Аномальная зона

7

Проходившие мимо работяги с интересом косились на новенького, но вопросов не задавали – тюремное бытие приучает к сдержанности. Фролов уже собрался было пристроиться в хвост очереди усталых мужиков, взбиравшиеся в затылок друг к другу на многоярусные террасы, как его хлопнули по плечу:

– Погодь, фраерок!

Капитан обернулся и увидел стриженого наголо зека. Тот оскалился, обнажив два ряда золотых коронок и, растягивая слова, предупредил:

– Будь здесь. Щас тебя на сходняк стребуют.

По обилию золота во рту, на татуированных пальцах рук, в мочках ушей Фролов догадался, что перед ним местный блатной. Капитан порылся в кармане, извлёк подаренный новопреставившимся кисет, развязал тесёмку, предложил урке:

– Угощайся, братан!

– Я тебе не братан, – скривился тот. – Может, ты по этой жизни ваще петух, а туда же – закурить предлагаешь!

– Ну, как хочешь, – пожал плечами Фролов и, уже ловчее свернув цигарку, присмолил её от буржуйки дневального. А потом попенял блатному: – Ты арестант наверняка правильный, с понятиями. Зачем незнакомого человека обижаешь? Был бы я опущенный, разве сунулся к отрицаловке с махрой? Я, конечно, блатного из себя не корчу, но по масти – твёрдый мужик. И не жлоб. А потому, сам закурив, из вежливости и тебе предлагаю. Непривычен в одиночку, под одеялом, пайку сжирать.

Блатной уже по-другому, с любопытством, осмотрел новичка. Засомневался:

– Ох, прикидываю я, в натуре, не простой ты фраерок… И на мужика что-то мало похож… Уж не вохровец ли засланный?

– Во! – показал ему капитан, задрав рукава, растёртые в кровь кандалами запястья. – Я вашим вохровцем таких плюх накидал, что они меня в железо заковали!

– Из вояк он, – подключился к разговору дневальный. – Может, даже и офицер. И погоняло у него Капитан.

– Разберёмся… – хмуро пообещал блатной. – Нам по хрену, кто кем на воле был. Там он, может, и генерал, а в лагере возле параши окажется…

Опять ударили в рельс – теперь не гулко, с оттяжкой, а по-иному, часто-часто – бум-бум-бум-бум…

– Пора. Давай двигай за мной, – высокомерно кивнул Фролову блатной и, не оглядываясь, нырнул в полумрак.

В центре пещеры довольно большое, с хоккейную коробку величиной, пространство оказалось запружено народом. На дощатом помосте, наскоро собранном, как решил милиционер, специально для сходняка, восседали на лавках человек двадцать. По одну сторону, судя по золотозубым улыбкам, урки, по другую – мужики-пахари. В центре высилось огромное, с прямой спинкой, кресло, больше напоминавшее трон, целиком отлитое из золота и украшенное затейливыми узорами, а также крупными камнями. По тому, как играли огнями на их гранях сполохи пламени, Фролов решил, что это – самоцветы, тоже, вероятнее всего, добытые в шахте.

На троне, явно великоватом для его комплекции, примостился довольно тщедушный и блестящий лысиной мужичок, облачённый в прохудившуюся во многих местах матросскую тельняшку. Его тощую шею змеёй обвивала массивная золотая цепь. Из засученных рукавов торчали синие от татуировок руки. В пальцах плюгавый пахан ловко перебирал крупные, аспидно-чёрные зёрна чёток.

Что главный подземный вор Веня Золотой, несмотря на хилое телосложение, смертельно опасен, милиционер понял по тому, как тот в полумраке безошибочно вычислил новичка, впился в него тяжёлым взглядом желтоватых глаз, и пока Фролов, направляемый тычками собравшихся, пробирался сквозь толпу, а потом вставал на отведённое для него место у подножья настила, пахан уже наверняка составил себе представление о новом зеке.

Капитан оглядел кучковавшихся вокруг перемазанных грязью и сажей, нестриженых и нечёсаных, обряженных в лохмотья подданных этого подземного самодержца и вскинул голову, стараясь держаться непринуждённо и независимо.

Пахан поднял исписанную синими наколками руку, и гвалт, разносившийся над толпой, стих мгновенно, с коротким выдохом, будто каждому из бубнящих монотонно зеков финский нож всадили под сердце.

