Приключения дрянной девчонки

В 5 утра сонный, зевающий Андрей повез меня к месту встречи. Город еще спал, только поливальные машины мыли улицы да птицы уже исполняли утренний концерт. У Главного штаба нас ждал автобус, в котором уже сидели люди с дорожными сумками и чемоданами. Меня встретил подполковник Степаненко, добродушный, еще молодой мужчина с простоватым лицом. Я сразу поняла, какая роль больше придется ему по душе – роль кокетливой полудетской наивное TV прелестной вертушки, милого упрямства. Надо возбудить в нем теплое чувство покровителя.

В девять утра мы уже сидели в автобусе на Чкаловском аэродроме. Лил дождь, и я порядком продрогла. Я позволила себе вслух помечтать: "Сегодня отогреемся в Таиланде". Один из летчиков обратил ко мне усталое, невыспавшееся лицо: "Ты что, в самом деле думаешь, что мы сегодня улетим?" "Конечно", – с легкой тревогой ответила я. "Святая простота, – усмехнулся летчик. – Еще самолета нет, фирма, которая нас отправляет, что-то задолжала Чкаловскому аэродрому, и "Руслан" не сядет, пока не разберутся с деньгами. И вертолетов нет, которые должны загрузить в самолет, – они еще летят откуда-то из центра России. Их погрузка занимает не меньше десяти часов". "А зачем же нас собрали?" – удивилась я. "Атак всегда. Я однажды четверо суток улетал".

После такого разговора я совсем озябла. В час дня мы все сидели на взлетной полосе в ожидании "Руслана". Самолеты садились и взлетали ежеминутно, и летчики на глаз и слух издалека определяли, что за птица направляется к аэродрому, и даже заключали пари. В два часа "Руслана" еще не было, зато приехал представитель какой-то международной организации принимать у летчиков экзамен по английскому языку. Это было пресмешное зрелище. Из тридцати человек летчиков, бортинженеров и механиков только один мог сносно сказать, как его зовут и кем он работает. Всем остальным я надиктовывала слова приветствия, и эти немолодые мужчины старательно записывали в тетрадки: "Май нэйм из… Хау ДУ ю ду. Аи хэв май вайф, май сан энд май флэт". "Господи, как же вы будете летать в Камбодже без языка? Вы же глухонемые!" – ужаснулась я. "Подумаешь, проблема! – с важным видом ответил мне один из летчиков. – Я уже работал в Египте". "И как ты выкручивался?" – с любопытством спросила я. "Очень просто. Например, иду я на посадку, слышу, Диспетчер что-то злобно вопит. Значит, не моя очередь садиться.

Я еще один круг сделал и снова захожу на посадку, у Диспетчера голос спокойный, значит, для меня зеленый свет".

Экзамен сдали все. А я попросила международного представителя подбросить меня в Москву, предупредив Николая Степаненко, чтобы он звякнул мне домой, как только "Руслан" сядет.

Не успела я повернуть ключ в двери, как услышала телефонный звонок. Я ворвалась в квартиру, схватила трубку и услышала короткое: "Срочно на аэродром". Я успела запихнуть в рот один йогурт и бутерброд с колбасой, вызвала Анд рея с работы, и он снова отвез меня на Чкаловский. Но тут возникла проблема. Как пройти через контрольный пункт"

Пропуска на меня не было. В прошлый раз я проезжала в общем автобусе, и документы у меня никто не проверял. Мы дождались шести часов вечера, когда через проходную хлынул поток народа. У меня был довольно скромный вид – джинсы и свитер, да и чемоданами здесь никого не удивишь – все куда-нибудь летят. Но вот шляпа – моя роскошная соломенная шляпа величиной с хорошее сомбреро, блестящая, как солнечный круг, – она слишком привлекает внимание. Советов подтолкнул меня к проходной и велел идти без шляпы. Опустив глаза и ссутулив плечи, я улучила момент, когда окошко контролера закрывали двое высоких широкоплечих и мордастых офицеров, и проскользнула на территорию аэродрома. Отбежав на приличное расстояние, я помахала Андрею рукой. Далее спектакль разыгрывался как по нотам.

