Забери меня отсюда (СИ)

Лика очень тянулась к матери, особенно когда становилось плохо от водки, от запоев, от мужчин. В этот раз стало плохо от выкидыша. Случилось это с ней в первый и в последний раз, потому что врач что-то там про осложнения говорил и возможных последствиях, отчего матерью она сможет стать только по случайному стечению обстоятельств, или иначе - только чудесным образом! Это как раз меньше всего волновало Лику, даже мысль крамольная пробежала, что у таких тварей, как она и ее мать, детей вообще не должно быть, чтобы кто-то еще так же не страдал, обрекая себя на такое гнусное существование. Впрочем, мысль эта жила в ней несколько минут, затем появилось сильное желание выпить и поговорить с мамой - ей хотелось сильно сочувствия и ласки - материнской ласки. В жизни не чувствовала прикосновения руки матери с нежностью, зато знала силу удара ее кулака, и все равно продолжала фантазировать о каких-то нежных чувствах к себе. Раньше она мечтала убить мать - просто перерезать ей глотку, потом поймала себя на мысли, что мечта изменила вектор направленности - она стала видеть себя жертвой этого акта насилия - это мать протыкала ее грудь ножом, а она, издыхая, дожидалась от матери восклицания, типа, "прости меня, доченька...".

Когда пришла в этот раз, - сразу после больницы, - мать открыла дверь, всмотрелась в дочь, отвернулась и ушла в комнату. Недовольство на лице было ее основным выражением - основным проявлением личности. Марина всегда и всем была недовольна, даже когда еще не могла достойно называться алкоголичкой; эту манеру самовыражения она почерпнула от своей матери, от бабки, потому что с раннего детства, еще с деревенской жизни поняла, что только таким образом можно принуждать мужика априори чувствовать себя виноватым, только так можно было запросто диктовать свои претензии, чтобы благодарить скупо, когда мужик лез из кожи и, повинуясь основному инстинкту, что-то такое совершал с нею... Поначалу то были пацаны, потом, в жизни городской, много пацанов. Они лихо крутила парнями, взрослыми мужиками, работала на фабрике, с лотка продавала "китай"; были у нее даже оборотные деньги, были поставщики и было много денег, настолько, что умудрилась из общаги переехать в однокомнатную квартиру. Вот тогда и понеслась жизнь - она имела кров над головой! И жажда жизни прижимала к постели, как кошку давит инстинкт, требуя драть глотку, взъерошивая шерсть и ставя ее дыбом, а котов бросая в когти и зубы друг друга, валяя по земле клубком, пугая всех вокруг дикими криками. Сколько мужиков передралось из-за нее, сколько раз ее обещали прикончить, и ведь никто так и не смог исполнить своего обещания, потому что, похоже, не только ментура ее берегла как классную осведомительницу, но и силы высшие хлопотали за нее, все уберегая для какой-то должно быть миссии важной, как вирус берегут для регулирования какой-нибудь популяции какого-нибудь вида животных, а иного меченного потому, что за него кто-то молится сильно, или помолился когда-то, да так, что на всю жизнь хватило. Кто знает, почему Марина дожила до своих лет, несмотря на то, что так и оставалась должной многим непростым людям, что совершила много гнусностей, отправила достойных и невинных на нары, иногда в пьяном угаре и на нож шла, дралась как мужик... Все-таки, что-то же было в этой женщине, если дочь ее так льнула к ней. Разве только из-за сотворенного в воображении образа матери, или из-за голода по любви родительской, или являясь копией своей матери, она получилась неудачно и вместо холодного сердца ей в грудь поместили детское, все еще трепещущее по любви и ласке? Нет, то был такой же инстинкт, только направленный к матери, как у матери, - направленный к мужчинам. У матери не было мужчин и большим количеством партнеров она компенсировала эту нехватку на протяжении всей жизни, а у Лики не было матери, зато с раннего, очень раннего возраста было огромное количество мужчин - с подачи матери позабавиться молодым телом за хорошие деньги мог каждый, кто имел эти деньги и кто знал о такой услуге на седьмом этаже. В начеле нулевых жизнь мало чем отличалась от девяностых, впрочем, как и сейчас. Продавалось все, что имело спрос, а на порок и подлость спрос не угасает вовсе ни в какие времена. Этот бизнес Марины угас, потому что Маша подросла и стала Ликой - уже просто Ликой, каких было много; и выучилась на менеджера..., чего мать не ожидала совсем. Тогда Маша-Лика еще умела мечтать, а голова у нее была светлой, память цепкой; жажда стать человеком и доказать матери, что она лучше ее, что достойна любви ее...

