Четыре сезона

Улицы Канта в этом городе нет. Профессор прожил в родном Кенигсберге всю долгую, без малого восемьдесят лет, жизнь, за исключением десятилетия, проведенного в качестве учителя в состоятельных семьях, владевших пригородными поместьями. Философ, по свидетельству многих биографов, вел однообразное существование, оттого, может быть, что напряженной работе его мысли был необходим хотя бы какой-то контраст. Впрочем, по молодости, вспоминают современники, Иммануил Кант казался франтом и даже заслужил прозвище «изящный магистр», поскольку не отворачивался от моды и имел учтивые манеры. Жениться ему, по-видимому, помешала щепетильность: Кант не считал возможным соединить свою судьбу с женщинами того круга, в котором вращался, с дамой из высшего общества — в силу собственного неблагородного происхождения и скромного достатка. Отец ученого был простым шорником, к тому же последователем строгого пиетистского течения в лютеранстве, того вида религиозного благочестия, что призывает к непрестанному углублению веры, а не к пустым развлечениям. Тем не менее Кант не считал себя затворником, его часто видели в городском театре Аккермана. Захаживал профессор и на музыкальные вечера в особняк графини Кайзерлинг, но долго там не задерживался, предпочитая музыке беседы, предшествовавшие концертам. По силе, вызывающей душевное волнение, Кант ставил музыку на второе место после поэзии, хотя в целом его отношение к искусству было прагматичным: «Под некоторую музыку я люблю думать». В юности Кант даже писал романтические стихи, но серьезно к этим своим опытам не относился. Что ж, любовь — эмоция, противоположная чистому разуму.

Словечко «Кениг» нет-нет да и возвращается в Калининград, хотя по-прежнему даже фонетически два мира роднит совпадение звуков «к», «н» и «г», а разделяет — пропасть между цивилизациями. Частная транспортная компания называется «Кениг-турз», за оттопыренную пластиковую панель в кабине гостиничного лифта втиснута визитная карточка эскорт-службы «Кениг-престиж». Тут-то вариантов нет: в названии фирмы, где служат девочки по вызову, Калинина неупомянуть. Местный молодежный шик — прогулка «по Кенигу» с бутылкой «Кенигсберга» в руке. На волне перестройки Калининграду намеревались снова перепридумать имя: предлагали, скажем, Балтийск или Кантоград. Дальше намерений дело не двинулось, но памятник Канту в сквере у здания университета, преподавателем которого философ пробыл почти полвека, восстановили.

Но прошлое все равно не вернуть, разве что осколки его, да и нужно ли, возможно ли возвратить? Наверное, об этом думают, прогуливаясь по Серпуховской улице и вспоминая пролегавшую некогда здесь Философенздамм; стоя на углу набережной Карбышева и Октябрьской улицы и представляя на этом месте рынок Оксенмарт, немощные немецкие старички. Их и их предков давным-давно депортировала армия победителей, Сталин сполна рассчитался с немцами за Великую Отечественную. Победители словно знали: появится в будущем такой источник пополнения бюджета Калининграда, «ностальгический туризм». Считается, что по характеру калининградцы похожи на американцев: та же психология переселенцев, то же смешение крови и традиций, та же теория «плавильного котла». Прежде у города был другой норов, наверное, отличный от нынешнего так же, как характер М. И. Калинина отличается от характера германских курфюрстов и магистров Тевтонского ордена.

При социализме в прусском котле выплавилось что-то не то. Войны ведутся, чтобы захватывать чужое; штурм Калининграда весной 45-го года оплачен кровью полутора тысяч советских гвардейцев. Восточная Пруссия была плацдармом гитлеровского похода на восток, и не зря Кенигсберг, где веками строили фортификационные сооружения, считался лучшей крепостью Европы. Стыдно не за то, что когда-то завоевали. Стыдно за то, во что чужое, ставшее своим, превратили. Наказывали врагов, словно действуя с категорическим императивом разрушения; закопав в землю, разворовав, запустив, развалив то оставшееся немецкое, что не стерла в порошок авиация.

