Музыка любви

Но постепенно надежда себя исчерпала, и, чтобы не задохнуться от невостребованной любви, он позволил Трини быть рядом. Они поженились в церкви Сан-Кукуфате, на улице Принцессы, в присутствии двух безмолвных свидетелей. Медового месяца не было — средства не позволяли.

Скрепя сердце Жоан счел своим долгом отказаться от работы пианиста, потому что жалованья не хватало на содержание семьи. Он не хотел, чтобы его жена кому-либо мыла полы, кроме того, им требовалось отдельное жилье.

Ему удалось устроиться в столярную мастерскую на улице Пальярс, где он ежедневно касался пианино и роялей, но не клавиш, как раньше, а деревянных пластин, которым только предстояло стать каркасами.

Дни его протекали буднично и тускло. Только жизнерадостность Трини порой напоминала вдруг, что он еще жив. И раньше немногословный, он сделался вовсе молчуном, и соседи постоянно судачили: как могла эта веселая, энергичная женщина выйти замуж за такого нелюдима?

Он не расстался с привычкой ходить на волнорез, где снова и снова переживал краткие мгновения утраченного счастья. Иногда он жалел, что удержался в тот день и не бросился в море. Все представлялось ему бессмысленным. Он потерял мать, отца, Соледад, а теперь в довершение всего еще и рояль. Ничего хуже уже не случится.

Жоан чувствовал, что предает Трини тем, что не отвечает на ее любовь, как она того заслуживает, со всем пылом молодой страсти. И самое ужасное, что она это понимала. То и дело она донимала его вопросами: хорошо ли она выглядит, потому ли он избегает супружеского долга, что не хочет детей, одно, другое, третье... От словесного града он предпочитал спасаться бегством.

Он продолжал сочинять сонаты, все до единой грустные, даже записывал их, но никогда не исполнял. Тайну своей несбывшейся любви он носил в сердце и открыть не мог никому, в особенности жене, которую ни в коем случае не хотел ранить. Он был безмерно ей благодарен, видел, как она старается сделать его счастливым. Трини баловала его, как могла, готовила его любимые блюда, заводила пластинки, расчесывала волосы, временами баюкала как ребенка... Она прилагала все усилия, чтобы воскресить его душу, и раз за разом терпела поражение.

Вечер 7 мая 1950 года навсегда врезался в память Жоана Дольгута.

Он стоял на волнорезе с нотной тетрадкой в руках, когда порыв ураганного ветра швырнул его на камни. Море беспокойно металось и пахло розами. Много лет он не вдыхал этого запаха. Подобные странности происходили с воздухом, только когда рядом с ним была Соледад. Но на сей раз ветер принес с собой еще и тошнотворное дыхание смерти. К смутному аромату роз примешивался оттенок беды. И почудилось ему, что в волнах тонет невеста, одетая в белое кружево, и исчезает на дне, задыхаясь в толще гниющих водорослей. Сокрушительный удар сердца убил в нем последнюю незавершенную сонату. С того дня Жоан больше не писал музыки. Вдохновение покинуло его навсегда.

Сам не зная как и почему, он безошибочным чутьем влюбленного понял, что Соледад отныне принадлежит другому.

И для Соледад Урданеты 7 мая 1950 года прошло необычно. В день ее великолепной свадьбы похоронный кортеж преградил ей дорогу, и она опоздала в церковь. Пока гости перешептывались, строя фантастические гипотезы, а Жауме Вильямари изводился у алтаря, опасаясь, как бы Соледад не передумала в последний момент, автомобиль Бенхамина Урданеты стоял на месте. Движение транспорта перекрыли, чтобы пропустить траурную процессию.

Запах ладана, молитвенное бормотание и стук четок мешались с громкими стенаниями родственников, вереницей тянущихся мимо свадебной машины. В волосах невесты поникла веточка флердоранжа; радость ее, и без того не слишком искренняя, улетучилась.

Хоронили красивую девушку.

Погребальные дроги, влекомые шестью гнедыми, рассыпали на пути сотни крошечных черных цветочков, предвещающих печали. Соледад Урданета не верила в случайность этой встречи. Пророчество смерти при жизни неотступно преследовало ее до алтаря, где она произнесла самое тихое и грустное «да», когда-либо звучавшее в соборе.

