Как я охранял Третьяковку

Между делом заметим, что коньюктура на рынке и глобальная ценовая политика – прерогатива уже совсем других людей, той самой загадочной мировой закулисы, о которой мы, скорее всего, так никогда не узнаем. Профессора с факультетов изящных наук откровенно не тянут. Смешно полагать, будто эти божьи коровки имеют влияние в серьезных денежных вопросах.

Лично я не верю, что эта огромная искусствоведческая туша безголова и саморегулируема. Должен быть какой-то мозговой центр, неумолимая руководящая и направляющая сила. Кто именно решает, что, например, в текущем сезоне гвоздем программы является импрессионист Джексон, а в следующем будет особенно востребован маринист Джонсон? Кто обрушивает финансовые водопады на модных авторов, жонглирует актуальными тенденциями и рубит магистрали в нужном направлении? Кто заставляет массы бездумно восхищаться банкой томатного супа, или разгадывать олигофреническую улыбку очередной коровы? Кто, в конце концов, как-то так обустраивает дело, что кусок полотна вдруг начинает стоить миллионы долларов? Сие тайна есть великая. Флюктуации и подводные гольфстримы этого процесса надежно скрыты от глаз простолюдинов.

А эксперты… А что эксперты? Смыслом существования экспертов является лишь идеологическое прикрытие ценообразования. Их классовая сверхзадача проста – опираясь на бетон правильно сформированного общественного мнения, делать кассу музеям, галереям и коллекционерам. В том, помимо всего прочего, состоит и их кровная корпоративная заинтересованность. Искусство – это тот огородик, на котором тучные стада экспертов пасутся уже полтораста лет. Другого у них нет, не будет, да им и не надо. Они же не сумасшедшие! У токарного станка пускай дураки стоят.

Печально вот что. Именно в результате деятельности подобных специалистов Пиросмани помирают в канаве, Ван Гоги не могут продать при жизни ни одной своей работы, а Зверевы (не те, которые парикмахеры) за стакан портвейна рисуют на оберточной бумаге удивительные портреты случайных блядей.

Причем вполне может статься, что через какое-то время Система совершит вдруг необъяснимый поворот. И тогда все семь «Подсолнухов» весело уйдут в общей сложности за четверть мегатонны грина, и специально придумают жанр «наивная живопись», и даже сама Третьяковка выделит пару витрин на Крымском валу под работы безвременно ушедшего. Рынок не будет ждать, что-то надо продавать прямо сейчас. «Подсолнухи»? Дайте два!

Если же возвращаться к гипотетическому наследству нашего внучатого племянника, то придется его маленько разочаровать. Поколения искусствоведов кропотливо создавали Систему совсем не для того, чтобы вот так запросто приходили какие-то левые чуваки с такими же левыми картинками и горячим желанием подзаработать. У них все схвачено, мышь не проскочит.

Рыночную стоимость картины эксперты определяют отнюдь не по ее «симпатичности», или какой-нибудь там «эстетичности». Это, вспоминая авангардных феноменов, вообще есть понятие весьма условное и субъективное. Экспертов, как ни странно, не слишком интересует «что» нарисовано. По большей части их интересует «кем» и «когда» нарисовано. Основной критерий – наличие подходящего автографа в углу холста. В сущности, вся экспертиза сводится к установлению его подлинности. Взять хотя бы историю с самодельными яйцами Фаберже, на которых стояли настоящие клейма фирмы. Яички шли у экспертов «на ура» ровно до тех пор, пока совершенно случайно не всплыл этот досадный факт.

Если по поводу автографа имеются сомнения, то дело несколько осложняется. В этом случае эксперты могут полгода терзаться сомнениями, чтобы в конце концов объявить: «Ваши не пляшут! Повторная рентгеноскопия показала, что это никакой не Залупкинд, хотя, сцуко и очень похоже, почти не отличишь. Вроде и манера письма идентична, и традиционный для его творчества мотив пасторального пейзажа имеет место быть, и вот этот характерный оттенок зеленой листвы, подсвеченной заходящим солнца… Но не он, не Залупкинд. Под верхним красочным слоем обнаружен еще один. На нем забацан олимпицкий медвед и бутылка «Тархуна»!».

