Братцы-сестрицы

Братцы-сестрицы у входа в аптеку повесили листок, на котором было написано, что они на время вышли и вернутся через полчаса. Когда они вернулись, я им строго сказал, что ни в коем случае нельзя покидать аптеку всем вместе.

Они ответили:

— Но мы ведь только на полчаса, и мы же записку написали, чтобы покупатели знали, что мы вскорости вернемся.

Я сказал:

— Дежурная аптека ни в каком случае не должна закрываться. А как, по-вашему, покупатели аптеки могут узнать, когда вы вернетесь, если вы не потрудились указать на листочке время, когда он написан? При таком попустительстве полчаса могут растянуться на сколько угодно.

Наступил октябрь. Я без труда бодрствовал несколько часов по ночам. Но порой и меня одолевали апатия и усталость. Я хотел бы понаблюдать, как братцы-сестрицы справляются с обслуживанием и порадоваться работе аптеки. И не мог себя заставить.

Нильс именинник 8 октября, Сверкер — 4 ноября. Я не помню, поздравил ли я их. На мой прямой вопрос они ответили, что я как обычно не забыл их поздравить. Однако они так торопились с ответом, что я усомнился:

— Правда ли это? Я действительно вас поздравил?

Нильс и Сверкер:

— Да, ты нас достаточно поздравлял. Перестань спрашивать. Ты же нам не отец и не мать.

Я спросил братцев-сестриц:

— Вам, наверное, кажется, что я в мои годы не должен был бы уделять столько внимания всяким пустякам?

Братцы-сестрицы обслуживают покупателей аптеки неоправданно долго. Уходят по делам. Не возвращаются в условленное время. Я выговариваю им, на что они отвечают мне полным молчанием.

Я:

— Вы, небось, ждете, чтобы я лег и заснул навсегда? И больше не просыпался?

Декабрь. Холодно. Я собрал братцев-сестриц в препараторской. Говорю им:

— Я решил оставить поприще аптекаря. Братцы-сестрицы спрашивают:

— А что же ты будешь делать?

Я отвечаю:

— Я же не могу всего знать.

Я перестал заказывать у оптовых торговцев товары для аптеки.

Я ограничил часы работы аптеки.

Я перестал изготовлять товары на продажу.

Братцы-сестрицы:

— Разве ночное окошечко не должно быть открыто?

Я приколол у входа в аптеку листочек, где написано, что в дальнейшем дневное обслуживание прекращается и любое обслуживание будет происходить только по договоренности с аптекарем.

Братцы-сестрицы:

— Что же, все наши покупатели перейдут теперь к «Оленю» и «Лебедю»?

Я колеблюсь в выборе будущего жизненного и профессионального пути и предаюсь разным хобби. Но они меня не веселят. Все они кажутся мне скучными и утомительными.

Дни проходят. Я ничего не знаю.

Братцы-сестрицы сказали:

— Как мы поняли, ты хочешь закрыть аптеку. А что, по-твоему, будет с нами?

Я ответил:

— Не знаю.

Братцы-сестрицы:

— Нам ведь нужна работа. Хочешь, чтобы мы уехали и попытались зарабатывать на хлеб самостоятельно?

Я:

— Подождите немного.

Они:

— Прости, что мы позволили себе полюбопытствовать.

Я:

— Я ничего не знаю.

Они:

— Когда мы уезжаем, ты только и делаешь, что забираешь нас обратно.

Я:

— Придется вам немного подождать.

Я слежу за тем, чтобы братцы-сестрицы были в поле моего зрения.

Январь. Обильный снегопад. Я пошел в парк около обсерватории. Дети катались на санках, бросались снежками, лепили снежных баб. Мимо проехала пара лыжников. Я помахал им рукой и крикнул:

— Ой, как ловко.

Прошло много дней.

На Южной улице я встретил одного из профессоров правоведения, которых в городе всего семь. Оттого, что он старый покупатель как мой, так и отца, я довольно долго с ним проговорил.

Он изложил мне некоторые судебные случаи, занимавшие его в тот момент.

Я слежу за тем, чтобы братцы-сестрицы находились в пределах досягаемости.

Я размышляю о юриспруденции.

У меня появился интерес к прогулкам на свежем воздухе, и я вступил в Шведское общество лыжников и путешественников. Меня занимали деятельность и направление этого общества. Я завел себе пару лыж с палками и стал делать небольшие вылазки.

Я уговаривал братцев-сестриц ходить на лыжах.

Я сказал им:

— Может, мы когда-нибудь отправились бы вместе на небольшую лыжную пробежку.

Я размышляю о исполнении законов нашими судами.

Братцы-сестрицы:

— Мы, вероятно, и могли бы заинтересоваться лыжными вылазками. Только не можем же мы все время следовать за тобой. Нам хочется бегать на лыжах самостоятельно. Но куда бы мы ни направились, ты все время нам мешаешь.

Я рассказал братцам-сестрицам о проснувшемся во мне интересе к юриспруденции:

— Я намереваюсь выучиться на юриста.

Братцы-сестрицы:

— А мы-то? Нам-то что делать?

Я:

— Вам придется бросить аптекарское ремесло. Вы будете моими юридическими помощниками. Моими маленькими слугами закона.

Февраль. Март. Я хожу по всем комнатам. И повсюду ищу братцев-сестриц.

Прислушиваюсь к ним. Через наружное ухо, через слуховой ход, барабанную перепонку и полость, до молоточка с наковальней, до стремечка, до овального окна и круглого окна, до лестницы преддверия и барабанной лестницы, до костной улитки, до тонких нитей слуховых нервов и далее в самый слуховой центр мозга.

Я иду по всем ступеням до самого входа, у которого стоит и наблюдает за посетителями швейцар. В одетой в перчатку руке у него старый эталон. Аршин, служащий мерилом всем другим локтям длины. Прошел мимо швейцара в огромную центральную прихожую, откуда во все стороны идут двери.

Зашел в зал для заседаний по опекунским делам. В судопроизводительскую и в судебный зал. В зал, где проходят сессии магистрата. В кабинет председателя суда. В кабинеты, где сидят губернатор и бургомистр. В зал комитета по арендаторским делам. В помещение административного суда. Далее в секции по надзору.

Я зашел в архивное помещение. Во множество следующих одна за другой подвальных комнат.

Там среди актов, расставленных по номерам дел, я нашел братцев-сестриц, — в самой глубине, на полу, прижавшихся друг к другу. Некоторые из них спали, уткнув голову в руки. А некоторые не торопясь листали описания дел, прецедентные приговоры и судебные заключения из различных юридических инстанций.

Я сказал:

— Пойдемте. Следуйте за мной. Мы сейчас уходим. Все. Вместе.

Апрель. Май. Июнь. Июль. Август. Сентябрь. Я — нотариус в суде. Я — судебный прокурор.

Октябрь. Я собрал братцев-сестриц в суде и говорю им:

— Между законом и судом, в понятие которого входит применение закона, существуют такие же отношения, как и между чертежом архитектора и построенным по нему домом.

Ноябрь. Я пишу памятные записки, тексты законов и заключений по истории права.

Декабрь. Валит снег. Мне кажется, что братцы-сестрицы не выказывают достаточного интереса к правовым отношениям и к науке юриспруденции. Когда я поднимаю при них юридические вопросы, случается, что они смотрят в окно и разглядывают снег.