Новые праздники

Таким образом, как вы понимаете, на праздник, посвященный столетию кино, я шел в более чем приподнятом настроении, то бишь настр мой ни в коем случае не был в тот день хоть в какой-нибудь степени стрёмным, а наоборот, я был счастлив изо всех сил и не подозревал, что оные силы мои в достаточной мере скудны.

Мое счастливое расположение духа не сломила даже неизбежная необходимость ещё раз смотаться до самого дома за малым барабаном для Гаврилова, что, в свою очередь, было чревато тем, что пришедшая на «Дебаркадер» Имярек может там меня не застать и страшно даже подумать, чем это нам грозит. Тем не менее, за малым барабаном я смотался и успел вполне вовремя.

Мою уверенность в том, что все будет сколь нельзя охуенней, подкрепила Эля Шмелева, работавшая тогда на «Дебаркадере» звукорежиссером, рассказавшая мне с большими и искренними глазами о том, что с ней случилась такая удивительная Любовь, что она просто без крыши, и что с ней никогда такого ранее не происходило. Я подумал, что это знак, если в тот день, когда я жду Имярек, мне ни с того ни с сего рассказывают о том, что мы сами с моей возлюбленной испытали всего полгода назад.

Ехидная Катя Живова, будучи как всегда в курсе всех дел, с веселым недоверием, а точнее с уверенностью в том, что ее мирокартина правильнее моей, что, конечно, заведомая глупость, спрашивала меня о том, что, мол, не приплыли ли ещё мои «Алые Паруса», и спустя несколько секунд после того, как я ответил ей, что она может не сомневаться в том, что они действительно приплывут, я увидел, что моя маленькая Имярек поднимается по лестнице и уже ищет глазами меня.

Это же просто пиздец! Вы понимаете, что я испытал?! Да после этого, все мои сегодняшние несчастья – это хуйня собачья! Ведь мало кто может похвастаться, что хоть один раз в жизни он был по-настоящему совершенно счастлив. А я был!

Но, к величайшему сожалению, этой волнительной радости в этот же вечер начал постепенно приходить конец.

Дело в том, что некая девушка, которую я видел до этого всего один раз и, видит бог, совершенно не давал ни к чему никаких поводов, решила, что я просто обязан в эту ночь ее выебать, о чем не преминула поведать мне практически в присутствии Имярек. Очевидно она не простила мне этого до сих пор. Она же ведь у нас скорпион по знаку Зодиака, и ее, как известно, совершенно не ебут объяснения. Так я попался на преступлении, которого не совершал и в тот же день был ввергнут в огненную геену, в каковой нахожусь и поныне.

Сразу после этого инцидента я вынужден был оставить Имярек в зале и пойти играть с «СП». Это было ужасно.

После того, как я освободился, я обнаружил Имярек внизу, в баре, в компании в жопу пьяного друга гавриловского саксофониста Миши Чилахсаева. Как звали этого, блядь, друга, я не припомню, но он постоянно пытался приобнять мою возлюбленную и уже приступил к объяснению, гм, в любви. Она же, как это свойственно всем без исключения женщинам, реагировала на его попытки объятий более чем равнодушно и пристально смотрела мне в глаза. У меня в руках откуда-то взялось пиво, и я молча сидел за столом напротив нее, окруженный своими дальними и близкими знакомыми, и не подозревающими о том, что эта женщина, которую кадрит друг Чилахсаева, имеет ко мне самое прямое отношение.

Я сидел и думал, как мне выпутаться из этой дурацкой ситуации, ни на секунду не сомневаясь в том, что хоть недюжинная физическая сила и не является во мне моим первым очевидным достоинством, но уж твой, блядь, череп мудацкий, думал я о друге Чилахсаева, я тебе размозжу, как милый, можешь не сомневаться, если ты сейчас хоть что-нибудь не так сделаешь. Ты, блядь, охуел – к девочке моей прикасаться!

Но, к счастью, никакого ковбойского шоу устраивать не пришлось, все всё поняли, и мы с Имярек вышли на улицу, сели в троллейбус, и она мне очень четко объяснила, почему я – говно.