Привнесенное свое сплошь оказалось уродливым, как недостроенный Дворец Советов, как скульптура «Новая эпоха» в местном Музее янтаря, тоже неуютном, поскольку организована экспозиция в казематах старого форта «Дер Дона», того, что штурмом брали в победоносном апреле советские солдаты. «Новая эпоха» — янтарный земной шар в янтарных руках янтарного рабочего; к янтарному постаменту прислонен янтарный молот. А новая эпоха старого Кенигсберга — в названии Калининград.

…Почти всю жизнь философ Кант испытывал материальные затруднения. Научные трактаты принесли ему славу, но не богатство. Канту приходилось читать лекции по многим дисциплинам — философии, логике, антропологии, географии, механике, метафизике, математике, минералогии и даже фортификации. Он не без труда получил звание приват-доцента, внештатного преподавателя, лекции которого оплачивали студенты, за 62 талера в год подрабатывал в университетской библиотеке. Продвижение по служебной лестнице оказалось медленнее полета научной мысли, хотя в конце концов Кант стал профессором, а потом и ректором Альбертины. Собственный дом он смог купить только к 60-летию. В том же 1784 году Кант получил от студентов и коллег памятную медаль, на аверсе которой был выбит портрет философа, а на реверсе красовалось изображение Пизанской башни с сидящим у ее подножия сфинксом. Надпись на медали гласила: «Истину укрепляет исследование ее основ». Юбиляра, как утверждают современники, подарок земляков не растрогал, может, потому, что признание несомненных заслуг показалось ему запоздалым. Ведь Канта давно и настойчиво приглашали на профессорские должности почтенные немецкие университеты, Эрлангенский, Йенский, ему предлагали выгодные условия, но ученый отказывался, ссылаясь на привязанность к родному городу.

В 1789 году Канта посетил Николай Карамзин. Вот воспоминания русского писателя: «Меня встретил маленький, худенький старичок, отменно белый и нежный. Первые слова мои были: „Я — русский дворянин, люблю великих мужей и желаю изъявить мое почтение Канту“. Он тотчас попросил меня сесть, говоря: „Я писал такое, что не может понравиться всем: не многие любят метафизические тонкости“».

«Не всем» нравилась убежденность Канта в том, что жизнью движут не политика и деньги, а законы нравственности и морали. Ученый не стеснял себя в суждениях, открыто критикуя вполне конкретных и очень влиятельных лиц. Он, например, предостерегал прусского короля Фридриха от намерения открыть боевые действия против России (Фридрих в итоге войну проиграл); опубликованная философом в конце жизни книга «Религия в пределах только разума», размышления о сущности влечения к Богу, вызвала столь сильное недовольство двора, что Кант до конца жизни оставался в опале. Его максимы и сейчас звучат вполне злободневно: если рассчитывать только на чудо, если ждать помощи от внешних сил, от Господа лишь путем почитания его, по принципу «я — Тебе свечку, Ты — мне благо», лучше не станешь и счастья не добьешься.

…«Типичные для Западной Европы мотивы сменяются видами, обычными для современных советских городов», — пишут в путеводителе. И впрямь: памятник Фридриху Шиллеру, наверняка единственный в России, на проспекте Мира стоит напротив поросячьего цвета здания областного драмтеатра. Драмтеатр, как и весь проспект, в превращенном в руины городе поднимали немецкие пленные. И теперь в этих типовых, с некрашеными коммунальными проплешинами домах на улице Кутузова не угадаешь очертания вилл квартала Амалиенау, а в разделенных пустырями серых коробках вдоль берега ледяного Верхнего пруда — жилой комплекс Марауненхоф, проектировщик которого, инженер Хартман, слыл одним из самых продвинутых архитекторов Европы. Вот кирха памяти королевы Луизы, ее в 1901 году освятила кайзерская чета — тут теперь кукольный театр. В кирхе Святого Семейства — концертный зал филармонии, а Юрипенская кирха, старейшая в крае, стала православным Святоникольским собором. Все изменилось к русскому. И продолжает меняться: за мощной спиной монумента Ленину (он как-то раз проехал через Кенигсберг) построится еще один огромный Божий храм. А вот примета постсоветской жизни — рекламная вывеска «Аварийное вскрытие» с указанием адреса и телефонов. Речь, не подумайте страшного, идет об автомашинах.