Голубой бриллиант (Сборник)

"Спешит, торопится накалить себя, - решил Алексей Петрович

и, сделав один глоток, поставил рюмку.

- Вы воздерживаетесь? Наверно, в свое время не

пропускали, - сказала она и с наслаждением опорожнила

вторую рюмку. - Открывайте шампанское. Люблю этот

божественный напиток. И чтоб обязательно с выстрелом.

Иванов выстрелил, медленно, наполнил ее фужер, себе

не стал, сказав, что у него от шампанского болит голова. Она

не настаивала, поболтала ножом в фужере, выпустив воздух, и

выпила залпом. Потом уставила на Иванова прямой, слегка

прищуренный, полный любопытства взгляд, медленно

заговорила:

- Вы, Алексей Петрович, смотрите сейчас на меня

нехорошо. Осуждаете. И ошибаетесь. Да, да, не возражайте, я

знаю, что вы думаете. Развратная бабенка набросилась на

32

первого встречного, ну-ну и все такое. И ошибаетесь. Я в

мужиках не нуждаюсь, вокруг столько бродят молодых

здоровых кобелей, разных кавказцев, кооператоров с тугими

кошельками и цинично зазывают. А мне это не нужно. Мне

душа нужна. Вот вы, Алексей Петрович, очень красиво о

любви вчера говорили. Просто сердце радовалось, когда я

смотрела на вас и слушала. И глаза ваши светили такой

добротой. У вас красивые глаза, неотразимые. - Она

захмелела. - Извините меня за нескромность: у вас, наверно,

нет отбоя от поклонниц?

- Поклонниц? - Он ухмыльнулся. - С какой стати? Я ж не

артист и на телевидение меня не приглашают. Да и зачем.

- И любовницы у вас нет? - с деланным удивлением

воскликнула Инна.

- И любовницы, и дачи, и машины, и даже собаки нет.

- И машина, дача, собака - совсем не обязательно, -

рассудила Инна. - Но чтоб такой интересный, как вы, мужчина

и без любовницы - даже не верится. В наше время это какая-то

анамалия. Тем более не женатый. Сейчас все женатые имеют

любовниц.

- У вас есть муж? - перебил ее монолог Иванов.

- Есть. Аркаша. Аркадий Маркович.

- И у него есть любовница?

- Думаю, что да. Хотя меня это совсем не интересует. Мы

спим в разных комнатах. Такие отношения нас вполне

устраивают.

- Он кто? Ваш муж?

- Профессор.

- Каких наук?

- Сексологии.

- Сексологии? - переспросил Иванов. - А разве есть

такая наука? Впервые слышу.

- Сейчас это самая модная, модней электроники и

разной там кибернетики. Самая престижная среди мужчин

вашего возраста.

- Боюсь, что нашему возрасту уже никакая наука не

поможет.

- Не скажите, - возразила она и наполнила свой фужер

шампанским. - Вы просто не в курсе. Как говорит мой Аркаша:

"Нет мужчин импотентов, есть неграмотные в сексуальном

отношении женщины".

- Вы ему изменяете? - спросил напрямую.

33

- Чем я хуже других? Он у меня теоретик сексологии. Как

практик он ничего из себя не представляет.

- Он знает, что вы работаете натурщицей?

- Конечно, нет. Зачем ему знать? Если б он знал - мы бы

с вами не встретились и я бы не имела счастья познакомиться

с очень интересным человеком, талантливым скульптором.

Поверьте - это искренне, от души.

А он не верил. Он смотрел в ее пылающее лицо и

алчущие глаза и думал: "Нет, не верю. Так ты говорила всем

мужчинам, с которыми спала". И без всякого перехода:

- Скажи - хорошо быть женой сексолога?

Она не поняла смысла вопроса, ответила улыбнувшись:

- Я ж сказала - он теоретик.

- Муж теоретик, жена практик. Чем не мелкое

предприятие. В духе времени. - Он не хотел ее уязвить, но она

сделала оскорбленное лицо и потянулась за бутылкой

шампанского. Наполняя фужер, заговорила тоном обиженного

ребенка:

- Мы говорим о разном, и вы не хотите меня понять. Дух

времени. Смотря что понимать. Если бардак, который устроил

в стране Горбачев, - это одно. А секс - совсем другое. Мы

живем в век сексуальной свободы. Секс был всегда, он правил

миром. Только раньше он был не свободным, подпольным.

