ходатайство отклонено, — сухо произносит он. — Пристав, пожалуйста, выведите этого мужчину из зала суда. — Судья поворачивается к пастору Клайву. — Как я уже сказал, можете продолжать. Но я разрешаю вам привести всего один абзац в качестве примера. Миссис Моретти права в одном: это суд, а не воскресная школа.

Пастор Клайв молча открывает свою Библию и зачитывает вслух:

— «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость. Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них». Это два стиха, но они почти на одной странице.

— Как вы и ваша паства понимаете эти отрывки? — спрашивает Уэйд.

— Мне кажется, их понимаем не только я и моя паства, — отвечает пастор Клайв. — Они понятны любому, кто их прочтет: гомосексуализм мерзость, грех.

— Господи! — восклицает Анжела Моретти. — Я в сотый раз протестую!

— Я оценю эти показания как должно, — заверяет ее судья О’Нил.

Уэйд поворачивается к пастору Клайву.

— Я бы хотел вернуться к нерожденным детям, которые стали камнем преткновения в этом деле, — говорит он. — Когда вы о них узнали?

— Макс, очень расстроенный после разговора с бывшей женой, пришел ко мне за советом. Она, несомненно, живет сейчас во грехе…

— Протестую!

— Пожалуйста, вычеркните это из протокола, — распоряжается судья.

— Бывшая жена Макса хотела получить опеку над этими нерожденными детьми, чтобы потом подсадить их своей любовнице.

— И что вы ему посоветовали? — спрашивает Уэйд.

— Я сказал ему, что таким образом Господь, по-видимому, пытается ему о чем-то сказать. Мы обсудили, в какой семье он хотел бы, чтобы выросли его дети, и он ответил: в любящей традиционной христианской семье. Когда я спросил, знает ли он такую семью, Макс не задумываясь назвал своего брата с женой.

«Лидди… — Острая боль в груди. — А если бы я предложил вместе растить этих детей?»

Мы бы сказали Уэйду, он сообщил бы судье, и тогда биологический отец, то есть я, тоже стал бы составляющей этого уравнения. И я не стал бы отдавать этих детей, оставил бы их для себя.

Только Уэйд весь процесс построил на том, что я не готов стать отцом.

А Лидди…

Даже если бы она захотела, я бы не смог забрать у нее все, что она имеет. Деньги, дом, уверенность в завтрашнем дне. Как можно даже близко сравнивать меня с Рейдом?

Рейдом, от которого я видел только добро и который в ответ получает брата, который спит с его женой.

Да уж, я «идеальный отец». Настоящий образец для подражания.

— Рейд с Лидди много лет молились о детях, — вещает пастор Клайв. — Недавно они стали задумываться о том, чтобы усыновить эмбрион в рамках программы «Снежинка». Когда ко мне пришел Макс, я подумал, что, вероятно, Бог предлагает нам другое решение, решение, которое пошло бы во благо всем заинтересованным сторонам. Что, может быть, Лидди с Рейдом будут самыми лучшими родителями для этих конкретных нерожденных детей.

— Как отреагировал Макс?

— Отнесся с осторожным оптимизмом. — Клайв поднимает глаза. — Как и все мы.

— Спасибо, пастор, — благодарит Уэйд и садится на свое место.

Анжела Моретти начинает задавать вопросы, еще не встав со стула.

— Решение, которое пошло бы во благо всем заинтересованным сторонам… — повторяет она. — Вы так подумали?

— Да.

— Что-то не похоже, чтобы это пошло во благо Зои, биологической матери этих эмбрионов.

— Насколько я понимаю, нужды ребенка намного важнее, чем удовлетворение интересов мисс Бакстер, — отвечает пастор Клайв.

— Следовательно, вы полагаете, что лучше отдать эти эмбрионы небиологическим родителям, чем родителю, который имеет к ним прямое гаметическое отношение.

— Мое мнение ничто в сравнении с мнением Господа.

— Неужели? — спрашивает Анжела. — А когда вы в последний раз с ним общались?

— Протестую! — восклицает Уэйд. — Я не позволю насмехаться над моим свидетелем.

— Протест принят. Подбирайте слова, миссис Моретти.

— Вы сказали, что знакомы с Максом уже полгода, пастор?

— Да.

— И не знакомы с Зои Бакстер, впервые увидели ее только в зале суда, верно?

— Верно.

— Вы ничего не знали о них, когда они состояли в браке?

— Нет. Тогда они не являлись прихожанами моей церкви.

— Понятно, — говорит Анжела. — Но с Рейдом и Лидди вы знакомы довольно близко?

— Да.

— И вам нетрудно было прийти в суд и сказать, что, на ваш взгляд, они являются лучшими приемными родителями для этих эмбрионов?

— Да, — отвечает пастор Клайв.

— Вас с Рейдом связывают и профессиональные отношения, правильно?

— Он управляет деньгами церкви.

— Он также является главным спонсором вашей церкви, не так ли?

— Да. Рейд всегда был очень щедр.

— Фактически ваша церковь рекомендует жертвовать десятую часть своего дохода, я не ошибаюсь?

— Так поступают многие церкви.

— Правда ли, что каждый год вы получаете от Рейда Бакстера четыреста тысяч долларов?

— Верно.

— И так совпало, что сегодня вы рекомендуете его в качестве опекуна этих эмбрионов, правильно?