Советов подошел к проходной и сказал, что его жена, улетающая сегодня в теплые края, забыла свою любимую шляпу. "Вон она идет, – сказал он, неопределенно махнув рукой в мою сторону. – А у меня нет пропуска. Что же делать?" Женщина контролер растрогалась от такого проявления мужней заботы и пропустила его. "Вы только быстро, – сказала она. – Это ведь военный аэродром. У нас здесь строго".

Андрей догнал меня, и мы с ним, как бы в припадке забывчивости, удалились в парк.

"Руслана" все еще не было. "Ну как же так! – огорченно воскликнула я, обращаясь к подполковнику Степаненко. – Зачем же вы вызвали меня? Я даже не успела поесть". "Ну кто же знал! – ответил он, разводя руками. – Сообщили, что вот-вот приземлится, я боялся, что ты опоздаешь". Я уже собралась снова уезжать в Москву, чтобы вернуться ночью, но потом подумала, что в поздний час мне не удастся пройти на территорию аэродрома незамеченной. Один из летчиков стал рисовать мне схемы поиска дырок в заборе, через которые обычно лазят все, кому не лень. Но схемы были так запутаны, а дырки так ненадежны, что я решила остаться.

Я поспрошалась с Андреем, и он укатил в Москву, а мы снова уселись на полосе ждать самолет. Сгущались сумерки, мы тихонько по тягивали из фляжки коньяк, закусывая его прихваченным) кем-то из дома бутербродами, а металлические птицы, с вое' рассекая воздух, садились и взлетали.

Только в десять часов вечера приземлился ",_. у меня дух захватило от его колоссальных размеров. Это был целый завод на колесах с огромным цехом в металлическом пузе. Трудно было представить, что такая громадина способна оторваться от земли. Началась грандиозная погрузка вертолетов. Меня отвезли в служебное помещение, чтоб я не путалась под ногами.

Слоняясь без дела и от скуки читая объявления на стенах, я нечаянно подслушала разговор между представителем фирмы, владеющей самолетом, и работником Министерства обороны, отвечающим за отправку летчиков. Представитель, потрясая списком пассажиров, говорил примерно следующее: "В списке 4человек.

Кислородных баллонов всего сорок. Девчонку придется не брать". Я подошла ближе и вмешалась в разговор:

– Вы что, хотите сказать, что я не полечу?

– По-видимому, так, – ответил "фирмач". – Я тут ни при чем. Лично против вас я ничего не имею. Мне все равно, кто полетит. Я отвечаю за безопасность пассажиров – если баллонов сорок, значит, отправим только сорок человек. Если хотите, можете отстранить от полета хоть командира экипажа, чтобы освободить себе место.

Если это вам, конечно, удастся, – добавил он ехидно.

Я сделала испуганные глаза, ищущие покровителя:

– Что же мне делать?

– Не знаю, – отрезал "фирмач". Потом более мягким тоном продолжил: – Все, чем я могу вам помочь, – это отвезти вас в Москву, поскольку сейчас время позднее и автобусы не ходят. И то я могу это сделать только в час ночи, так что вам придется подождать в моей машине.

Я была в отчаянии. Я предприняла все бесполезные шаги – беготню по аэродрому, эффектные слезы, переговоры с большими начальниками. Но все напрасно. В полночь, совершенно обессиленная борьбой и театральными истериками, я села в машину представителя фирмы и стала ждать. На меня навалилась усталость этого трудного, долгого-долгого дня. Я закрыла глаза и с наслаждением затянулась сигаретой. Я так измучилась, что нервы утратили чувствительность, и мне уже было наплевать, лечу я или нет.

К машине подошел Николай, я сделала страдальческое лицо. Он наклонился к открытому окну и сказал:

– Даша, мы тут посоветовались и решили, что ты полетишь.

– Каким образом? – спросила я, выпустив изо рта облачко сигаретного дыма.

– Мы сняли с рейса одного бортинженера. Он оказался лишним.

– Как это – лишний? – воскликнула я, от удивления стряхивая пепел прямо на свою голую руку.

– Ну, в общем, он там не нужен. Этот бортинженер был запасным, и мы решили, что как-нибудь без него обойдемся.

– Представляю, как он меня возненавидел, – задумчиво сказала я.

– Нет, мы ему ничего не говорили про тебя, – поспешил с ответом Николай.

– Ага! Значит, это все-таки из-за меня.

– Не совсем. Но я за тебя отвечаю и должен доставить тебя в Камбоджу. А за бортинженера не переживай, он человек военный и ко всему привыкший.