"Да у нее своя философия", - подумал Иванов и сказал:

- А что, любовь и секс - это одно и то же?

- Пожалуйста, сядьте сюда, рядом со мной. Я вам отвечу.

Отвечу на все ваши вопросы. Вы обещали ответить на все мои

вопросы. Но сначала я отвечу. Секс и любовь - это разное. -

Ответила она нетвердо. - Секс - это конкретно, когда двое в

постели и оба счастливы, обоим хорошо. А любовь - это что

такое? Абстрактное, эмоции, лирика. В конце концов все эти

вздохи при луне имеют одну цель - приготовить постель.

- Выходит, любовь вы отвергаете, как мираж? - сказал

Иванов, перейдя на диван рядом с ней.

- Совсем не значит. Я тоскую по ней, мечтаю, жажду.

Когда вы говорили о любви... Как вы говорили! Вы настоящий

человек, святой человек... - Язык ее уже начал заплетаться.

- Если святой, тогда молитесь, - шутливо сказал он.

- И помолюсь. И расцелую. Можно вас расцеловать?

И не дожидаясь согласия, она размашисто обхватила его,

горячо, напористо впилась губами в его губы, и они оба

повалились на мягкую постель. Она прижалась к нему горячим

крепким и упругим телом, награждая обжигающими поцелуями

34

губы, глаза, щеки, лоб, уши, шею. Иванов не противился.

После он не мог вспомнить, как и когда он очутился в костюме

Адама, - сам ли он, Инна, ангел или демон сорвали с него

одежду, оставив, в чем мать родила. От двух рюмок выпитого

им коньяка он не то что не был пьян, но даже не захмелел.

Другое, прежде неизвестное ему состояние охватило его,

словно он витал в какой-то неизведанной сфере телесного

блаженства и не было на его теле ни одного дюйма, которого

бы не касались словно наэлектризованные пальцы Инны и ее

обжигающие губы. И этот огонь проникал на всю глубину его

плоти. Она была неистощима в своем искусстве, и он

мысленно и с восторгом повторял: себе: "Жена сексолога,

жена сексолога" под аккомпанемент тихого шепота ее

ласковых и нежных слов. Ему хотелось как можно дольше

испытывать это блаженство, продлить его до бесконечности.

Он почти физически чувствовал, ощущал и ее состояние

экстаза, безумства, словно вся она превратилась в шквал

испепеляющего, страстного и волшебно-сладостного огня,

которому нет ни названия ни объяснения. И когда,

обессиленные и умиротворенные, они на минуту притихли, он

вспомнил свою жену Светлану, равнодушно-вялую, холодную,

без страсти и огня, и его уязвило тоскливое чувство жалости к

самому себе за что-то потерянное давно и безвозвратно. Тогда

он уже вслух произнес: "Жена сексолога. Чудеса!" И улыбнулся

прямо ей в лицо счастливой улыбкой. А она продолжала

нашептывать ему приятные для слуха слова, какой он

необыкновенный, не похожий на других. "Сколько ж ты знала

этих, "других", которым шептала эти же слова, которых так же

осыпала поцелуями?" Мысль эта невольно задела. А она все

шептала:

- У тебя нежная шелковая кожа. Поразительно, что у

мужчины была б такая нежная кожа.

После таких слов он провел рукой по ее груди и животу и

вдруг почувствовал, что у нее совсем не шелковая и не нежная,

а грубая, даже как будто шершавая кожа. Он отдернул от нее

руку и как-то невольно стал ощупывать свою грудь. И этот жест

Инна восприняла по-своему.

- Ты не беспокойся, никаких следов, никаких фингалов я

не оставила, - вдруг сказала она, неожиданно перейдя на

деловитый тон, который был здесь совсем неуместен и

огорчителен.

- А я и не думал беспокоиться, - сказал он с вызовом. -

Мне техосмотр никто не делает.

35

- Это я к тому, чтоб ты мне не оставил фингалов,