Обведя взглядом народ, Веня Золотой остановил взор на Фролове и произнёс тихим, скрипучим голосом в мёртвой тишине:

– Ну, здравствуй, мил человек. Расскажи-ка мне и парням моим, кто ты такой, откуда и зачем к нам пожаловал? Мы здесь все как одна, хе-хе, семья. Можно сказать, сродственники. А какие могут быть от родных секреты? Так что давай колись, ничего не утаивай!

– Какие уж тут секреты от товарищей по неволе… Я капитан милиции. Фамилия моя Фролов. Прибыл на территорию лагеря со специальным заданием.

По толпе пронёсся глухой ропот. «Мент… мусор…» – различил капитан. Но он продолжил невозмутимо.

– Был задержан членами незаконного вооружённого формирования, которые называют себя администрацией лагеря, лишён свободы и брошен в эти вот подземные застенки…

Стоящие вблизи зеки отринули от Фролова, будто от зачумленного, урча по-волчьи, и милиционер краем глаза различил в полумраке блеск мигом извлеченных из-под лохмотьев ножей.

Пахан задумчиво крутанул в руке чётки и бросил коротко сходке:

– Ша! Заглохли все! – а потом обратился к капитану вкрадчиво: – А знаешь ли ты, гражданин легавый, что по нашим понятиям, по воровским, мы тебя прямо здесь и сейчас кокнуть должны? Отправить… хе-хе… милицейского капитана в вечное плаванье!

– Знаю, – кивнул Фролов, – а только понятия ваши, пацаны, сейчас вроде как недействительны.

– Это почему же? – искренне удивился пахан, настроенный, видимо, не сразу валить новичка, а поиграть с ним, как кошка с мышкой, развлечь себя и братву разговором с необычным залётным фраерком.

– Да потому, что и ты, и все парни твои – не зеки. Поскольку находитесь в неволе без приговора суда. А значит, и понятия зоновские на всех здесь присутствующих не распространяются. А на воле, сами знаете, мастей нет. Все мы граждане России…

– Это какой такой России? – притворно изумился пахан. – Не знаю я никакой России! И сидим мы правильно. Нам родная советская власть сроки отмерила. Батяне моему особое совещание тройки четвертак впаяло. Потом добавили. Ну а я, как потомственный зек, по наследству сижу. И дети мои будут сидеть. И внуки. – Веня Золотой повысил голос, а толпа, поддерживая его, заурчала согласно. Пахан ударил себя кулаком с зажатыми в нём чётками в грудь: – Мы – воры! А воры при любой власти будут сидеть. Это наша жизнь, и другой нам не надо!

– Пусть так! – смело шагнул вперёд Фролов, нетерпеливо стряхивая с плеч руки вцепившихся в него с готовностью растерзать зеков. – Я согласен с тобой и считаю, что вор должен сидеть в тюрьме!

Веня Золотой кивнул благосклонно, сделал знак, и его подручные послушно отпустили милиционера. А тот, несмотря на драматичность сложившейся ситуации, усмехнулся невольно. В первый раз он столкнулся с тем, что ставшая классической фраза киногероя Глеба Жеглова нашла полное понимание и поддержку со стороны уголовников.

– Пусть так! – продолжил милиционер. – Но ведь сидеть вор должен за что-то! Домушник – бомбить квартиры, ширмач – по карманам шарить, медвежатник – сейфы вскрывать, майданщик – чемоданы чужие тырить. А вы и воры-то какие-то… потенциальные.

– Ты нам не хами, фраерок! – грозно сдвинул брови пахан, услышав незнакомое слово.

– Ну, я в смысле – гипотетические. То есть преступления не совершили ещё, а срок получили. А вот вохра ваша – наоборот. Самые что ни на есть уголовники! Незаконно лишили свободы большую группу людей – раз! – принялся загибать капитан пальцы. – Создали незарегистрированное в установленном порядке вооружённое формирование – два! Добыча драгметалла без лицензии и его реализация – три! Если все их грехи подсчитать, то вся администрация лагеря должна с вами местами поменяться и на бо-о-ольшие сроки подсесть! – с воодушевлением завершил свою речь Фролов.

Пахан задумчиво пощёлкал тяжёлыми зёрнами чёток.

– Поменяться с вохрой местами? Их, значит, в забой, а нас, уркаганов, на вышки? Ну-ну… Контрреволюционной агитацией занимаешься, а ещё говоришь, что ни за что посадили… Ни за что у нас, брат, не сажают. Каждому, если присмотреться, статью пришить можно… Ну а что, – обернулся он к чинно восседавшим на помосте парламентариям, – народ по этому поводу соображает?