Словарь Ламприера

В эти дни и сменявшие их ночи сон его оставался тревожным: три часа сна, двенадцать часов бодрствования, и наоборот, и всякий раз в разное время. Казалось, словарь продолжает навязывать ему свой собственный неподвластный разуму распорядок жизни. Если Ламприер заставлял себя подняться с постели в семь или восемь утра, как положено, то потом весь день он бездумно слонялся по комнате, погрузившись в свои мечты, тупо глядя в пространство и предаваясь безделью. В один из таких дней он обнаружил, что размышляет об Алисе де Вир, точнее, леди де Вир, которую Септимус назвал любопытной особой и был совершенно прав. «Необычная женщина». Да; это хорошо сказано. Многозначительно и внушает уважение. С важным видом изрекать откровения, произносить фразы вроде: «Итак, подобный ход мысли приводит нас к убеждению…» или: «Если что-либо и способно убедить нас в правоте данного предположения, так это лишь один-единственный аргумент…» — и о тебе скажут: «Этот Ламприер знает больше, чем высказывает вслух». Алиса де Вир пообещала озолотить его. И что она просила взамен? Поддержи меня в этой безделице — и ты получишь все богатство и власть, которыми наслаждался твой предок. Да что там, ты получишь все, что только пожелаешь. Ламприер помнил, как запнулся Пеппард, произнося эти слова: «… на вечные времена…». Маленький человек мог бы сказать и больше, но что-то его остановило. «С теоретической точки зрения, это соглашение должно действовать и сейчас, и впредь…» Алиса де Вир предложила ему осуществить теорию на практике. Он был Ламприером и мог по праву войти девятым в Компанию купцов. Так было сказано в соглашении. Неужели над этой бумагой его отец долгими часами размышлял в своем кабинете? Мистер Чедвик вел дела отца, и поверенный знал о соглашении. Ламприер вспоминал рассказ Алисы де Вир. Она узнала о копии соглашения от Скьюера. Ох уж этот стряпчий по темным делишкам, Скьюер!

Значит, вдова не ошибалась, а Ламприер чуть не поверил, что она сумасшедшая! Пеппард должен был рассказать ему о скрытом смысле договора, даже если этот смысл и показался ему несущественным. А Скьюер! Скьюер лгал ему и, нарушая тайну завещания клиента, его отца, он тут же побежал к Алисе де Вир и продал доверенную ему информацию за гроши.

Ламприер поглядывал из окна на улицу, сражаясь со своим пальто. Когда оно высохло, он счистил с него поддавшуюся ему часть грязи. Нельзя сказать, что оно имело теперь приличный вид, — оно стало пятнистым: розово-серым. Ламприер натянул сапоги и проверил содержимое карманов: ключ, монеты, миниатюрный портрет матери, напомнивший ему о Розали и о том, как Лидия спрашивала его о ней. Тут же всплыли и кошмарные воспоминания о глухих ударах по крыше кареты, которые он слышал, даже находясь в полусне. С тех пор миновало немало дней. Но он не мог забыть, как голова стучала о крышу кареты… Впрочем, когда Ламприер вышел на улицу, его мысли опять вернулись к Скьюеру, к Пеппарду тоже, но прежде всего — к Скьюеру. Мистер Скьюер пригласил его заходить к нему в любое время, когда понадобится, «по любому делу, пусть даже самому мелкому». Именно так он и сказал.

Приближаясь к Саутгемптон-стрит, Ламприер размышлял об этом приглашении. Теперь у него действительно возникло небольшое дельце. Оно имело отношение к нарушению тайны между поверенным и доверившимся ему клиентом, и теперь Ламприер лишь желал поблагодарить Юэна Скьюера за то, что тот так щедро предложил ему свои услуги.

Ламприер шел в контору стряпчего той же дорогой, что и в первый раз. Вот здесь он чуть не влез в кучу лошадиного дерьма, но Септимус вовремя увлек его в сторону; на Стренде был этот верзила с цыплятами, потом им встретился пьяный Уорбуртон-Бурлей, потом они расстались с ним и двинулись дальше по Флит-стрит, потом вверх по Ченсери-лейн и наконец добрались до дворика, в который Ламприер вступил теперь в одиночестве, пересек его и поднялся по ступеням. Как в тот раз Септимус, он шагал через две ступени, но затем сходство нарушилось: в прошлый раз Ламприеру пришлось несколько минут потоптаться в прихожей, но теперь он даже не успел добраться до верхней ступеньки, как из-за двери донесся знакомый разгневанный голос. Дверь открылась, и вышла вдова Нигль. Для полного сходства с прошлым визитом ей следовало бы еще находиться в кабинете Скьюера. Ее туфля уже зависала над головой Ламприера, но затем вдова передумала, хотя на лице ее была написана ярость.