Едва они, уже муж и жена, вышли из церкви, как невесть откуда взявшееся облако пепла запорошило белое платье новобрачной. Газеты впоследствии окрестили ее «черной невестой».

Андреу Дольгут и Аврора Вильямари вернулись из Колумбии в любви и согласии. В Боготе они оставались недолго, только посетили место, где некогда стоял мыловаренный завод Урданеты, а теперь возвышался огромный торговый центр. Тут они осознали, что время поисков прошлого подошло к концу и начинается время для них двоих.

В Барселоне их ожидала действительность, которая никуда не денется, если они сами не приложат усилия, чтобы ее изменить.

По окончании путешествия Андреу без промедления созвал на совещание своих адвокатов и официально изложил им дело. Развод стал для него задачей первостепенной важности.

— Торговаться надо с позиции силы, Андреу, и ты это знаешь лучше, чем кто-либо, — сказал один из адвокатов.

— При нынешнем положении дел, — подхватил другой, — учитывая подписанные тобой поправки к контракту, ты не урвешь ни цента. Надо запастись козырем.

— А неверность моей жены?

— Улики есть?

— Ни одной. Но я своими глазами видел, как она выходит из подъезда и прощается с любовником.

— Ты можешь это доказать?

— Ты имеешь в виду: есть ли у меня фотографии, видео или свидетель, который подтвердит мои слова?

Адвокаты дружно закивали.

— Нет.

— Если нет доказательств, то ты ничего не можешь сделать. Либо уйдешь из фирмы по-хорошему, причем фактически с пустыми руками, либо тебя уволят и...

— Не продолжай, — отрезал Андреу. — По условиям контракта мне оплатят шесть дней за отработанный год. Курам на смех. Об этом не может быть и речи. Мне нужны акции, на которые я имею полное право.

— Учитывая, в каких обстоятельствах и кому именно ты вознамерился противостоять, лучше бы тебе поскорее разжиться неоспоримыми доказательствами. Это называется шантаж, дорогой друг. Чем солиднее звучит фамилия, тем сильнее ее обладатель боится скандала...

— Ты как, раздобыть улики сможешь? — вмешался еще один адвокат. — Мы поможем, если надо. У нас...

Андреу перебил его.

— Спасибо, этим я сам займусь. Есть у меня один детектив, которому я поручал кое-какие дела. Он вполне компетентен.

Как только совещание закончилось, Андреу позвонил Гомесу и договорился о срочной встрече сегодня же вечером.

Они сидели в углу бара «Сандор» на площади Франсеска Масиа. За последние недели детектив добился значительного прогресса в том, что касалось эксгумации останков Хосе Дольгута. Несколько раз он приезжал на место со специалистами по раскопкам, которые, проанализировав почву и прикинув размеры захоронения, рассчитали приблизительную стоимость операции. Не хватало только разрешения правительства, но Гомес заверил Андреу, что, если тот возьмет на себя финансирование проекта и лично подаст прошение, никаких затруднений не возникнет.

— С властями я все улажу в кратчайший срок. Знаете, Гомес, я весьма доволен вашими результатами. А лучшей наградой за хорошо выполненную работу является другая работа, не так ли?

— Сеньор Андреу, я, разумеется, целиком и полностью в вашем распоряжении... Неприятности на фирме? — Детектив так и не расстался с мечтой о промышленном шпионаже.

— Нет, Гомес. Я хочу, чтобы это задание вы выполнили с блеском. Тогда я, возможно, подумаю о том, чтобы в будущем поручать вам кое-какие дела компании. Сейчас мне нужны от вас неопровержимые улики... не стесняйтесь в средствах. Снимайте на видео, фотографируйте. Если потребуется, снимите на несколько дней квартиру с хорошим обзором...

— Признаться, вы меня заинтриговали, сеньор Андреу. О чем же идет речь?

— О супружеской измене. Моя жена... надо, чтоб вы поймали ее с поличным. Выясните имя ее любовника, род занятий, социальный статус, но в первую очередь — как можно больше компрометирующего материала, сами понимаете. — Андреу сверлил его пристальным взглядом. — В случае успеха вас ждет щедрое вознаграждение. Вы мое слово знаете.