Ниоткуда с любовью

— Садись, — предложил начальник, указывая ей на кресло рядом с молодым человеком. — Итак, дамы и господа, — Маша улыбнулась, вспомнив приветствие охранника Гриши. — Мария — Игорь, будьте знакомы, хорошо себя ведите и будьте доброжелательны друг к другу. Но, впрочем, недолго, долго и не получится.

Маша и Игорь переглянулись. Быть откровенно враждебными… несмотря на весь настрой и желание работать на Красовского, не так-то это просто — начать ненавидеть человека ни за что.

- Очень… приятно, — выдавила Маша первой.

— И мне. — Ухватился за соломинку Игорь. И улыбнулся сдавленно.

— Ну что ж, — Красовский легко усмехнулся, наблюдая за ними, и перевел взгляд на окно, за которым вставало солнце и освещало весь город своими холодными лучами. — Итак. Одно основное правило — помогать, но не путаться под ногами. Поверьте мне, это сложно. Это основная ошибка всех помощников. Все они думают, что смысл слова «помогать» синонимичен слову «надоедать». Я вас взял на испытательный срок. С этого момента мне плевать, где и как вы учились. Я хочу видеть это в вашей работе. Она не заключается в жалобах друг на друга и на других сотрудников, или в постоянном заваривании мне кофе. Желательно также, чтобы, если я вдруг заметил ошибку в ваших расчетах, я не слышал жалких оправданий, что вас не так учили, что на этой паре в универе вы болели, спали, гуляли и так далее. Мне это безразлично. Допустили ошибку — исправили, погнали дальше. Сейчас у нас неплохой период. У нас много заказов на проекты, со всеми мы работаем по мере поступления и по мере возможности. Кроме вас под моим руководством работают еще семь архитекторов, а так же секретарь, бухгалтер и уборщица Зинаида Кирилловна. Так что… чувствуйте себя как дома и помните о своих обязанностях.

Вот и все. На собрании Машу прикрепили к одну сотруднику Красовского, а Игоря — к другому. Каждый из них должен был заниматься своим проектом, и каждые два дня предоставлять результаты на суд Красовскому. И сколько продлится такая обстановка — никто не знал, и Маша почему-то не сомневалась, что обстановка будет напряженной. Об этом говорило все, даже их непринужденная с Игорем болтовня по дороге к кафе, в которое он пригласил ее на обед. Они разговаривали вообще о чем угодно, кроме тем, близких к офису Красовского. Они смеялись, вспоминая общих знакомых по университету, а глаза их пристально изучали собеседника, и самое страшное состояло в том, что Маша абсолютно не желала зла этому мальчику, как и он (ей так казалось) не желал зла ей. В обычной жизни им нечего было делить, а пределах университета они наверняка были бы лучшими друзьями.

Пожалуй, им стоило бы возненавидеть Красовского — если бы они были больше, чем просто никто друг другу, и возненавидеть друг друга, следуя предсказаниям своего начальника, но… вместо этого Маша начала просыпаться несколько раз за ночь от странных, ничем необъяснимых снов, которые она совершенно забывала на утро. Но этого было вполне достаточно, чтобы приходить на работу с больной головой, не выспавшейся и недовольной. Единственное, что спасало — сама работа. Она действительно спасала. Только с ней Маша могла разговаривать в эти тяжкие для нее утренние минуты. Она начинала утро с набросков, которые методично складывала в свой стол, потом переходила к обязательным расчетам и погружалась в мир, где ее не могли потревожить. Отрывалась только на обед и то, когда ее наставник Михаил несколько раз настойчиво звал ее.

- Мне кажется, я заболеваю, — мрачно проговорила она в телефон, возвращаясь с обеда. Этаж был еще пуст — Маша вернулась раньше, поэтому и разговаривать можно было в полный голос (неизвестно почему, но она стеснялась посвящать своих коллег по работе в подробности ее личной, нерабочей жизни). Она прошагала мимо Григория, который зачем-то околачивался на втором этаже и с насмешливой почтительностью склонил голову, когда Маша встретилась с ним взглядом. — Я почти не сплю по ночам, да еще и работа… Боюсь, что…

«Боюсь, что не справлюсь с ней», — хотела сказать она, но осеклась, когда заметила на себе испытующий взгляд Олега Красовского, стоящего в дверях приемной, ведущей в его кабинет. Он, видимо, только что пришел с обеда — пальто он уже аккуратно повесил на вешалку, а шарф снять не успел — так и замер с ним, прислушиваясь к Машиному разговору. Она даже покраснела, осознав, что больше прислушиваться ему, собственно говоря, было не к чему: коридор был пуст, а Сурмина, почувствовав свободу, говорила в полный голос.

