Три еврея

Вообще-то я поступал на МЧ-3 еще и потому, что на МЧ в ДМетИ всегда меньше конкурс, и хотел после первого курса перевестись все же на ПА — промышленную автоматику. После ознакомительной практики это решение должно было бы выглядеть еще более соблазнительным, но я уже сдружился с группой, обзавелся в ней друзьями, и переход из МЧ мне уже казался неким предательством. Я прижился и никогда впоследствии не жалел об этом, тут моя Судьба тоже лучше меня знала, что мне делать.

Поскольку я пишу это для молодых людей, то хотел бы рассказать из своего студенчества несколько больше о бытовых подробностях, о том, что сегодня переврано нынешними пропагандистами не то что до неузнаваемости, а просто до наоборот.

В результате у молодых людей складывается дикое впечатление о Родине их родителей — об СССР.

Возьмите, к примеру, вопрос с паспортами. Населению вдалбливается в голову, что СССР, особенно сталинский, был страной рабов, в которой крестьянам даже паспортов не выдавали, чтобы держать их в колхозах в крепостной зависимости.

Поразительно то, что антисоветская пропаганда всегда эксплуатировала эту тему наоборот, и лишь в 80-х буквально в несколько лет нагло поменяла ориентацию на 180°. Еще в конце 70-х годов «Голос Америки» вдалбливал в головы советских радиослушателей, что они рабы именно потому, что имеют паспорта! А вот в славной свободной Америке никто не обязан иметь паспорт внутри США, и только если американец хочет съездить за границу, то он посылает в Госдепартамент 19 долларов и две фотографии, и ему по почте присылают паспорт. Во-де, какие мы свободные! — гордились США отсутствием документов, удостоверяющих личность. А в 80-х эта бодяга нагло развернулась: про себя американцы заткнулись и стали вещать про бедных советских колхозников, не имевших при Сталине паспортов.

А тут дело обстояло так. При царе в России все, кроме дворян-мужчин, были намертво привязаны к местам своего жительства. Они не имели права покидать его, не запросив разрешения у чиновника, который, если разрешал, выдавал такому человеку паспорт, причем на полгода. Беспаспортных отлавливали, наказывали и водворяли на места жительства. Большевики же сделали из России самую свободную страну (имеется в виду свобода большинства населения) и, само собой, сразу после революции большевики упразднили все паспорта и удостоверения личности. Отсутствие паспорта — признак свободы в стране!

Но это резко осложнило работу всех структур власти, поскольку стало очень трудно, скажем, выдать деньги на почте (поди узнай, тот ли это, кому прислали?), выдать продуктовые карточки (а может, он их уже получил в другом месте?), учесть место работы человека, обложить его налогом и т. д. И, начиная чуть ли не с момента упразднения паспортов, тогдашняя милиция начала просить Правительство СССР ввести в стране паспорта. Семнадцать лет большевики отказывались это делать, и только в 1932 году, в виде исключения, и только для городских жителей начали вводиться паспорта. А в сельской местности до конца 70-х годов, когда заставили иметь паспорта и крестьян, паспортов никто не требовал, и по всей территории СССР вне городов можно было ездить, куда хочешь, и селиться, где хочешь. Если колхозник ехал в город и ему нужно было в каком-либо учреждении удостоверить свою личность, то сельсовет на этот случай выдавал ему справку, кто он есть, если же он не собирался осесть в городе на постоянное место жительства, то и она не была ему нужна.

Даже во времена моего студенчества можно было объехать весь СССР, не имея паспорта, поскольку он был нужен только для полетов на самолетах, а на всех остальных видах транспорта он не требовался. За всю мою жизнь в СССР милиция никогда не проверяла у меня документы, и я ни разу не видел, чтобы она это делала у кого-либо другого. Попробуй она это сделать — граждане СССР завалили бы все инстанции жалобами: какого черта милиция цепляется к свободным людям? Заметьте, в те годы, к примеру, в Москву ежедневно приезжало 2 миллиона человек. Только из Днепропетровска в Москву шло два скорых поезда и четыре пассажирских, а сегодня только один.

Точно такое же положение с описанием всей остальной жизни в СССР. Послушаешь телевизор, так мы все ходили голые и голодные, только то и делали, что тряслись от страха при страшном слове «КГБ». Вы, телевизионные умники, в какой стране жили, уроды?