— Зачем вы пришли сюда? Разве я вас не предупреждала? — Она двинулась на Ламприера. По ту сторону двери Пеппард сейчас, должно быть, устало откидывался на спинку стула, все еще взволнованный. А Скьюер, наверное, еще рдеет румянцем. Ламприер улыбнулся.

— Здесь нет ничего смешного, молодой человек, — продолжала вдова. — Я сознаю, как может выглядеть пожилая женщина в гневе. Но вы пребываете в полном неведении относительно причин моего гнева, мистер Ламприер. И если вы не понимаете, что к чему, лучше думайте о себе. Вам хватает своих проблем.

Ламприер перестал улыбаться. Вдова оттолкнула его и спустилась по лестнице. Ламприер не стал стучать в дверь, а повернулся и побежал за нею. Вдова уже шла через двор.

— Каких проблем? — закричал он ей вслед, когда до него дошел смысл ее слов. — Я смеялся не над вашим горем. Видите ли, Скьюер…

— Не делайте ошибки, мистер Ламприер, и не старайтесь быть снисходительным.

Вдова хотела уйти, но Ламприер удержал ее, схватив за руку:

— Я не хочу быть снисходительным. Я не смеюсь над вами. Я просто пытаюсь объяснить.

Его охватило то же чувство, как тогда, в карете, когда ему не верили, что он знаком с Джульеттой. Вдова пристально посмотрела на него. Ламприер отпустил ее руку.

— Вы пренебрегли моим советом. Я сказала вам, чтобы вы не доверяли Скьюеру, а теперь, если вы убедились в этом, объясняйтесь с ним.

«Какие проблемы она имела в виду?» — вертелось в голове у Ламприера.

— Вы были правы, — быстро проговорил он.

— Что касается ваших проблем, то мне известно лишь одно, — сказала вдова. — Скьюер служит одному-единственному хозяину, и этот хозяин — не вы. Ничто из того, что он делает, не пойдет вам на пользу. А теперь, если вы позволите…

— Одному хозяину?

— Это длинная история, мистер Ламприер. Учтите это, если хотите услышать ее.

— Вы позволите мне зайти к вам? — спросил Ламприер. — Может быть, сегодня вечером?

— После того как вы встретитесь с мистером Скьюером? Боюсь, что вы не будете желанным гостем.

— Тогда в другой день. Завтра.

— Выбирайте, мистер Ламприер: или вы идете со мной сейчас, или больше меня не беспокоите, —

, сказала вдова и пошла прочь. Ее тон не оставлял места для сомнений. Предательство Скьюера. Один-единственный хозяин. Вдова выходила в ворота, когда Ламприер решительно направился за ней, разрываясь между любопытством и обидой. Вдова уже пропала из виду, слышны были только ее шаги.

— Постойте! — закричал Ламприер и побежал за ней следом.

— Когда они будут писать свои исторические книги, мое имя прожжет дыру в странице. Мое имя — Фарина!

Ламприер узнал этого воинственного оратора, когда они с вдовой Нигль огибали толпу, собравшуюся на улице перед трактиром. Они сели за столик у окна.

— Это они подожгли фитиль, друзья мои, а не я и не вы, — долетел до них голос с улицы. — Они думают о своих разжиревших дочках и своей заплывшей жиром удаче, когда вороны Сен-Жиля выхватывают кусок хлеба из наших ртов и матери из Спитлфилдз подбрасывают своих младенцев на церковную паперть… — Толпа вокруг оратора гудела. Ламприер видел Фарину у «Робких ручонок» в ночь, когда они с Септимусом были в Поросячьем клубе, тогда он размахивал шелковой тряпкой как флагом и выступал перед небольшой группой прохожих. Теперь толпа была больше. И слушатели были настроены более решительно. Вдова отвела взгляд от окна.

— Если вы так ненавидите Скьюера, то зачем же вы ходите к нему в контору? — спросил Ламприер.

— Разве я ненавижу его? — ответила вдова. — Я его презираю. Скьюер — просто жалкий человечек, он не стоит ненависти. Дело в том, что в конторе Скьюера находится не только Скьюер.