Однако на вопрос: «Так какого же арапа вы, господа хорошие, сразу не сказали? Неужто не заметно? Где же был ваш знаменитый художественный вкус?» – они в девяти случаях из десяти не смогут ответить внятно. То есть ответят, конечно, но всякое бла-бла-бла. Что-нибудь бесконечно идиотское, вроде «без спектрального анализа было невозможно определить авторство произведения».

Пардон, если «без спектрального анализа невозможно», то чем же тогда это произведение хуже вон того, что висит в красном галерейном углу, а? Будьте любезны, поясните разницу. В этом месте вас, скорее всего, с жалостливой улыбкой на лице обвинят в безграмотности и культурной инвалидности. Других аргументов не будет, не ждите.

Я вам сам отвечу. Вас ведь не удивляет тот факт, что кепка SI или Burberry стоит в десять раз дороже, чем такая же, но, скажем, Umbro? Ну и все. Это иррациональный мир, в нем рациональны только ваши деньги.

Короче, не стоит идти через Экспертизу. Ступайте в Третьяковку как частное лицо, как простой любитель через Главный вход. В Галерее есть пара картинок, на которые действительно стоит посмотреть.

Но это так… Положенное мне как автору лирическое отступление. Тягостная повинность. Не принимайте всерьез.

Впрочем, специально для экспертов хочу сделать заявление. Мне плевать на то, что вы думаете по этому поводу. Я простой человек с рабочей окраины, и я не обязан верить будто бы квадрат – самое прекрасное, что только можно написать красками на холсте. Понимаете, мне в отличие от вас за эту веру денег не платят. Так что бред про гармонию световых пятен и экспрессию ломаных линий оставьте себе и узкой группе заинтересованных лиц. Мне лично делается смешно, когда меня ставят перед криво намазанной херней и пытаются убедить в том, что это есть шедевр, на который я (если хочу прослыть культурным приматом) молиться должен.

Давайте так. Ваша профессия разбираться в изобразительном искусстве? Чудесно. Вот и разбирайтесь на здоровье. Но только тихо, без куклуксклана и мракобесия. Признайте уж, пожалуйста, и мое маленькое право иметь собственное мнение. А не то пожалуюсь в Хельсинскую группу. Там шутить не любят, чуть что – сразу вызывают Шестой флот.

Вернемся к входам и дверям Третьяковки.

Если встать к Служебному входу лицом, то можно заметить справа от него большие чугунные, затейливой ковки ворота. Еще можно заметить, что за воротами есть такая же большая, обшитая деревом дверь (№ 71 согласно Реестру). Через эту дверь может пройти далеко не каждый работник Галереи. Лишь некоторые имеют такое исключительное право. Она вообще большую часть времени должна быть на замке, а открываться только в случае особой необходимости. Например, при завозе технологического оборудования, крупногабаритных экспонатов, мебели, и т. д.

В отличие от всех остальных третьяковцев, сотрудники Службы безопасности пользовались 71-ой дверью ежедневно и беспрепятственно. Она являлась во всех смыслах стратегическим объектом для «Куранта».

Во-первых, это был кратчайший путь из дежурки на улицу, а во-вторых, выкурить сигаретку или выпить чайку-кофейку на воздухе все-таки гораздо приятнее, нежели торчать в душной и мрачной дежурной норе. Там и лавочки очень кстати приспособлены. Сидишь, кофе пьешь, треплешься о чем-нибудь с соратниками, на девок глазеешь… Это хорошо.

Ключ от 71-ой двери, как и от всех других дверей Галереи, висел в дежурке, в специальном ящичке-сейфе. Берешь ключ, проходишь десять метров по извилистому коридорчику, потом поворачиваешь через холл направо и – оле-гоп! Ты у заветных врат. Только не забывай предварительно снять те врата с сигнализации – дрязги с сигнальщиками тебе ни к чему. Они и так считают тебя бездельником и никчемным прожигателем бюджетных средств.

Можно, конечно, направиться по коридору в другую сторону. Пройти мимо туалетов, мимо подсобных каморок, затем пересечь темный вестибюль, где стоят диваны и огромные пылесосы, и выйти, наконец, к Главному входу. Можно и так. Но это получится и дальше и неудобнее. Придется миновать орущий и галдящий на все голоса, как курятник, в который угодила авиабомба Экскурсионный отдел. Придется толкаться в дверях с посетителям. Придется мозолить своим праздным видом глаза галерейному начальству… На хера?