Гиппопотам

азные виды «греховности»? Ну что же. Если я ломаю ногу, я обращаюсь к моему старому другу доктору Познеру. Если у меня разбивается сердце, я обращаюсь к моему старому другу доктору Макаллану.

– Доктору Макаллану?

– Он имеет в виду виски, – пояснила твоя мама, смерив Теда кислым взглядом, в котором так и читалось: «А не заткнуться ли тебе и не оставить нас всех в покое?»

– Ага, – сказал епископ, – но допустим, так или иначе занеможет кто-то из ваших детей?

– Это рехнется, что ли?

– Если угодно. Полагаю, вы не станете их накачивать виски?

– Меня всегда поражало одно, – сказал Макс. – Если кто-то начинает воображать себя Наполеоном, я отсылаю его к тому, кто считает себя герцогом Веллингтоном. И все остаются довольными.

– Да, но людей, чье духовное нездоровье очерчено столь ясно, не так уж и много.

– А, ну вот видите, теперь вы говорите «духовное». «Духовное нездоровье» одного человека – это «заниженная самооценка» другого, а та – «переизбыток сахара в крови» третьего, он же «холистический дисбаланс» четвертого. Вы платите непомерные деньги и совершаете ваш ничего не стоящий выбор. Факт же состоит в том, что ничто и никогда невозможно по-настоящему вылечить, или исцелить, или починить.

– О чем это ты? – спросил Майкл. Разговор принимал опасное направление.

– Все подвержено гниению. И, рискуя показаться предвзятым, все-таки скажу – остановить этот процесс способно только искусство.

– Что за куча напыщенной херни, дорогой, – сказал Оливер. – Времена, когда искусство даровало бессмертие, давно миновали. «Пока дышать и видеть нам дано, живет мой стих – и ты с ним заодно»{[156]} и прочий хлам в этом роде. Вечную жизнь дало нам всем изобретение фотокамеры. И «Темная леди», и «Золотой мальчик» сонетов теперь не более бессмертны, чем Опра Уинфри{[157]} или игроки «Колеса Фортуны»{[158]}.

Но Теда так просто было не сбить.

– Ты и сам в это не веришь, а кроме того, я говорил совсем о другом. Да и не станешь же ты отрицать, что художники – уж мертвые-то наверняка – более интеллигентны, чутки и интуитивны, чем любой психиатр со степенью по психо-трепотне, полученной в Кильском университете, или провинциальный перхотный пастор с дипломом Кингза{[159]}, или, если на то пошло, полоумный друид, канализирующий энергию при помощи горячих рук и куска аметиста.

– Но, сладенький мой, все мы знаем, что как раз искусство и сводит людей с ума.

– О, художники безумны, Оливер, тут я с тобой согласен. Каждый Джек и каждая Джилл из них. Все, кто имеет дело с душой человека, безумны. Покажи мне умственно здорового психиатра, и я покажу тебе шарлатана, покажи мне непорочного священника, его преподобие епископ не в счет, и я покажу тебе вероотступника, покажи мне здорового целителя из «Нового века», и я покажу тебе надувалу. Но кто станет спорить с тем, что, отправляя пациентов в оперу или в картинную галерею, мы даем их израненным душам бальзам, лучший того, который они вкушают, когда мы заставляем их рассказывать о своих отношениях с мамочкой