- Здравствуйте, — прошептала Маша и, поймав затяжную паузу, осознала, что смущаться, по сути, было тоже не из-за чего: ничего предосудительного она не делала, нецензурными словечками не щеголяла и никаких священных таинственных подробностей не раскрыла. Так почему же Красовский смотрит на нее таким взглядом, как будто видит впервые?

— Да уже здоровались вроде, — усмехнулся он, приходя в движение и вешая пальто в шкаф.

Маша отвлеклась, поняв, что не договорила:

- Все, Жень, я пошла. Вечером позвоню, хорошо? Я люблю тебя.

Она хлопнула крышкой телефона, с размаху закинула его в сумку, едва не промахнувшись, и двинула дальше к кабинету, в который их посадили с Игорем в первый рабочий день. Но спиной она продолжала чувствовать на себе взгляд Красовского, и этот взгляд и нервировал ее, и держал в странно подвешенном состоянии.

Она еще не знала, что такое состояние, ставшее для нее в новинку, очень скоро перестанет ее тяготить и станет нормой ее самочувствия — ведь ко всему, как водится, можно привыкнуть — даже к постоянной собственной неуравновешенности. Она не знала этого так же, как и того, что Олег Красовский в тот день, впервые со дня собеседования услышав обрывок ее разговора, неожиданно заслушался ее голосом, и действительно словно посмотрел на нее другим взглядом. Посмотрел на нее так, как будто она впервые после собеседования пришла к нему в офис. Тогда на собеседовании ей удалось его зацепить — уж очень бойко она отвечала. Потом первое впечатление позабылось, особенно, когда выяснилось, что она больший трудоголик, чем все его сотрудники вместе взятые, и что она приходит на работу действительно работать; вместо этого первого впечатления осталось только что-то недосказанное, что задним чувством продолжало его слегка беспокоить. Когда она говорила, на ней хотелось задержать взгляд, чтобы вспомнить, будто вспомнить что-то, что он хотел сказать, спросить, узнать, уточнить у нее, но забыл, и продолжал забывать постоянно.

Он не знал, кто идет по коридору и делится своими переживаниями, но голос показался ему знакомым. И, конечно, она сразу смутилась, стоило ей увидеть его. В его присутствии она будто вжимала голову в плечи, чем-то напоминая ему страуса, но в отличие от пугливых зверей, она не то, что боялась его, а будто намеренно не хотела хотя бы на миг допускать своего начальника за пределы рабочих рамок. Эти пределы он и сам всегда с удовольствием выстраивал и не понял, почему в этот раз они его задели. К тому же, как ему удалось выяснить из долетавших до него разговоров, другие его сотрудники тоже ничего особенного о жизни Марии Сурминой не знали. Она не курила или, по крайней мере, не делала этого в офисе, она не любила праздно разваливаться на диванах в холле, постоянно устраивая себе перерывы, близко она так и не сошлась ни с кем из архитекторов и дизайнеров. Пожалуй, лишь охранник Гриша составлял ее компанию. Он да, как ни странно, второй стажер Игорь (быть может, из-за минимальной разницы в возрасте). При этом сам Игорь активно, видимо, во имя будущей работы на Красовского, общался со всеми сотрудниками, и со всеми успел найти общий язык. Маша же на язык была едковата и офисные барышни начали за глаза называть ее Студеной королевой. Отнюдь не в положительном смысле. Как он понял потом из обрывков разговоров, «Студеной» она была, потому что являлась студенткой.

В общем, студентка была не так проста, как это показалось ему на первый взгляд. Наивная девочка с идеалистичными взглядами понимала намного больше, чем он думал и намного больше, чем второй соискатель на место его помощника, который был при этом выпускником того самого очного отделения факультета архитектуры и дизайна, о пользе которого так распинался Олег на собеседовании.