И вообще все как-то с самого начала не задалось, и сам за себя говорит тот факт, что после многомесячной разлуки и, казалось бы, обоюдных переживаний, что, мол, нам так друг без друга хуевско, в постели мы оказались только дней через пять, то есть уже в новом (на тот момент) 1996-ом году, в ходе которого я получил такой пизды от жизни, что теперь я уж не тот,

что прежде был,

простите за банальность...

XIV

Ёбанное в рот пальто!!!

XV

Сегодня мне всю ночь мучительно снилась С. По своему не в меру богатому жизненному опыту я знаю, что коли так, то дело пахнет очередной и опять же вечной любовью. Ебано пальто!

Сперва мне приснилось, что мама С, которой я пока ещё в глаза не видал, объясняет мне, что С якобы замужняя девушка и мне вроде как не пристало то да сё. А я ее, маму С, со всей присущей мне пиздоболистостью, уверяю в том, что как она могла обо мне такое подумать, что у нас, мол, сугубо деловые отношения, болезненно ощущая при этом, что я говорю совершеннейшую неправду.

Потом мне приснилось, что сама великолепная С, собрав все свои душевные силы, с трудом находя неслушающиеся ее словеса, говорит мне, что она, мол, певица такого уровня, что нет, никак не может себе позволить скомпрометировать себя сотрудничеством с таким композитором, как я.

В результате этих мазохистских грёз мы с ней самым недвусмысленным образом переспали и остались друг другом довольны.

Господи, как умирать надоело! Именно это сказал среди прочих кайфовых фишечек персонаж захаровского фильма «Тот самый Мюнхаузен». Эту фразу я вполне могу отнести и к себе.

Тем не менее, я уже знаю, как закончится эта повесть. Она закончится так: Надо признать, что за весь отчетный период европейское человечество не придумало ничего гениальнее института семьи и брака.

Именно так я и закончу. И пусть кто угодно, обо мне что угодно измыслит. Собаке – собачья смерть! И простите за все!..

И ведь какой же пиздец! Совсем охуели женщины со своим феминизмом! В корне неправы те, кто считает, что женщины – хранительцы очага. Это чушь! Они в рот ебали и очаг и прочую семейную дребедень. Им несвойственны глубокие переживания, в силу чего им не дано понять, как хуево мужчинам, и почему время от времени им необходимо говорить, что они не говно. Им, женщинам, не требуется ничего подобного. Они и так уверены, что они лучше всех.

Может я и не прав. Может быть, всё это моё бессмысленное словоизвержение связано, и наверняка так оно и есть, лишь с тем, что я безумно устал, я в полном говне, в полном проигрыше, я, извините, не что иное, как просто загнанный зверь.

Поэтому я и ненавижу феминисток! Они, эти сучки, только и заняты тем, что подстрекают своих непорочных сестер, которые, как правило, и покрасивей, и поумнее, не замечать того, что рядом с ними гибнет такой пиздюк-мужичок, как я. Они говорят этим замечательным девочкам, что раз я дохну, значит туда мне и дорога, и надо наоборот меня поскорей и поосновательнее добить. И уж ни в коем случае не заслуживаю я никакой даже самой маленькой любви, не говоря уж о вечной, потому что я во-первых – мужчина, а во-вторых – загнанный зверь. Они, эти сучки-феминистки, хотят смерти своим собственным сыновьям, мужьям, отцам и братьям; в то время когда я готов любую из них на руках носить, если ей это будет так нужно, как мне нужно, чтобы мне хотя бы не расковыривали и без того глубокие раны. К милосердию я уж и не взываю – все равно это бесполезно!

Сучки! Я ненавижу тех, кто хочет кому-нибудь смерти! Я ненавижу их!

Мы, мужики, и так еле живы. И так вы, милые женщины, нас в полное дерьмо загнали, так дайте же хоть умереть спокойно. Отъебитесь! Дайте побыть самими собой хоть в последние пять-десять минут!

XVI

Неприходящий, непроходящий и неизбывный стыд испытывает покорная служка. Но, с другой стороны, кто только его не испытывает! Людям стыд, как воздух, нужен – трам-пам-пам, тарам-пам-пам. Трам-пам-пам-парам простужен, тру-ля-ля обес-куражен. Что-нибудь в этом духе, да? Нет? Ну и идите на хуй!..