Итак, поток металлургов состоял из четырех групп, в каждой из которых было около 25 студентов (в начале, а закончили МЧ-67-3 в 1972 году 23 человека). В нашей группе сначала были 4 девушки (единственные на потоке), потом Коля Кретов женился, и к нам перешла его жена Рита. Из девчат особенно памятны Полина Кравченко и Надя Жучкова. Полина и учившаяся в нашей же группе Люда Ноздря были баскетболистками и играли за институт, а потом и за днепропетровскую «Сталь». Полина, между тем, училась очень неплохо, но для меня в данном случае главное то, что она была близкой подругой девушки, на которой я через 8 лет женился, мы и дочь назвали в честь ее крестной — Полина. Надя Жучкова была небольшого роста, плотненькая и заводная хохотушка, по крайней мере, такой она стоит у меня в памяти.

Группа в основном была или из Днепропетровска или из других городов и сел Украины. Самым дальним был актюбинец Валера Малиновский, Ваня Потапов был из Тамбова, да потом прибавился Цезарь Кацман откуда-то из Белоруссии. Деток высокопоставленных родителей у нас не было (тогда их называли «блатными»), самого высокопоставленного отца имел, как мне помнится, Коля Кретов, отец которого был подполковником милиции.

В целом группа была дружная, хотя некоторые все же были как бы особнячком, но на практиках, в каком бы составе мы ни оказались, держались мы вместе. Из группы в студенческой общаге жили человек 6–7, остальные жили дома. Думаю, что среди тех, кто жил в общежитии, авторитетом был никопольчанин Толик Борисов, он же, язва, и надавал всем кличек. Это тоже, между прочим, талант, у меня так никогда не получалось. Тудер, разговаривая, часто бормотал под нос, Толька пытался внедрить ему кличку Барматудер, но не получилось — сложно, в конечном итоге стал Игорь «Барсом». Потапов, само собой, стал «Потапом», Жучкова — «Жучкой», Бобров — «Бобер», но почему он мне дал кликуху «Митя», убей — не помню! Наверное, по ассоциации с героем какого-нибудь фильма. Кацману он силился дать кличку по начальным буквам имени, отчества и фамилии: Цезарь Львович Кацман — Цэлка. Не прижилось: грубовато — остался Цезарь «Цаликом» или «Цалом». Володя Дробах, коренастый крепыш, стал «Быком», сам Борисов, несмотря на навешивание друзьям кличек, имел между тем вполне приличную кличку «Брат».

Думаю, что на первых курсах из группы ушло, кроме Малиновского, еще человека 4, поскольку пришли Тудер, Кацман и Рита, но ушедших я плохо помню, даже не помню, у нас ли в группе был Шалимов — мой сокурсник по подготовительной группе. Он купил тогда мотоцикл «Ява» и несколько раз отвозил меня домой, однако потом пропал, вновь встретились мы уже в институте, он тоже поступил, но сильно хромал. Неохотно рассказал, что случилось: на трассе Днепропетровск — Новомосковск ехал с девушкой, на большой скорости пошел на обгон, не справился с управлением, сам сильно сломал ногу, а девушка погибла. Потом, когда Вовка Дробах купил себе «Яву» и возил меня в Запорожье и обратно, я, помня Шалимова, просил его: «Бычок, ты того, поаккуратнее!»

Из ушедших из института сокурсников, пожалуй, стоит вспомнить вечного студента. Он подошел к нашей группе 1 сентября, когда мы начинали второй курс, познакомился. Мы все пошли на «кафедру автоматики» — в пивбар отмечать встречу и начало учебного года. По ходу знакомства выяснилось, что он учился уже чуть ли не 6 лет и чуть ли не во всех вузах города, к нам он попал, по-моему, из Днепропетровского института инженеров транспорта. Учился 2–3 года, а потом переходил в другое учебное заведение. Странный был парень, думаю, что он чем-то промышлял, а учеба в институте для него была чем-то вроде «крыши», и, надо полагать, у него был и какой-то блат, иначе я не представляю, как так можно было «учиться». Попив с нами пива, он пропал и появился в разгар зачетной недели, выпрашивая конспекты и спрашивая, что, где и кому надо сдать. Как ни странно, но он сдал кое-какие зачеты и начал сдавать сессию, но, конечно, не по графику группы, а самостоятельно, являясь к нашим преподавателям, принимавшим экзамены у других групп. Иногда мы с ним сталкивались в коридорах, и тут он рассказал, как сдал сопромат самому Павленко.