В квартире стоял затхлый запах, что было всегда, сколько себя помнила Лика. Запах сигаретного дыма вперемешку а перегаром и создавали тот "аромат", от колотого скоро очень начинало ломить в висках, если вовремя самой не "принять на грудь". Глядя на мать, Лика поняла, что пьет она давно, а что деньги кончились, - в этом не оставалось сомнения, когда на столе она увидела бутылку дешевого пойла. Тут же, при этой бутылке, упершись локтями в стол, восседал здоровенный, но худой, спившийся, но, скорее всего жилистый, мужик с мордой редкостного подонка. Именно таких мать Лики выбирала всегда, от грубой силы приходила в восторг, и потом, ей нужны были сильные самцы, а не просто бухари-собеседники. Таких кобелей она могла принять за раз хоть целый взвод, был бы только этот взвод, потому что в своей похоти была ненасытной, как больная булимией может быть ненасытной в еде...

-Ты Машка? - спросил мужик.

-А ты кто? - отвечала Лика.

-Я Федор! Хм, а вот скажи мне, Машка, ты чего мать не навещаешь совсем?.. Ей ведь внимание нужно!

Лика делала вид, что не обращает на него внимания, даже принялась убирать со стола лишнее, хотела пойти на кухню... Мать остановила ее, спросила, принесла ли выпить? Из объемной, вместительной сумки Лика достала две бутылки водки, немного закуски... Этому обрадовался Федор, он встал, принял все в свои руки, тут и Марина всерьез отнеслась к состоянию стола, даже решилась убраться немного...

Одним словом, Лика вписалась в попойку быстро, естественно, умело... Надо было поскорее заткнуть ноющую боль в сердце, надо было остановить мыслительный процесс в голове, казалось даже, что было лучше просто сдохнуть, лишь бы прекратить это коловращение жизни!

...Илья и подумать не мог, что из больницы Лика поедет к матери. Она исчезла, он прождал ее целый вечер, потом звонил тем подругам, которых знал. Для всех она пропала, телефон был вне зоны, по справочной больницы сказали, что она выписана, когда он приехал в больницу, подтвердили, что выписана - молодая женщина говорила с ухмылкой, заглядывая в его глаза как будто исподтишка, воровато, так что стоило ему чуть задержаться на ней, она тут же отворачивалась. Это, наверное, и взбесило его. Почему-то он скоро перестал думать плохо и волноваться - понял вдруг, что она просто так ушла в запой, забурилась у кого-то и пропадет теперь на неделю, не меньше.

Пропала она на две недели - ровно настолько, пока не кончились деньги на ее карточке. Эта троица, которая скоро обросла компанией пришлых, пропила солидную сумму. Само собой пришла идея использовать Илью. Мамина дочь рассказала про их отношения, - сказала все, что знала про Илью, еще прибавила, что он очень богат, что коронован в тюрьме, на что алкаш Федор высказал крайние сомнения; так или иначе решили раскрутить ухажера и несостоявшегося отца.

-...Илюша, миленький, меня мама со своим мужиком приковали к паровому отоплению, не дают уйти... Нужны им деньги, понимаешь?! Сумма небольшая... - плакала она в трубку. - Они разрешили включить трубку и позвонить. Они отобрали у меня карточку и пропили ее всю, теперь отпустят, если я откуплюсь, понимаешь?! Я влипла по самые помидоры!

-Да нет у тебя никаких помидоров! - автоматически и вслух отметил Илья, сам того не замечая, что завелся не на шутку, что готов убивать и грызть глотки каждому, кто обижает его Лику.

Сумму выкупа Лика назвала. Он снял со счета деньги и поехал по адресу.